Дениз прожила шесть полных приключений лет – вдвое дольше, чем ее дикие родичи. Она скончалась в 1986 году, в то время, когда хорьки только начинали про никать в американскую поп-культуру. Мы тешим себя мыслью, что получивший широкое распространение «Дневник Дениз» сыграл некоторую роль в повышении интереса публики к хорькам. В 1986 году на первой странице Wall Street Journal хорьки были объявлены домашним животным года. Примерно десять лет спустя знаменитости, в том числе Мадонна и Пэрис Хилтон, тоже поддались моде и начали заводить хорьков в качестве стильных аксессуаров. Первого хорька Пэрис Хилтон звали Синдерелла (2005), двух других ее хорьков, по имени Дольче и Габбана, конфисковали власти штата Калифорния.
В 1988 году, скучая без неудержимой энергии Дениз, мы завели Спайка, хорька-самца с кротким характером, совершенно не похожего на Дениз. Белые пушистые хорьки с невинной мордочкой, такие как Спайк, нередко бывают более «домашними» – они умеют смотреть людям в глаза и почти не кусаются. Такие хорьки, как Дениз, с черными хвостами и лапами, стройным худощавым телосложением, заостренными носами и черными масками, как у енотов, больше напоминают своих диких родственников, почти вымерших черноногих хорьков из прерий. Дениз не только была хитрее и чаще вела себя как дикий зверь – пожалуй, справедливо будет добавить, что она и ей подобные всегда казались нам более сообразительными, чем их пушистые белые кузены.
Как все хорьки, Спайк был воришкой, и таскал буквально все, что мог удержать в своих мощных маленьких челюстях. Его особенно интересовали бумажники наших гостей – он обожал раскидывать кредитные карты и наличные под кроватями и комодами. Кроме того, он часто приводил в ужас посетителей, заметивших, как он убегает в темноту под диваном со своей любимой игрушкой – голой куклой Барби.
Спайк сопровождал нас, когда в 1990 году мы переехали в Принстон, штат Нью-Джерси. Однажды наши добрые друзья Марсия и Ронна привели к нам на чай свою крайне чопорную мать, приехавшую из Монреаля. Миссис М., хорошо осведомленная о гнусной литературной репутации хорьков, пришла в смятение, обнаружив, что на ковре рядом с журнальным столиком резвится кузен Шредни Ваштара. Прежде чем мы смогли остановить Спайка, он бросился карабкаться вверх по штанине ее белых льняных брюк. К счастью, еще до того, как он достиг колена, его удалось кое-как отцепить – ни нога, ни ткань при этом не пострадали. Были принесены обильные искренние извинения. Миссис М. отреагировала на неожиданную попытку сыграть с ней в «хорька в штанах» весьма любезно и сдержанно, но после чаепития распрощалась так быстро, как только позволяли приличия.
Спайк не только славился необычайно милым характером – он также отличался особой вонючестью. Как уже отмечалось, застигнутые врасплох или почувствовавшие угрозу хорьки часто выпрыскивают струю секрета из мускусных желез. Спайк обладал повышенной чувствительностью. Он нередко пугался, даже просто пробуждаясь после сна. Очевидно, этого короткого момента дезориентации было достаточно, чтобы заставить его выпустить струю всепоглощающего хорькового аромата. Особенно невыносимым зловоние становилось в нашей тесной машине, когда мы ехали через всю страну из Монтаны в Нью-Джерси. Избавиться от запаха удавалось только одним способом – открыв все окна, даже если дело было зимой. Пользуясь случаем, приносим извинения многочисленным сборщикам дорожных пошлин на автомагистралях Пенсильвании, Огайо, Индианы и Иллинойса, которые отшатывались от волны ужасного запаха, исходящего из вполне обычной с виду машины.
В 1993 году Спайк стал героем детективного романа-бестселлера «Живая кровь» покойной писательницы Кэролайн Чамплин, которая много раз виделась с нашим питомцем в Принстоне. В романе вымышленный персонаж Спайк помогает мальчику раскрыть убийство в Котсуолдсе.
В жизни настоящий Спайк был абсолютно бесстрашным: он прыгал с любой высоты, растопырив все четыре короткие лапки, и обладал безграничным наивным любопытством. Однажды мы несколько часов искали его, пока наконец не услышали слабые звуки, которые он издавал, пытаясь процарапать для себя лаз сквозь стену подвала за корзиной для белья рядом со стиральной машиной. Он каким-то образом забрался за трубу старомодного коллектора для белья на первом этаже, скатился по ней вниз и приземлился в закрытом помещении в подвале. Чтобы спасти его, нам пришлось произвести некоторые столярные работы. При этом требовалось соблюдать особую осторожность, потому что, пока Джош сверлил и пилил, пытаясь проделать в стене достаточно большое отверстие, чтобы Спайк мог в него протиснуться, Спайк тоже пытался расширить отверстие со своей стороны. Но стоило нам выпустить его из ловушки, как это бесстрашное создание скачками взбежало вверх по лестнице и попыталось снова скатиться в подвал по той же трубе.
Иногда на долю Спайка выпадали более изысканные чувственные удовольствия. Каждое лето во время долгих поездок между нашим новым домом в Принстоне, где Джош преподавал историю Древней Греции, и нашим старым обиталищем в Монтане мы выбирали для ночевок места, где разрешали останавливаться с домашними животными. Спайк нежно любил семейные мотели 1950-х годов с их ворсистыми коврами и винтажными массажными кроватями. Я никогда не забуду вид пушистого белого мехового комка, который стрекотал и носился как сумасшедший по мохнатому ковру и подпрыгивал на вибрирующей кровати, покрытой ворсистым покрывалом. Везде, где мы бывали вместе, привычка Спайка неожиданно облизывать руки друзьям и незнакомцам располагала к нему всех, кто его встречал.
