– какая-то дебильная записка от Криса: извини, мол, но я типа пока не готов к серьезным отношениям, для меня это слишком большая ответственность, как-то так… И он уехал, серьезно, уехал с концами, сел в свою машину и укатил, прихватил все свои вещи и почти все их общие деньги.
– Правда?
Он обжег меня взглядом.
– Неужели похоже, что я шучу? – рявкнул он, и я даже отшатнулась, но он цокнул языком, потупился и поскорее добавил: – Извини. Я просто, это самое, ошалел от злости.
– Нет-нет, я все понимаю. Дело дрянь, – я подхватила Айвана, который лежал, свернувшись клубком, в ногах кровати, и сунула Сальвадору. Айван глянул на меня так, будто вот-вот оскорбленно прижмет уши, но бунтовать не стал: кот у нас сговорчивый.
Сальвадор сидел, держа Айвана на коленях, почесывая его за ушком, Айван прижался к нему, замурлыкал, и я заметила, что Сальвадор уже меньше зажимается. Кототерапия – это вам не выдумки. С минуту я молчала – не мешала Айвану колдовать и исцелять. Потом продолжила расспросы:
– Ну а, э-э… Якима?
– А-а. В-общем, там и правда есть работа. Но это не через Криса уладилось. Тиа когда-то работала с одной женщиной, они сильно подружились, и, когда тут началось неладное, тиа позвонила ей. А эта женщина работает в гостинице в Якиме. Точнее, у них с мужем своя гостиница или как-то так. В общем, она говорит, что возьмет маму и тию на работу, стопроцентно. Надо только туда добраться. Прости меня: мы снова срываем твои планы.
Я ухмыльнулась, широко раскинув руки:
– Шутишь? Это как по заказу! Теперь у нас есть отмазка, чтобы въехать в штат Вашингтон!
Я почти ожидала, что Сальвадор тоже мне улыбнется и, например, ударится со мной кулаками, но он просто кивнул и опустил глаза, а я вспомнила, какие секреты он выкрикивал, и поняла: наверно, ему этот оборот событий не кажется таким уж чудесным. Я слегка пригасила свою улыбку и сказала: – Сальвадор, мне очень жаль, что у вас с мамой такое случилось, – а он посмотрел на меня с подозрением и переспросил: – Жаль? Ты случайно клятву не нарушаешь? – а я сказала: – Да нет, конечно, – а он кивнул и сказал: – Это хорошо, – и тогда мы оба согласились, что пора бы перекинуться в «Уно».
Родео всегда говорит, что вселенная стремится к равновесию. Я не уверена, что до конца понимаю, что это значит, слова Родео вообще частенько нелегко понять, но вот что я знаю точно: всего через несколько часов после плохих новостей про Криса, работу и все прочее вселенная подбросила нам еще одного пассажира, точнее пассажирку, и подбросила, несомненно, на позитивную чашу весов.
Ее звали Вэл, и я сейчас расскажу, как она затесалась в нашу компанию.
Весь тот долгий день мы ехали по Мичигану, по Верхнему полуострову. Тетя Сальвадора вызвалась три часа просидеть за рулем, и я подумала, что это ужасно любезно с ее стороны. Я долго сидела у кабины вместе с миссис Вегой, мы болтали и смеялись. Эти две сестры – еще и близкие подруги. Нарассказали мне уйму смешных историй про свое детство. Про то, какой скандал случился из-за кетчупа, выдавленного на белое платье для кинсеаньеры, а еще про то, как их мама случайно застала маму Сальвадора наедине с мальчиком. Они наотрез отказались посвящать меня в подробности этой истории, но смущенно порозовевшие щеки Эсперансы рассказали мне обо всем, что мне стоило знать. Приятно побыть в компании двух сестер, которые хорошо знают и любят друг дружку. А у Консепсьон еще и смех был особенный, я такого никогда не слышала: громкий, неожиданный, хулиганский. Когда она смеялась, я невольно начинала ржать сама, даже если не понимала, в чем соль шутки.[18]
Короче, в тот же вечер, когда мы пересекли Верхний полуостров, а потом кусок штата Висконсин, а потом въехали в Миннесоту, и уже темнело, и некоторые уже укладывались спать, мы заехали на заправку, чтобы напоить Яджер бензином. Приступ голода погнал меня в магазин, и я купила хот-дог с острым перцем: в этих лавочках они всегда жарятся на таких вертящихся кухонных плитах. Обожаю такие хот-доги. Дайте мне хот-дог с острым перцем и бутылку холодного «Скуэрта» (которую я, конечно, тоже купила), и я почувствую себя как в раю. Если честно, понятия не имею, на что должен походить вкус «Скуэрта», зато знаю, что это вкус идеальной прохлады – самое то, что требуется от прохладительного напитка.
Ее я увидела, когда уже возвращалась к Яджер и успела надкусить хот-дог на ходу.
А точнее, я ее услышала.
Она сидела на асфальте, прислонившись к стене магазина, и всхлипывала. Всего один тихий всхлип, но я расслышала и остановилась как вкопанная, а потом сделала шаг назад и встала перед ней.
Она была в рваных джинсах и черном худи, с кольцом в носу, а мне всегда казалось, что кольцо в носу – это невероятно круто. Когда я остановилась, она вскинула голову. Глаза у нее были красные.
– Случилось что-нибудь? – спросила я.
