Он шагнул к миссис Веге и Сальвадору, принял боевую стойку:
– Итак, леди и джентльмен, мы всегда задаем новым попутчикам три вопроса. Готовы?
– Ну-у, наверно, – сказал Сальвадор.
– Поехали. Первое: ваша любимая книга?
– Что, серьезно? – спросил Сальвадор.
– Серьезно. Любимая книга.
Сальвадор на секунду задумался:
– Ну, в прошлом году в школе я читал книжку «Призрак» писателя Джейсона Рейнольдса. По-моему, очень даже ничего.[10]
– Да! – закричала я. – «Призрак» – просто супер!
– Ладно, по этому вопросу зачет, – сказал Родео. – А что скажете вы, мэм?
Миссис Вега задумчиво скривила губы и ответила:
– «Ла муэрте де Артемио Крус», – и добавила: – Карлоса Фуэнтеса.[11]
– Фуэнтес, – Родео кивнул. – Прекрасно. Следующий вопрос: ваше самое любимое место на свете?
На этот раз миссис Вега ответила первая:
– Кухня, где мы все вместе готовим – я и мои родные. Любая, где угодно. Только бы родные были рядом.
Родео покачал головой, покосился себе под ноги, потом улыбнулся миссис Веге:
– Блестящий ответ. Просто блестящий. А у тебя, Сальвадор?
Сальвадор шмыгнул носом:
– Не знаю.
Родео пожал плечами. Точнее, дернул одним плечом:
– Ну, все-таки попробуй.
– Мы много где побывали, мы с мамой, – сказал Сальвадор. Посмотрел в полумраке на маму, а она на него, и его лицо стало мягче. Правда-правда, я заметила.
Вот ведь занятно: иногда, когда лицо смягчается, оно выглядит даже более волевым, чем раньше.
Они сильно любили друг друга, Сальвадор и его мама. Их любовь обходилась без слов.
Сальвадор снова посмотрел на Родео, пожал плечами:
– Наверно, мое любимое место – любое, лишь бы мама была рядом.
Родео кивнул. Медленно-медленно. Заглянул в глаза Сальвадору, посмотрел на меня и снова на Сальвадора. Протянул руку, и Сальвадор ее пожал.
– Вопросов больше нет, – сказал Родео. – Если пожелаете, ехать подано. Мы перед вами в долгу.
– А какой был последний вопрос? – спросил Сальвадор, склонив голову набок.
– Твой любимый сэндвич.
Сальвадор фыркнул:
– Без дураков? А вы не собираетесь, это самое, спросить у нас: «Вы случайно не преступники?»
Родео засмеялся:
– Вы-то у нас не спрашивали, преступники мы или нет.
– Верно. Но у вас я все-таки хочу спросить.
Родео заржал:
– Ну, чувак, вопрос законный. Ну, мы-то не преступники, а я нутром чую, что и вы тоже не преступники, и никаких других доказательств мне не надо, если их не надо вам. Помочь вам с чемоданами?
– Да надо бы…
Когда мы все подошли к их машине и стали перетаскивать вещи семейства Вега в автобус, Родео спросил:
– А все-таки какой у тебя любимый сэндвич? Это я так, из любопытства.
Сальвадор на секунду задумался. И ответил вопросом на вопрос:
– Вы когда-нибудь пробовали торту из уличного фургончика с тако?[12]
– Шутишь? – Родео хлопнул Сальвадора по спине. – Ну, брат, мы с тобой два сапога пара.
Вещи погрузили, Лестер снова завел Яджер, мы были полностью готовы к старту, но вдруг Сальвадор вскочил, крикнул: «Подождите», пулей выскочил наружу. На минутку присел у их пыльной старой машины, а потом снова забрался в наш автобус, держа обеими руками помятый колпак. Снял его с колеса, оказывается.
Оглядел наши удивленные лица.
И сказал только:
– Вот, захотелось что-нибудь взять на память.
Я посмотрела на Родео, а он в это время смотрел на Сальвадора, и лицо у Родео было такое… словно он рыцарь в шлеме, но вдруг поднял забрало… а потом Родео посмотрел на меня, и я поскорее отвернулась, но, скажу я вам, в тот момент я поняла, что Сальвадор крут. Этот мальчишка уже кое-что понял про жизнь.
Вот так, в том самом месте, семья Вега – Сальвадор и Эсперанса – ввязалась в наши приключения.
Глава пятнадцатая
Вот что я узнала об Эсперансе и Сальвадоре.
Они были скитальцы и шли за своей звездой – совсем как мы с Родео.
Сальвадору, похоже, не очень-то хотелось распространяться о своих семейных делах, и добиться подробностей было нелегко. Раньше они жили в Орландо, но пару дней назад оттуда уехали. Его мама и тетя работали вместе, но обе почему-то остались без работы. Один тетин знакомый сказал, что она сможет устроиться на работу сама и пристроить сестру в каком-то городке в Миссури, недалеко от Сент-Луиса. Тетя уехала несколькими днями раньше, а они двинулись в путь, как только все продумали и собрали пожитки. Тетя сказала, чтобы они просто ехали на север в сторону Сент-Луиса, а она разузнает насчет работы и даст им знать, где она сейчас… Но тут у них сломалась машина, а тетя – так уж совпало – по неизвестной причине перестала отвечать на звонки.
Тут-то в их жизни появилась я с арбузным слашем в руке.
– А как вышло, что они остались без работы? – спросила я.
– Тебя это не касается, – сказал, помедлив секунду, Сальвадор. Сказал вовсе не грубо, не злобно, – ничего подобного, но в голосе звенел металл: типичное «не лезь, куда не просят», так что я пожала плечами, смирилась.