В следующем году мы уехали за границу и были вынуждены оставить Спайка на попечение человека, согласившегося присмотреть за нашим домом, – профессора Ариндама С., серьезного философа-брамина из Индии. Мы надеялись, что восхитительный характер Спайка и его отдаленное физическое сходство с мангустом помогут им наладить отношения. Профессор С. заверил нас, что они с подопечным прекрасно ладят.
Дениз и Спайк побудили меня углубиться в историю диких и домашних хорьков, ласок и горностаев. Я узнала, что домашние хорьки упоминались в древнегреческих мифах и комедиях, а художники изображали их проказы на греческих вазах и римских фресках. Задолго до того, как кошки покинули пределы Египта (кошек, как священных животных, долгое время не разрешалось вывозить в другие страны), греки и римляне ценили хорьков как питомцев и непревзойденных охотников на мышей. Моя статья, первоначально опубликованная в Афинах под заголовком «Греческие ласки» (здесь – глава 11) и рассказывающая об истории одомашнивания хорьков в древности, была посвящена Спайку и Дениз. Мы с Джошем восхищались портретом девушки с ручным «горностаем» работы Леонардо да Винчи и узнали, что в Средние века и в эпоху Возрождения хорьков тоже держали в качестве домашних животных. В XIX веке в Америке ради меха и охоты на кроликов разводили фитчей – черных хорьков, о чем свидетельствует множество городов с названием Фитчбург.
Несмотря на это, в некоторых частях США (на Манхэттене, в Калифорнии, Нью-Гэмпшире и некоторых других местах) хорьки объявлены вне закона, и их называют «опасными, не поддающимися одомашниванию дикими животными». В 1999 году мы услышали по радио знаменитую гневную речь о хорьках тогдашнего мэра Нью-Йорка Руди Джулиани, в которой он сравнивал хорьков с дикими тиграми и советовал «сумасшедшим любителям ласок» обратиться за помощью к психиатрам. Владельцы хорьков ответили на это митингами с участием своих питомцев в Центральном парке. К протесту присоединился журнал Modern Ferret: The Ferret Lifestyle Magazine, основанный в Нью-Йорке в 1995 году. Мы были в числе первых подписчиков журнала Modern Ferret, вошедшего в список 50 наиболее заслуживающих внимания новых журналов 1995 года. Газета Los Angeles Times называла Modern Ferret «обязательным чтением для неравнодушного владельца», а в разделе Business Start-Ups журнала Entrepreneur писали: «Это модное юмористическое издание, выходящее раз в два месяца, – Rolling Stone среди журналов о домашних животных».
Спайк скончался в возрасте восьми лет. Мы похоронили его на заднем дворе у нас в Бозмане, в штате Монтана, где он родился. Вернувшись в Принстон в 1996 году после потери Спайка, мы решили удвоить удовольствие и завели сразу двух детенышей хорьков. Это были сестры-близнецы, которых мы назвали Бланш и Стелла. Они любили гоняться друг за другом, издавая дикие звуки, и создавать лабиринты туннелей под нашими турецкими коврами. У них был совершенно разный характер: Бланш, пушистая, белая и полноватая, как Спайк, была такой же доверчивой и невинной, а ее сестра, худощавая Стелла в черной маске, куда больше напоминала дикарку Дениз. Первой реакцией Стеллы в большинстве случаев было вцепиться зубами и не отпускать. Стелла также могла быть мстительной, особенно когда мы в очередной раз забирали пульт от телевизора, который она утаскивала и прятала под диваном. Чтобы отомстить, она подкрадывалась сзади к тому, кто похитил ее сокровище, и вонзала ему в лодыжку острые резцы. Но, глядя на Стеллу и Бланш, уютно спящих вместе в своем маленьком гамаке в голубую полоску, мы понимали, что любим их обеих одинаково.
Как и Спайк, Стелла и Бланш каждое лето путешествовали на машине туда и обратно между Монтаной и Принстоном. Хотя из мотелей к тому времени уже исчезли массажные кровати, сестры с удовольствием забирались внутрь пружинных матрасов и сидели там до самого отъезда – который приходилось откладывать до тех пор, пока нам не удавалось раздобыть немного меда.
В Принстоне мы часто устраивали ужины на восемь персон. Иногда после десерта гости в порыве безрассудства или из искреннего любопытства просили показать им Стеллу и Бланш. Мы обычно отказывались, поскольку встреча людей, только что позволивших себе несколько бокалов вина, с парой буйных, непоседливых хорьков, очевидно, могла иметь легко предсказуемые, но трудно контролируемые последствия. Иногда мы все же соглашались. Тогда гостей, вытащивших счастливый билет, ждало очаровательное – и по-настоящему опасное – зрелище раззадоренных, неуклюжих маленьких пушистых созданий, носящихся взад и вперед по столу среди винных бокалов, подсвечников, столового серебра, фруктовых и сырных корок. Бланш никогда не таскала еду с тарелок, а Стелла, наоборот, не упускала такого случая. Мы предупреждали гостей, чтобы они не протягивали руки и не пытались гладить Стеллу, но при свете свечей отличить сестер друг от друга было нелегко. Порой вечер заканчивался спокойно, а порой, чувствуя приближение хаоса, Джош ловил хорьков и уносил их. После этого Бланш и Стелла мирно устраивались в своем гамаке, а гостям раздавали пластыри, которые наши коллеги и аспиранты носили как почетные знаки отличия.