Она опустила ресницы, прищурилась, словно собиралась меня грубо отшить, но колючесть в ее взгляде продержалась недолго – как бы растворилась. Она широко раскрыла глаза, посмотрела в сторону – но я успела заметить в глазах слезы.
– Да, – ответила она срывающимся голосом.
– А в чем проблема? Ты как – стопом едешь?
Она растерянно моргнула:
– А это как?
Голос у нее был хриплый.
– Ну знаешь, автостоп. Когда ищешь, кто бы тебя подвез.
Ее глаза снова стали влажными:
– А-а. Наверно, да, стопом.
– А куда ты едешь?
Она снова пожала плечами, выдавила из себя глухой смешок, по которому было ясно, что ей вовсе не до смеха:
– Куда угодно.
– Ты что, сбежала из дома?
Она снова глухо хихикнула:
– Не совсем. Скорее выгнали.
– Выгнали? Из дома? Это как?
Она смерила меня испытующим взглядом и покачала головой:
– Ты не поймешь.
Я сделала глоток из бутылки:
– А ты попробуй объяснить.
Она шмыгнула носом, почесала шею, а потом сказала: – Мои родители только что узнали про меня одну вещь, а они не… не одобряют то, какая я на самом деле. Или, точнее, кто я.
– А кто же ты?
Девушка пару раз вздохнула и сказала срывающимся голосом: – Я лесбиянка.
Я ничего не сказала. По-моему, это вовсе не причина выгонять порядочных людей из их родного дома.
Но, когда кому-то тяжело, надо что-то делать. Доброта всегда уместна, как говорит Родео.
И тогда я поставила бутылку «Скуэрта» на бордюр, взяла хот-дог обеими руками, аккуратно разломила на две части и протянула половинку ей:
– Угощайся, если хочешь.
Она покосилась опасливо, но взяла.
– Осторожнее, – предостерегла я и уселась рядом. – Очень остро. Он с запеченным халапеньо.
Она откусила немножко, а я спросила: – Как тебя зовут?
Она ответила, жуя сосиску:
– Вэлери. – Прожевала, добавила: – Вэл.
– А меня зовут Койот. Рада познакомиться, – я протянула ей руку, и она ее пожала.
Девушка всхлипнула, откусила еще кусочек, и пока она жевала, я думала.
Вообще-то, само собой, я думала, что эту девушку надо подвезти. По-моему, будь ты кто угодно, но если видишь поздно вечером на заправке плачущую девушку, невольно понимаешь: надо ей чем-то помочь, насколько это в твоих силах. Взять хоть ту назойливую дамочку, которая позвонила насчет меня в полицию, когда Родео забыл меня на заправке и я познакомилась с Сальвадором. Правда, помощь бывает разная – своей помощью можно помочь, а можно и навредить, вот я и задумалась, смогу ли помочь Вэл так, чтобы ей это помогло. А еще эта самая деталь про родителей Вэл: как подумаю, у меня волосы дыбом встают, совсем как у Айвана шерсть, когда он видит собаку. Моя самая любимая тетя Джен, мамина сестра, – лесбиянка, а ее жена София – моя самая любимая… ну-у, наверно, тоже тетя, просто не кровная, и у меня руки тянутся к боксерским перчаткам, стоит подумать, что кто-то ненавидит Джен и Софию исключительно за то, кого они любят.
Но все же – и это тоже само собой – я не должна была предпринимать ничего, что может поломать мне график. Да, но если этой Вэл без разницы, куда ехать, мы не потеряем ни минуты, если выручим ее из беды и подвезем. И, кстати, если у нее есть водительские права, мы даже быстрее доедем туда, куда нужно мне.
Но – это уже третье «само собой»: у Родео есть правило насчет тех, кто сбежал из дома. Подвозить тех, кому еще не исполнилось восемнадцать, – не вариант, и причины самые веские – потому что существуют законы, полиция и тому подобное.
В общем, во время моего первого разговора с Вэл мозги у меня кипели от разных противоречивых «само собой».
– Сколько тебе лет? – спросила я.
Она смерила меня взглядом.
И сказала: – Д-девятнадцать…
– Девятнадцать? Гм. Что-то молодо выглядишь. И до сих пор живешь с родителями?
– Я учусь. Тут у нас в местном колледже. Ну, теперь придется бросить…
Я осмотрелась по сторонам. Заправка у федеральной трассы, много дальнобойщиков, жизнь кипит: машины вереницами подъезжают и снова отъезжают. И не все люди здесь были такими, среди которых можно без опаски оставить плачущую девушку, если вы понимаете, что я имею в виду. Я посмотрела на Вэл, сидящую на бетонной дорожке: глаза опухли от слез и деваться некуда – у нее больше нет дома.
Сколько же на свете печали.
Я выждала секунду, сделала глоток «Скуэрта», чтобы перебить вкус перца.
– Ну а хочешь поехать с нами?
Вэл прищурилась:
– С кем?
– Со мной и Родео. Вон наш автобус. У нас уже есть несколько пассажиров. Едем на запад, в штат Вашингтон, с заездом в Айдахо, в город Бойсе. Можем высадить тебя, где скажешь.
Вэл уставилась на автобус:
– Вы, ну-у-у, вы не… ненормальные какие-нибудь? С вами не опасно связываться?
– О, мы определенно ненормальные. Но не буйные: с нами тебе ничего не угрожает.
Она хихикнула. Склонила голову набок:
– Вообще-то я думала, что неплохо было бы двинуть в Сиэтл. У меня там двоюродная сестра живет, она классная.