[97].
В последующие дни Низам оказался в печальном положении – ему пришлось грабить свою же столицу для выплаты обещанной компенсации. Дели разделили на пять районов, и каждый должен был выплатить огромную сумму. «Начался грабеж, – писал Ананд Рам Мухлис, – омываемый людскими слезами… У них не просто забирали деньги – целые семьи были лишены средств к жизни. Многие принимали яд, другие закончили свои дни от удара ножа… Одним словом, накопленное за 348 лет богатство поменяло владельцев за минуту»[98].
Персы не могли поверить, когда увидели, какие богатства доставили им в течение нескольких последующих дней. Они просто никогда не видели ничего подобного. Придворный историк Надира, мирза Махди Астарабади, наблюдал за происходящим в изумлении. «За несколько дней чиновники, которым доверили опустошение королевской сокровищницы, выполнили поставленную задачу, – писал он. – Там оказались океаны жемчуга и кораллов, настоящие шахты, полные драгоценных камней, золотых и серебряных сосудов, чаш и других предметов, усыпанных драгоценными камнями, и другие предметы роскоши в таких огромных количествах, что счетоводы и писари даже в самых безумных мечтах не могли бы охватить их в списках и перечнях». Астарабади продолжал: «Среди конфискованных объектов был и Павлиний трон, имперские драгоценности которого оставались непревзойденными даже по сравнению с сокровищами древних королей; в более ранние времена индийских императоров драгоценности стоимостью в два крора использовались для украшения этого трона. Редчайшие шпинели и рубины, самые великолепные алмазы, не имеющие аналогов среди любых сокровищ прошлых или нынешних правителей, были переданы в государственную казну Надир-шаха. В течение нашего пребывания в Дели кроры рупий были извлечены из имперских сокровищниц. Военное и помещичье дворянство могольского государства, вельможи имперской столицы, независимые раджи, богатые губернаторы провинций – все прислали в качестве контрибуции кроры отчеканенных монет, драгоценные камни, инкрустированные императорские регалии и редчайшие сосуды поступили в качестве дани к королевскому двору Надир-шаха в таких количествах, что и описать невозможно»[99].
Там оказались океаны жемчуга и кораллов, настоящие шахты, полные драгоценных камней, золотых и серебряных сосудов, чаш и других предметов, усыпанных драгоценными камнями, и другие предметы роскоши в таких огромных количествах, что счетоводы и писари даже в самых безумных мечтах не могли бы охватить их в списках и перечнях.
Месяц сотни рабочих переплавляли в слитки золотые и серебряные украшения и блюда для облегчения их транспортировки. Тем временем Надир накопил столько драгоценностей, что приказал главному интенданту «инкрустировать драгоценными камнями оружие и упряжь всех видов, а также украсить в той же манере большой шатер. Над этим лучшие из рабочих трудились год и два месяца»[100].
Пока все это происходило, Надир публично демонстрировал отеческую вежливость и учтивость по отношению к Мухаммад Шаху, которого держал рядом, словно тот был помощником и заместителем Надир-шаха, они часто появлялись на торжественных приемах вместе. Наконец 6 апреля 1739 года Надир, сын скромного пастуха, женил сына Насруллу на прапраправнучке императора Шах-Джахана. Как только над берегами Ямуны взлетели в небо огни фейерверков, Надир выступил с речью, в которой давал советы могольской королевской семье, как управлять страной должным образом, и обещал послать силы из Кандагара, если Мухаммад Шах – дядя невесты – будет нуждаться в помощи в борьбе с маратхами или любым другим врагом. Месяц спустя, 12 мая, Надир собрал дарбар и вернул корону Хиндустана Мухаммад Шаху, восстановив его в правах императора. Мухаммад Шах при этом лишился северных провинций к западу от Инда, которые были аннексированы Надиром, и правил теперь по милости персидского завоевателя.
Именно тогда, по словам Тео Меткалфа, Надир-шах, узнавший у великой куртизанки Нур Бай, что Мухаммад Шах спрятал Кох-и-Нур в тюрбане, перехитрил его, предложив собрату-правителю поменяться тюрбанами в знак вечного напоминания об их дружбе. Тогда, по словам Тео, великий алмаз якобы получил свое название – Кох-и-Нур, или Гора Света, в тот момент, когда Надир с благоговейным трепетом держал камень в руке. Однако, к сожалению, эта история, пусть и замечательная, не упоминается ни одним из современников событий и появляется только в более поздних источниках, датируемых серединой XIX века. Это почти наверняка миф, хотя один источник, могольский придворный по имени Джугал Кишор, упоминает, что Надир передавал Мухаммад Шаху свое украшение для тюрбана с прикрепленным к нему пером орла – поступок, возможно, лежащий в основании этого мифа[101].