– Не хочешь – не рассказывай, – сказала я. – Значит… вы даже не знаете, куда едете? – С тех пор как Родео и Лестер примчались во весь опор и забрали всех нас с обочины шоссе, прошел примерно час. В автобусе было темно, только время от времени по салону скользили лучи чужих фар. Айван сидел на диване между мной и Сальвадором, и мы гладили его по очереди.
Сальвадор пожал плечами:
– Нет, мы не «даже не знаем, куда едем». Мы едем в Сент-Луис. Ну, почти туда. По-любому в Миссури.
– Вы не «даже не знаете, куда едете»? – повторила я, удивленно подняв брови. – Чувак, Миссури – немаленький штат.
– Тетя нам скажет, куда ехать, – пробурчал Сальвадор хмуро. – У двоюродного брата ее друга есть свой человек в одной гостинице или типа того, просто она не знала, в каком городе эта гостиница. Делов-то. Тетя все разузнает и сразу позвонит нам и скажет, куда ехать, и мы туда поедем. Делов-то. Ничего сложного.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала я, подняв руки. – Все, молчу. Ничего сложного. Я вам не судья: мы с Родео уже пять лет даже не знаем, куда едем. Вы, по крайней мере, едете куда-то, а не в никуда. Пусть даже чисто теоретически.
На диване лежал рюкзак Сальвадора, и я обратила внимание на именную бирку, прикрепленную к ремню. И на надпись «Вещи Сальвадора Питерсона».
– Почему тут написано «Питерсон»? – спросила я. – Ведь твоя фамилия Вега?
Сальвадор стиснул зубы.
– Питерсон – фамилия моего отца. – Слово «отец» он произнес так, будто это ругательство. – Я ее больше не ношу.
– А-а. А почему?
Сальвадор закусил верхнюю губу, его глаза превратились в щелки. Ноздри раздулись. И я поняла – я же не круглая дура, у меня же богатый опыт по части «не вариантов», – что нечаянно затронула тему, которая для Сальвадора «не вариант». В смысле, спросила про то, про что для Сальвадора говорить – «вообще не вариант».
– Замнем, – тут же сказала я. – Меня это не касается, верно?
– Верно, – он поглядел в сторону кабины, кивнул на водительское кресло:
– А почему ты зовешь его Родео? А не папой?
– Ему так больше нравится.
– Ладно, но он же твой настоящий папа, да?
– Тсс, – сказала я вполголоса. – Говори потише, чтоб он не слышал.
Сальвадор снова сощурился:
– Да какая разница, разве это важно?
– Важно. Мне. Он расстраивается. Ему тяжело слышать это слово.
Даже в полумраке было ясно как день, что Сальвадор в полном недоумении.
– Ладно, слушай. Да, у него есть другое имя, которым он себя не называет. И еще одна вещь: да, я никогда не зову его папой. А причина одна и та же, – я секунду помедлила, прикидывая, как бы лучше объяснить. Иногда жизнь – клубок, который ой как нелегко распутать, а Родео в этом клубке – адски трудный морской узел.
– Короче, раньше у меня были две сестры и мама.
– Раньше?
– Да. Они погибли, пять с лишним лет назад, – я увидела боковым зрением, что у Сальвадора отвисла челюсть, но поскорее продолжила, уберегая его от необходимости говорить какие-то глубокомысленные и сочувственные слова. – Родео это воспринял адски тяжело. Не просто тяжело – его это чуть не прикончило, мне кажется. Он прямо… он… – На миг все слова куда-то подевались, и я провалилась с головой в воспоминания. Каким тогда был Родео, сразу после того, что случилось. Как вообще нам тогда жилось. Я тряхнула головой. Что толку мысленно возвращаться в те времена – хорошего не жди. – А когда он вроде как взял себя в руки, ему стало невмоготу в прежних местах – ну, там, где мы жили раньше. Слишком много чего вспоминалось, наверно. Тогда мы сбыли с рук все пожитки, дом тоже продали, купили этот автобус, и с тех пор мы всегда в пути. И никогда не оглядываемся назад. Одно сплошное большое приключение. – В последние фразы я попыталась вложить бодрость, но прозвучали они как-то уныло, фальшиво. Сдулись, как воздушный шарик, оставшийся с прошлой недели. И тогда, чтобы добавить хоть немножко убедительности, я улыбнулась – оскалила зубы в слепящем свете фар.
Сальвадор молча смотрел на меня, серьезный-серьезный.
– Все путем, – заверила я его. – Что случилось, то случилось. Мы не должны попусту зацикливаться на всей этой печали. И мы о ней не говорим, и о них тоже, и, значит, нам не приходится печалиться, и тогда Родео может чувствовать себя нормально. Оберегать его – моя задача. Все путем.
И тогда все примолкли и всё примолкло. И Сальвадор, и дорога, и Айван, и ночь, и я.
Молчание прервал Сальвадор, но осторожно, негромким голосом, и слышать этот голос было все равно что взять озябшими руками теплую кружку:
– Но почему ты не зовешь его папой?
– Тоже чтобы не оглядываться назад – такое у нас правило. Если я зову его папой, ему это напоминает. Ну, про них. Про моих сестер. А ему не нравится, чтоб напоминало. Так что, когда мы отправились путешествовать, слово «папа» мы с собой не взяли. Выбрали себе новые имена. Он стал Родео, а я – Койот. Поменяли имена официально, как по закону полагается. Фамилию тоже поменяли, чтобы она отражала нашу новую жизнь. Санрайз. Восход солнца. Начали с чистого листа.