Во-первых, потому, что едва лишь пару часов назад она воспользовалась мегаскопом, чтобы через Гарфарда, дорианского мага, связаться с Денежником, который питал к ней слабость. Официальная версия звучала следующим образом: шип мантикоры должен достаться ей – взамен помощи по успокоению опасной твари, естественно. Она даже тоном знатока упомянула, что ведьмак может не справиться в одиночку, а если он погибнет, то Дориан может попрощаться с благосостоянием.
В конце концов, популяция ведьмаков уменьшалась с каждым годом.
Правда, Трисс и малейшего понятия не имела, зачем ей может пригодиться шип мантикоры. Этот ингредиент был настолько редок, что еще не узнали всех его свойств. Она никогда не любила эликсироведения, более или менее мрачные ритуалы тоже ее не интересовали, а за создание артефактов она даже не собиралась браться – в чем, естественно, никогда бы никому не призналась. Но именно потому, что ингредиента было почти не достать, желание получить его хотя бы про запас никого бы не удивило.
Во-вторых, ей бы еще пришлось телепортироваться в Дориан. Телепортацией, как и любой пристойный чародей, она владела без малого рефлекторно. Что вовсе не означало, что заклинание было легким. Напротив, было сложным, требовало сосредоточенности – и изматывало. А ведь в ближайшие дни ее ждала еще и схватка с мантикорой – согласно «Бестиарию Корибея», который она нашла в мариборской библиотеке, одной из опаснейших тварей, которые появились после Сопряжения Сфер. Мантикора была быстра как на лапах – благодаря львиному туловищу, – так и в воздухе, благодаря сильным нетопырьим крыльям. И она – смертельно опасна. Яд из ее похожего на скорпионий хвоста убивал в несколько секунд – если еще раньше тварь не разрывала свою жертву крепкими клыками или когтями, которыми снабдила ее Природа.
Потому Трисс упаковалась традиционным образом, насильно втискивая в переметную сумку все необходимые вещи. Впрочем, как и ненужные.
Грубая, тяжелая и угловатая городская ратуша была, вероятно, самым красивым домом в Дориане. Мрачный фасад отвращал неопределенно-серым цветом, а битые горгульи над тяжелыми воротами отличались исключительно мерзким поистрепавшимся видом. Правда, миновало уже несколько лет с тех пор, как Трисс бывала тут в последний раз, а потому не исключено, что в городе появились и новые постройки, но следовало помнить, что большая часть жителей по неясным причинам любила такой вот угловатый стиль архитектуры. Если она не ошибалась, его даже и называли «дорианским». Новоприбывшие, как правило, довольно быстро с этим смирялись.
Внутри здание выглядело несколько получше – мраморный пол отражал свет, падающий от богато украшенных люстр, а красный ковер, ведущий к разделяющейся на две стороны лестнице, был явно хорошего качества.
Она подошла к столу, за которым сидел ассистент бургомистра с экзотическим именем. Залалиб? Залелаб? Как-то так.
– Я… – начала она, но закончить ей было не дано.
– Да-да, конечно же, госпожа Меригольд! – ассистент молниеносно вскочил с кресла, сбрасывая при этом толстую стопку бумаг. Быстро подхватил ее и бросил так размашисто, что бумаги приземлились на другом конце стола. Засмеялся нервно и взмахнул рукой. – Прошу за мной, господин бургомистр ждет.
Уже поднимаясь по лестнице, она слышала приглушенные голоса, но только когда подошла к двери, начала различать отдельные слова.
– …сам. Не хочу, чтобы мне мешала некая напыщенная чародейка.
Глаза Трисс расширились. Она знала этот голос. Она действительно его знала!
– Этот пункт договора не для торга. Мертвый ведьмак нам нисколько не пригодится.
– Мертвый! – воскликнул ведьмак. – Я, милсдарь, занимаюсь этим не со вчерашнего дня, и это даже не самое сложное мое задание. Я работаю один – и все тут. Если вам требуется чародейка, то уж скажите ей, чтобы она сама и прикончила эту скотинку, а я…
Трисс решила, что сейчас удачный момент, чтобы объявить о своем присутствии, а потому экономным взмахом ладони отправила прочь ассистента, после чего решительно нажала на ручку и отворила дверь.
Кабинет Харальда Денежника был обставлен по западной моде. Вдоль стен стояли полки красного дерева, на которых гордо высилась вся научная и беллетристическая классика: Ген Гедымдейт, Никодемус де Боот, «Encyclopedia Maxima Mundi» (все пятнадцать томов), «История мира» Родерика де Новембре, томики поэзии Лютика, романы Гильберта фон Дана, «Сказки и сказания» Флоуренса Деланноя… и это были только те, которые Трисс сразу же узнала. В центре кабинета стоял огромный, старомодный письменный стол. О его край опирался ведьмак. Стул лежал в нескольких шагах позади: должно быть, ведьмак резко сорвался с места. Она смерила его взглядом. На нем добавилась пара шрамов, волосы сделались длиннее, но в остальном он мало изменился. Теперь смотрел на нее широко открытыми глазами.
– Меригольд?
Она вдруг почувствовала непобедимое желание рассмеяться при его виде, но удержалась. Справилась и с желанием броситься ему в объятия.
– Ламберт, – сказала спокойно и кивнула ему приветственно. Посмотрела на бургомистра. – Харальд.
