Павсаний видел сотни картин на батальные и мифологические темы, бесконечное множество статуй знаменитых кулачных бойцов, борцов и бегунов, а также портретов поэтов, драматургов и музыкантов. Чтобы помочь перегруженным обилием информации туристам, он выделил несколько действительно выдающихся, наиболее заслуживающих внимания произведений искусства. Возглавляли список великолепная статуя Афины в Парфеноне высотой почти 12 метров, статуя Диониса из золота и слоновой кости на афинской агоре, а также скульптуры Пегаса и морского чудовища в Коринфе. (Между прочим, город Коринф также славился своими миловидными гетерами.) Святой Павел писал об этой туристической достопримечательности в своих письмах из Коринфа, где останавливался у изготовителей тентов, сооружавших навесы для зрителей на Истмийских играх. Знаменитые статуи близ Олимпии Павсаний оценил очень невысоко: «Обе эти статуи сделаны без всякого искусства: статуя Зевса… похожа на пирамиду, а статуя Артемиды – на колонну».
На Коринфском заливе близ Патр Павсаний нашел «во всех отношениях очень приятное место в летнюю пору». Он заметил, что «женщин в Патрах вдвое больше, чем мужчин, причем Афродита одарила их красотой больше, чем других». Эти женщины искусно ткали тонкие материи из хлопка и льна, а декоративные головные повязки и платья из Патр были популярными сувенирами. В этих местах Павсаний обращался как минимум к трем оракулам-предсказателям и услышал волшебную историю о человеке, который безнадежно влюбился в неверную водяную деву, обитавшую в реке Селемн. Купание в этой реке, уверяли Павсания проводники, могло заставить забыть несчастную страсть. «Если есть правда в этом рассказе, то вода Селемна для людей дороже великих богатств», – заметил он. Открытые Павсанием прелести побережья близ Патр, любовь Тиберия к вольтам (вечерним прогулкам) с жителями Родоса и восхождение Страбона на Акрокоринф ради захватывающих видов напоминают нам, что, помимо славных древностей и волнующей истории, именно этот проблеск настоящей Греции и уникальный, нешаблонный туристический опыт и есть то, что каждый посетитель надеется сохранить для себя в качестве личного сувенира.
К III веку ухудшение экономических и социальных условий, не говоря уже о нашествиях варварских орд, сделало развлекательные путешествия по Средиземноморью слишком рискованным для большинства людей. После трех веков относительно безопасных путешествий под эгидой римского мира прошло еще более тысячи лет, прежде чем филэллины снова начали совершать гранд-туры в Грецию, чтобы удовлетворить свое любопытство, и в поисках истории и приключений.
42. Гранд-тур: от лорда Байрона до Зигмунда Фрейда
Первые темные очки были куплены для поездки в залитый солнцем Средиземноморский регион приблизительно в начале XVIII века. А в 1814 году появилось слово «туристы», обозначавшее группы европейцев и американцев, заканчивающих поездкой в Грецию свои гранд-туры. Независимо от того, путешествовали посетители (милорди, как их называли греки) в сопровождении 29 мулов с поклажей, как это делал лорд Байрон, или обходились всего одной лошадью и палаткой, все они соглашались, что их хозяева щедры до неприличия, что мед и кофе восхитительны, хотя вино имеет весьма своеобразный вкус, что насекомые просто отвратительны, пираты и лихорадка изрядно утомляют, а древности производят сильное впечатление, но их обветшалый вид вызывает жалость.
После падения Римской империи, за исключением нескольких сообщений крестоносцев по пути в Святую землю, пейзажи, древности и знаменитое гостеприимство Греции были практически забыты остальным миром до конца XV века. Интерес европейцев к путешествиям в Грецию возродил итальянец Кириак Анконский, которого называли «отцом археологии» эпохи Ренессанса. В середине XV века, за два столетия до начала современной эпохи археологических грабежей, Кириак увлеченно копировал древние надписи и описывал сохранившиеся руины.
Ему принадлежит самый ранний сохранившийся рисунок Парфенона, а его эскиз статуи в Самофракии стал главным образцом портре та Аристотеля. Кириак посе тил Мистру на юге Греции, когда ею еще правил византийский деспот Мореи. В Афинах он наслаждался прекрасным закатом, стоя у подножия полностью сохранившегося на тот момент мавзолея Филопаппа, построенного в 114 году. В храме Зевса Олимпийского он насчитал 21 уцелевшую колонну с архитравами (первоначально их было 104, сегодня осталось только 13). Кириак был не только туристом, но и купцом, поэтому его примеру последовали другие. Во времена Шекспира Греция славилась мальвазией, крепким сладким вином, которое привозили из Монемвасии на Пелопоннесе. В «Ричарде III» Шекспир топит в бочке мальвазии труп герцога Йоркского.
Первые солнцезащитные очки, XVIII–XX вв.
Рисунок Адриенны Мэйор
В XVI веке было издано несколько книг о путешествиях и разговорников, и в Эгейский регион устремился ручеек праздных туристов. В дневнике британца по имени Даллам от 1599 года мы находим зловещий намек на возобновившуюся в Трое охоту за сувенирами: «Я привез домой кусок белой мраморной колонны, который отбил собственными руками, имея при себе хороший молоток».
