В остальном статья носит характер самопсихоанализа: Фрейд долго и высокопарно смакует свои «противоречивые чувства» после осмотра Парфенона, пространно рассуждает о недавнем приступе депрессии во время путешествия по Греции, говорит о двойственном отношении к достижению цели всей своей жизни – увидеть Афины, о беспокойстве, связанном с исполнением этого «невозможного желания», и о чувстве вины, вызванном ощущением превосходства над отцом, который так и не смог достичь собственной цели и не побывал в Афинах.
Первые путешественники эпохи Возрождения тоже испытывали глубокое потрясение, обнаружив, что «все это» – материальная сторона прославленной истории Греции – продолжает существовать, и они в самом деле могут пройти там, где ступали Перикл, Сократ и Платон, побывать в том театре, где давали премьеры великих трагедий, и прикоснуться к статуям древних афинян, их богов и богинь.
Туристы, появившиеся на сцене в XIX веке, с их затемненными солнцезащитными очками, новомодными противомоскитными сетками и томиками «Описания Эллады» Павсания в качестве путеводителя, отважно преодолевали каменистые тропы и сражались с паразитами, пиратами и лихорадкой, чтобы получить свой экзотический опыт среди романтических руин. В середине XIX века путеводители заманивали путешественников точно такими же удовольствиями, какие обещают сегодняшним туристам: «Путешественники, утомленные искусственной, излишне цивилизованной обстановкой современных отелей и транспорта, находят необыкновенное очарование в странствиях по сельским дорогам Греции; их ждут величественные скалистые берега, глубокие заливы, лазурное море, покоящиеся на горизонте безмятежные светлые острова, поросшие оливами склоны, темные массы сосен и снежные вершины, сияющие в долинах серебристые асфодели, колышущиеся в горах и на берегах анемоны и маки, аромат апельсиновых рощ, лазурные утра, прозрачный ясный свет…»
Пожалуй, лучшим сувениром из поездки тогда, как и сейчас, могло стать воспоминание о закате над Акрополем. Один из первых французских путешественников писал о нем так: «Весь горизонт залит ярко-алыми лучами, облака приобретают оттенок киновари, а море подернуто огненными искрами… Горы делят между собой глубокие мрачные цвета, от ярко-пурпурного до темно-зеленого… а греческая луна намного превосходит нашу бедную луну. Ее белый свет, чистый и безмятежный, пробуждает среди великих руин достойные их чувства: все низменные мысли улетучиваются, и созерцателю начинает казаться, будто он стучится в двери вечности».
43. Первые любители горного туризма
Моисей взошел на гору Синай, чтобы получить десять заповедей, и поднялся на гору Нево в Иордании, чтобы взглянуть на Землю обетованную, которой ему не суждено было достичь. Иисус вместе с тремя учениками отправился на вершину горы, чтобы говорить с призраками Моисея и Илии. В 430 году до н. э. древнегреческий философ Эмпедокл поднялся на действующий вулкан Этна на Сицилии и прыгнул в пылающий кратер. По преданию, Эмпедокл намеревался стать бессмертным богом; вулкан выбросил обратно одну его сандалию, от жара ставшую бронзовой.
Восхождения на священные горы были важной частью духовных практик императоров и монахов Древ него Китая. По данным ученых, люди более 3000 лет совершали ритуальные поклонения на горе Тайшань (высотой чуть более 1500 метров) в провинции Шаньдун. Императоры и феодальные князья взбирались на небесную вершину и оставляли подношения – угощения, изделия из нефрита, а также более 1800 надписей. Поклонение горам способствовало развитию даосизма и буддизма в Китае.
В Японии, согласно легенде, примерно в 663 году загадочный ниндзя-колдун Эн-но Одзуну (Эн-но Гёдзя) более тысячи раз поднимался (некоторые говорят, что взлетал) на гору Фудзи (около 3750 метров) для медитации. Его свершения привлекали многих синтоистских отшельников-аскетов, поклонявшихся горам.
Во времена Пунических войн Ганнибал и его армия перешли через Альпы, чтобы в 218 году до н. э. вторгнуться в Рим, а примерно в 569 году лангобарды вторглись в Италию, преодолев пик Матажур (1642 метров) в предгорьях Альп.
Однако эти военные и религиозные восхождения нельзя отнести к чисто развлекательному горному туризму. Никто не знает, зачем Этци, замерзший мумифицированный человек медного века, пересекал Альпы на высоте 3200 метров примерно в 3300 году до н. э. со стрелой в плече и другими ранениями. Но его путешествие тоже вряд ли можно назвать приятной прогулкой. Также не могут считаться увеселительными те походы, в которых зафиксированы самые ранние сообщения о высотной болезни. Китайский посланник Ту Кин в своих записках упоминает нелегкий переход через «Горы головной боли» – высокогорные перевалы Памира и Гиндукуша высотой около 4570 метров. Яркие описания горной болезни встречаются и в трудах испанского исследователя Хосе де Акосты. Он рассказал о своем трудном переходе через горные перевалы на высоте 4800 метров в перуанских Андах в 1570 году.