Харальд Денежник видом своим больше напоминал воина, а не купца. Мощные плечи обтягивал сюртук, застегнутый под длинную шею – по последнему крику моды. Темно-каштановые волосы были стянуты в хвост. Тщательно выбритое лицо пересекали три шрама, которые он якобы получил во время войн в Зеррикании. Именно оттуда он и привез своего ассистента.
– Приветствую, уважаемая госпожа Меригольд! – бургомистр с удивительной для его сложения быстротой вскочил с кресла и бросился к ней. – Целую ручки, – добавил, как ему могло показаться, куртуазно и, увы, действительно это сделал.
Чародейка едва сдержалась, чтобы не вытереть ладонь о платье.
– Не переживай, ведьмак, тебе не придется делиться со мной гонораром. Мне нужен только шип с хвоста мантикоры, – сказала она со скупой улыбкой.
– Ох, ну тогда все в порядке! – Ламберт мерзко скривился. Таким она его и помнила: кривящимся и кислым. У нее даже слезы на глазах выступили. Тем временем ведьмак продолжал саркастическим тоном: – Ты возьмешь только самый ценный ингредиент, что стоит раз в сто больше, чем моя оплата. Если не больше. Ты ужасно меня порадовала.
– В сто? – удивилась она. Шип мантикоры и правда был ингредиентом уникальным, однако же не настолько универсальным, чтобы цена на него, пусть и весьма высокая, могла достичь того размера, о каком говорил Ламберт. Потому могло оказаться, что бургомистр предложил чрезвычайно малую ставку. – Харальд, мантикоры весьма опасные твари. Сколько ты предложил Ламберту?
– Двести оренов, – фыркнул ведьмак, не дав бургомистру подать голос.
Бургомистр обладал хотя бы теми крохами честности, кои были ему необходимы, чтобы выглядеть пристыженно.
– Казна, особенно сейчас, когда мы столько денег вложили в рудник, почти пуста, – объяснил он, разводя руками.
– А если не очистить рудник, запасы уменьшатся еще сильнее, – напомнила она сухо.
Ламберт, похоже, понял, что у Трисс позиция для переговоров получше, и потому молчал. Весьма разумно и весьма на себя непохоже.
– Ты должен дать как минимум пятьсот оренов, – сказала она. – Как минимум.
– Дела не будет, – Харальд решительно покачал головой. – Больше трехсот – ну, пусть трехсот пятидесяти – я не дам.
Барон бароном, бургомистр бургомистром, а купеческая жилка дает о себе знать.
– Четыреста пятьдесят. Ты хорошо знаешь, что деньги вернутся к тебе многократно.
Бургомистр задумался, потирая пальцами подбородок.
– Может, сделаем так, – сказал через минутку. – Триста пятьдесят, а если удастся вам не разрушить при этом рудник – то еще двести. Пойду на расходы.
– За такие требования, – вмешался Ламберт, – это я попрошу вдвойне. Вытащить мантикору из рудника так же сложно, как и убить. Это умная тварь. Днем ее не выманить ни за какие сокровища, особенно если она сыта; ночью может получиться, но только если будет наступать мне на пятки.
Харальд Денежник поглядел на ведьмака из-под мохнатых бровей.
– Согласен. Если выйдет не разрушить конструкции, пусть будет по-твоему.
На залитую солнцем (и фекалиями) улицу они вышли вместе, плечом к плечу, молча. Впрочем, Трисс и не знала, что сказать. Сколько же лет они не виделись? Семь? Восемь?
Оба повернули на улицу, ведущую на рынок.
Они никогда не были близки – по сути, Трисс никогда не видела Ламберта вне Каэр Морхена. Их отношения строились главным образом на взаимных уколах, да еще на общих знакомых. А Геральт был мертв, Йеннефер была мертва. Что случилось с Цири – никто не знал. Трисс слышала, что Койон пал под Бренной. Однако это были не лучшие темы, чтобы начинать разговор. Может, она должна спросить его о Весемире и Эскеле? А что, если и они тоже…
– Где ты остановилась?
После всех ее размышлений этот простейший и очевиднейший вопрос настолько ее удивил, что Трисс взглянула на Ламберта так, словно он спросил, что она думает о последних философических размышлениях Бирбранда Ковирского.
– «Под Золотой Рыбкой».
Ламберт поджал губы.
– Ну конечно. Корчма с самой абсурдной ценой, – сухо прокомментировал.
Трисс закатила глаза, однако на губах ее блуждала тень улыбки. Корчма, может, и была несколько дороговата, однако славилась тем, что после оплаты пакета услуг слуги там выполняли все (естественно, в границах здравого смысла) пожелания клиента. Как золотая рыбка.
– Хотя, с другой стороны…
Трисс совершенно не удивилась, что Ламберт желает что-то добавить. Удивилась бы, будь все иначе.
– …я удивлен, что ты не остановилась у господина бургомистра. Он же прыгает вокруг тебя, как недоласканная собачонка.
– Он мне предлагал, верно, но, скажем так: я предпочитаю котов, – ответила она.
– Другими словами, предпочитаешь тех, кто совершенно к тебе равнодушен?
Трисс невольно подумала о Геральте и почувствовала эхо пустоты, которую тот оставил после себя. Пустоты, которая сопровождала ее вот уже годы, даже когда он был жив. Пустоты, рядом с которой зияли пустоты другие – от Йеннефер, от Коралл, от Цири. Пустоты, которые она методически загоняла в глубочайшие уголки сознания. Редко позволяла себе о них вспоминать.