Охота за сокровищами среди руин началась еще при римлянах, на время прекратилась в Средние века, но снова вошла в моду в начале XVII века, после того как королю Карлу I доставили четыре сотни статуй с Кикладских островов. Лорд Арундел отправлял своих агентов на поиски любых пригодных для транспортировки древностей; чтобы перевезти колоссальные статуи и колонны «для сохранности» в Англию, их разбивали на части. Древние мраморные изваяния становились «капризами» – затейливыми архитектурными украшениями в величественных садах. Барабаны колонн служили скамьями в деревенском стиле или инструментом разравнивания лужаек для игры в шары. Из саркофагов делали оригинальные цветочные горшки или корыта для лошадей. Прекрасные фризы измельчали в гравий для кладбищенских дорожек.
Джейкоб Спон и Джордж Уилер, в 1675 году забравшие надпись из Дельф, «чтобы она не пропала», действовали сравнительно скромно, но в целом вполне типично для большинства ранних путешественников. К 1802 году, когда прибывший в Грецию лорд Элгин уничтожил фризы Акрополя, безумное расхищение продолжалось уже двести лет. Лишь в 1834 году, после Греческой революции и войны за независимость от Османской империи, был принят первый закон, запрещающий произвольные раскопки и вывоз греческого наследия. В 1894 году путеводитель Бедекера предупреждал туристов, что предметы старины нельзя увозить с собой в багаже.
Продолжающиеся грабежи вызывали тревогу у многих европейских посетителей (в 1750 году один француз в Делосе писал: «Мое сердце разрывается… при виде разрушений, произведенных среди этих великолепных зданий»). И все же каждый хотел забрать домой сувенир или оставить о себе какую-то память. Лорд Байрон, отправившись в гранд-тур (1809–1811), провел некоторое время в Греции, и с тех пор многие туристы могли любоваться его именем, вырезанным на колонне храма Посейдона в Сунионе.
Помимо реликвий древности, туристы XVIII и начала XIX века приобретали chibouques (чубуки – длинные турецкие курительные трубки), прогулочные трости из парнасского терновника и модные греческие и османские костюмы. В 1795 году молодой Джон Морритт писал домой о покупке прекрасных тюрбанов и горностаевых мантий a la turque для себя и голубого шелкового маниотского костюма для своей сестры. Оставшиеся в Англии сестры и подруги просили присылать им выкройки греческих платьев, в моду вошла женская прическа «греческий узел». Среди молодых женщин даже началось повальное увлечение «греческой позой» – девушки слегка наклонялись вперед и чуть горбили плечи, как скромные богини, которых древние скульпторы ваяли обнаженными.
Еще одним популярным сувениром был собственный портрет в наряде греческого эвзона или турецкого паши. Портрет лорда Байрона в подобном костюме сегодня можно увидеть в музее Бенаки в Афинах. Бесшабашный Джон Монтегю, граф Сэндвич, в 1738 году в возрасте 20 лет стал первым европейцем, включившим Грецию в свой познавательный гранд-тур, – на портрете он в тюрбане и с кинжалом на поясе созерцает бокал местного вина. Леди Эстер Стэнхоуп позирует для портрета (начало XIX в.) в шелковых восточных одеждах с широким кушаком, в мягких туфлях с загнутыми носками и тюрбане, и курит длинный chibouque.
Байрон порицал вандализм лорда Элгина. Увидев в доках Пирея ящики с фризами Парфенона, Байрон сравнил Элгина с варварскими ордами, разграбившими Рим. Самого Байрона больше интересовали современная Греция и ее жители, чем коллекционирование диковин. Однако мы знаем, что Байрон однажды привел в восторг сэра Вальтера Скотта, подарив ему урну с «костями мертвецов, найденными в некоторых гробницах в длинных стенах Афин». Когда Байрон уезжал из Греции в 1811 году, его единственными личными сувенирами были «четыре черепа, выкопанные из саркофагов на Марафоне», «флакон с аттическим болиголовом» и «четыре живые греческие черепахи». Ранее он подумывал о покупке острова Итака, и ему предлагали приобрести Марафонскую равнину примерно за 900 фунтов. «Удивительно, как далеко заводят деньги в этой стране!» – воскликнул Байрон.
Сам того не желая, Байрон положил начало еще одной модной тенденции. После публикации его стихотворения «Афинской девушке», написанного по мотивам флирта в 1809 году с 12-летней Терезой Макри, дочерью смотрителя пансиона, в котором останавливался поэт, молодые люди начали «влюбляться» в Терезу или одну из ее сестер, Катинку и Мариану. Все они совершали паломничество в дом № 11 по улице Теклас в Плаке, где три молодые женщины устраивали для своих почитателей общие приемы. С затаенным дыханием описывая эту живую туристическую достопримечательность в дневниках и письмах домой, каждый молодой человек воображал, что может уловить за веселым поведением Терезы тень меланхолии.
Дом Макри был одним из самых известных пансионов в золотую пору милорди. Один из первых американских туристов, Николас Биддл из Филадельфии, остановился в пансионе Макри в 1806 году, когда «афинская девушка» Байрона была еще ребенком. Биддлу особенно понравился тенистый дворик с родником («убежище от пыли и шума») и греческие слуги, которые, кажется, понимали его итальянский.