Кто же первым решил подняться высоко в горы ради удовольствия? Несомненно, здесь стоит обратить внимание на китайских поэтов-романтиков, таких как Ли Бай (Ли Бо), который в VIII веке совершил восхождение на гору Тай, чтобы предаваться там размышлениям, любуясь пейзажами. Странствующий поэт Ли Бай (ок. 701–762) глубоко проникся даосской идеей гармонии с природой. Многие его стихи посвящены лирическому любованию безмятежными видами в горах Чжуннань (около 2590 метров). Эти вершины были излюбленным местом поселения даосских мудрецов-отшельников еще в III веке до н. э. Одно из стихотворений Ли Бая начинается так: «Спускаюсь вечером по синей горе, / Лунный свет провожает меня домой. / Оглядываясь назад, я вижу свой путь, / На уступах, залитых глубокой тенью». В другом стихотворении он говорит: «Уступы скал и извилистые тропы ведут к голубому небу… Я поднимаюсь на вершину и вижу перед собой весь мир. Я вижу длинную реку, что бежит вдаль и не возвращается, желтые облака, издалека принесенные ветром, и снежную вершину».
В Европе итальянский ученый Петрарка утверждал, что он был первым человеком со времен Античности, который поднялся на гору просто для того, чтобы насладиться открывающимся видом. По словам Петрарки, вдохновением для него послужило восхождение на гору Филиппа V во II веке до н. э. Примерно в 1336 году Петрарка вместе с братом и двумя слугами поднялся на гору Ванту (1911 метров) в Провансе и «стоял, как ошеломленный», глядя вниз на облака, горы и реку Рону.
О восхождении Филиппа Петрарка прочитал у древнеримского историка Ливия (I в. до н. э.). Ливий сообщает, что царь Македонии Филипп V предпринял этот поход, чтобы полюбоваться захватывающим видом с горы Гем во Фракии. Этот высокий пик (около 2133 метров) относится к Балканским горам (хребет Стара-Планина) в Болгарии. В древности существовало поверье, что с этой вершины можно увидеть сразу два моря – Адриатическое и Черное. На самом деле в ясный день сверху можно увидеть Черное и Эгейское море, но не Адриатическое. Филипп, недавно сложивший с себя бразды правления (не по своей воле, а в результате завоевания римлянами Македонии в 197 году до н. э.), очень хотел увидеть эту знаменитую панораму. По словам Ливия, когда Филипп и его спутники «приближались к вершине, то… все окутано было настолько густым туманом, что идти было трудно, почти как ночью». Когда македонцы спустились, пишет Ливий, «они ни в чем не стали оспаривать общей молвы». После этого Ливий довольно ядовито продолжает: «…и я думаю, это не потому, что с одной вершины они действительно смогли увидать столь дальние моря, горы и реки, а скорее для того, чтобы тщетное предприятие не стало посмешищем»[44]. Вы спросите, откуда такой цинизм? Ливий и римляне сомневались, что поход Филиппа имел развлекательный характер. Они подозревали, что его главной целью была военная разведка для дальнейшей борьбы с Римом.
Святой Августин писал: «Люди отправляются в другие страны, чтобы полюбоваться горными вершинами [и] могучими волнами моря». Возможно, он имел в виду еще один древний случай развлекательного альпинизма, имевший место в 126 году. Римский император Адриан слышал, что восход солнца над Средиземным морем потрясающе красив, если смотреть на него с действующего вулкана Этна. Император вместе с сопровождающими поднялись на гору Этна на восточном побережье Сицилии (около 3322 метров), когда вулкан бездействовал, но слегка дымился. Римские историки зафиксировали сильные извержения в 396, 140, 122, 44–32 годах до н. э. и в 40 году н. э. Ко времени Адриана большая часть лесов на склонах исчезла, и вокруг простирались образованные лавой и пеплом пустынные пейзажи. Люди императора переночевали на вершине и встали на рассвете, чтобы полюбоваться радужными лучами солнца, поднимающегося над морем. (Причиной радужного эффекта могли быть дым вулкана и взвесь твердых частиц в атмосфере.)
Мне очень хотелось бы узнать больше об одном из ранних восхождений, совершенных в 905 году на устрашающий заснеженный вулкан Демавенд (более 5600 метров), относящийся к горному хребту Эльбрус южнее Каспийского моря. Эту историю пересказывал знаменитый арабский путешественник Абу Дулаф аль-Хазраджи, забавлявший своими красочными историями персидских придворных в Иране.
Еще одним интригующим событием средневекового альпинизма было чудо Педро III Арагонского, который взошел на гору Канигу (9782 метра) в Пиренеях в 1275 году. В то время считалось, что это самая высокая вершина хребта – ее хорошо видели моряки, приближавшиеся к берегу. Но единственное сообщение о горном походе Педро удручающе кратко. По словам летописца фра Салимбене, «отважный сердцем» Педро Арагонский страстно желал увидеть, что находится на вершине горы. Во время подъема короля со спутниками настиг сильный ливень с градом. Два верных рыцаря, опасаясь грохота грома и молний, решили остановиться и переждать в укрытии, но король пошел дальше в одиночестве. Оказавшись наверху, Педро бросил камень в горное озеро. Из глубокого ледяного озера взлетел «ужасный огромный дракон, затмивший воздух своим дыханием», и король без лишних проволочек спустился с горы.