Зато у одной истории тех дней – о Нур Бай и Надир-шахе – более пикантный привкус. По словам очевидца, Абдул Карима, кашмирского солдата, завербовавшегося в персидскую армию, Надир был так заворожен танцами Нур Бай, что предложил ей половину своего состояния, если она вернется с ним в Персию. Нур Бай пришла в ужас и быстро слегла в постель, утверждая, что она слишком больна для отъезда из Дели. Когда ее позже спрашивали, почему женщина не воспользовалась щедростью Надира и его неограниченным богатством, она якобы ответила, что если бы она переспала с Надиром или уехала с ним в Персию, «цветок ее влагалища стал бы соучастником его преступлений»[102].
16 мая, после пятидесяти семи ужасных дней в Дели, Надир-шах наконец покинул город, захватив с собой богатство, накопленное в ходе завоеваний восемью поколениями могольских императоров. Величайшим из трофеев был Павлиний трон, в который все еще были вставлены Кох-и-Нур и Рубин Тимура[103]. Добычу погрузили на «700 слонов, 4000 верблюдов и 12 000 лошадей, запряженных в повозки, груженные золотом, серебром и драгоценными камнями»[104].
В первые же недели отступления начались пропажи – добычу «или бросали на обочину, или ее крали местные крестьяне-оборванцы», как писал придворный историк Надир-шаха Астарабади[105]. Когда армия проходила по мосту через Ченаб, каждого солдата обыскали и, чтобы избежать конфискации, многие зарыли свои сокровища или сбросили их в реку, надеясь позже вернуться и забрать добычу. Один верблюд, нагруженный драгоценностями, испугался и упал в реку. Другие вьючные животные, перевозящие бесценные драгоценности и золото, погибли во время паводка, вызванного муссоном, или сорвались с крутых утесов, когда армия переваливала через Гиндукуш. Однако бо́льшая часть небывалой добычи, захваченной Надир-шахом в Дели, вернулась в Хорасан и Южная Азия утратила ее навсегда.
По словам кашмирского солдата Абдула Карима, «свою личную сокровищницу и Павлиний трон Надир-шах послал в Герат». По прибытии их выставили на обозрение, в том числе: «сосуды, богато инкрустированные драгоценными камнями, украшенные драгоценностями конскую упряжь, ножны для мечей, колчаны, щиты, чехлы для копий, булавы и сказочный шатер Надира, внутренняя обивка которого была расшита драгоценными камнями. Шатер приказали разбить в Диван-хане, где разместили и Тухт Тауссии, или Павлиний трон, привезенный из Дели, и еще один драгоценный трон, известный как Тухт Надири, вместе с престолами нескольких других покоренных монархов. Всему городу и лагерю возвестили боем барабанов, что любой желающий может прийти, чтобы увидеть великолепное зрелище, какого никогда не бывало в прежние века и ни в одной другой стране.
Его красота и великолепие не поддавались описанию. Снаружи шатер покрывало великолепное алое сукно, а изнутри он был отделан атласом фиолетового цвета с картинами сотворения птиц и зверей, с деревьями и цветами; все они были сделаны из жемчуга, бриллиантов, рубинов, изумрудов, аметистов и других драгоценных камней; опоры шатра были украшены таким же образом.
По обе стороны от Павлиньего трона находилась ширма с фигурами двух ангелов, усыпанными драгоценными камнями. Крыша шатра состояла из семи частей, и когда его перевозили, два ее фрагмента, упакованные в хлопок, клали в деревянный сундук, причем два сундука для слона уже были серьезной нагрузкой, тогда как ширмы заполняли другой сундук. Стены шатра, опоры и штыри из массивного золота грузили еще на пять слонов, а для перевозки всего шатра требовалось семь слонов. Этот великолепный шатер выставлялся на всех празднествах в Диван-хане в Герате все оставшееся время правления Надир-шаха»[106].
Однако правление Надир-шаха продлилась недолго. Два года спустя, 15 мая 1741 года, Надир ехал верхом в компании своих женщин и евнухов из гарема вверх по узкой лесистой долине через горы Эльбурс над Тегераном, когда раздался громкий выстрел из невидимого мушкета. Свинцовая пуля оцарапала Надиру руку, которой он держал поводья, и попала в большой палец, после чего вонзилась в шею коня, убив его. Всадник был сброшен на землю.
В течение следующей недели Надир пришел к выводу, что его собственный сын и наследник, Реза Кули-мирза, нанял убийцу. Поэтому повелитель приказал ослепить Резу, а его глаза принести ему на блюде. Когда это было сделано, Надир посмотрел на них, заплакал, дрожа от горя, и, обращаясь к придворным, закричал: «Что такое отец? Что такое сын?»[107]
После этого случая монарх, убитый горем и с нарастающей паранойей, начал стремительно сходить с ума[108]. Его путь был отмечен пытками и казнями. Невиновных наказывали столь же жестоко, сколь и виноватых. Массовые казни и наводящие ужас башни из отрубленных голов стали опознавательными знаками, свидетельствующими о том, что здесь прошла армия Надир-шаха