– Ага, – я повернулась, пошла обратно к микрофону, но Сальвадор схватил меня за руку:
– Койот, она, это самое… длится целых десять минут.
Я улыбнулась:
– Тогда давай начнем поскорее.
Я вышла к микрофону:
– Встречаем Сальвадора Вегу из Орландо, штат Флорида, где он был первой скрипкой в… – я осеклась, посмотрела на него, стоявшего в полумраке рядом.
– В Молодежном оркестре Орландо, – пробурчал Сальвадор.
– Где он был первой скрипкой в Молодежном оркестре Орландо, – договорила я. – Сегодня он сыграет для вас Сонату номер два. Для скрипки. Соль минор. Сонату Генделя, – я широко раскинула руки, поклонилась. На одну-две секунды повисла неловкая пауза.
Я снова придвинулась к микрофону:
– Сейчас полагается хлопать.
И все захлопали, и я вышла из круга света и прошла мимо Сальвадора, а он был все еще довольно бледный и пялился на меня довольно кровожадно. Я хлопнула его по плечу мимоходом и шепнула: – Живи так, чтоб ни о чем не жалеть, брат.
Я спустилась в зал, села на первое место в первом ряду, с краю. Вэл, сидевшая в середине ряда вместе с остальными, тут же вскочила, перебежала ко мне, плюхнулась рядом. Она широко улыбнулась, подняла кулак, и мы ударились кулаками, а потом откинулись на спинки кресел, чтобы послушать музыку.
Сальвадор подошел к микрофону. Не стану врать: по нему было видно, что он весь на нервах. Он попробовал улыбнуться публике, но улыбки надолго не хватило. Несколько раз провел смычком по струнам, покрутил какие-то большие болты на грифе скрипки, настраивая ее как полагается. Я была потрясена: надо же, умеет настраивать скрипку на слух.
Потом он прижал скрипку к шее, приблизился к микрофону и, держа смычок на струнах, вдохнул всей грудью и собрался уже начать… но помедлил. И подался вперед, чуть ли не припав губами к микрофону. И уставился на одного человека в первом ряду.
И сказал: – Es para ti, Mamá[20].
Я увидела боковым зрением, что миссис Вега утирает глаза платком.
Ох уж этот Сальвадор.
И тут он заиграл.
И музыка полилась из деревянной скрипочки в его руках, закружилась в воздухе, наполнила полутемный зал.
Тут несложно было бы впасть в поэтическое настроение, восторженно наговорить с три короба, как красиво он играл, какой гипнотической была музыка и как она нас заворожила. И, конечно, все это было бы правдой. Он действительно играл красиво. И музыка была гипнотическая. И мы все сидели завороженно – так здорово все получилось. Все правда.
Но обычно говорить такие слова – только время попусту тратить. Потому что никакие слова, никакая поэзия не могут передать, каково было сидеть там и слушать, как этот самый Сальвадор играет на этой самой скрипочке. Это было просто нечто.
Родео говорит, что любое место под открытым небом может быть церковью, потому что среди природы всегда можно ощутить присутствие бога.
Ну, в общем, в тот день мы с Родео, похоже, обнаружили, что присутствие бога можно ощутить и в помещении.
Сальвадор был в заношенной майке, дырявых джинсах и пляжных шлепанцах. Но, скажу я вам, в эти минуты он был так красив, что элегантный фрак и тысячедолларовые туфли были ему без надобности. Ох уж этот Сальвадор – на той сцене он смотрелся героем. А играл как ангел. Да, не только его музыка – чудо, но и сам Сальвадор тоже нечто.
Боже мой. Этот парень умеет играть. На сцене он выразил музыкой не только свои заветные чувства. Но и мои тоже.
А теперь напомню вам, что песня, как предупредил Сальвадор, длилась десять минут.
И вот на что я буду досадовать всю жизнь – так это на то, что мне удалось наслаждаться ею только четыре минуты.
Потому что на пятой минуте Вэл оглянулась. И вздрогнула. И толкнула локтем меня, и я тоже оглянулась.
Посмотрела в глубь зала, мимо последнего ряда кресел, еще дальше, в приоткрытые двери. Перевела взгляд с фойе на стеклянные двери главного входа в Центр исполнительских искусств.
И разглядела охранника, который, приставив ко лбу руку козырьком, заглядывал в стеклянные двери, а другой рукой нащупывал в связке нужный ключ.
Глава двадцать восьмая
Я обомлела. Но лишь на секунду. И тут же принялась действовать.
Вскочила и побежала к стеклянным дверям. Старалась не топать, пригнулась – не стоит отвлекать Сальвадора и его публику. Услышала за спиной шорох, оглянулась: Вэл бежит со мной. Обрадовалась. Мы только вчера познакомились, но я уже понимала, что с таким человеком, как Вэл, можно идти в разведку.
Мы выскочили в тот самый момент, когда охранник управился с замками главного входа и решительным шагом вошел внутрь. Я двинулась ему навстречу, а Вэл сообразила прикрыть дверь в зал, отрезав нас от всей этой прекрасной музыки.
– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил охранник, надвигаясь на нас. Спросил во весь голос, с подозрением.
– Тсс! – сказала я. – Тише!
Если честно, я просто хотела, чтобы этот тип не шумел, не прерывал волшебство в зале. Но я заговорила резко, чуть ли не командирским тоном, и знаете, что случилось: этот невольный командирский тон сразу создал атмосферу, которая была нам на руку.
Потому что этот тип действительно примолк. Рот у него закрылся, глаза удивленно расширились.
Он был молодой. Бледный, с гладкими щеками, ему было лет двадцать, максимум двадцать один. Перед нами был не какой-нибудь прожженный, убеленный сединами следователь.
Вэл быстро поняла, с кем мы имеем дело. Встала рядом со мной, плечом к плечу, когда он, уже тише и вежливее, повторил: – Что вы здесь делаете? – А Вэл ответила молниеносно: – А вы что здесь делаете?
Охранник захлопал глазами:
– Я, э-э-э, я…
– Вы мешаете, вот что вы делаете, – прервала его Вэл. Махнула рукой за спину. – У нас там сейчас идет важное прослушивание.
Охранник облизал губы и недоуменно поднял брови:
– Какое прослушивание? По графику ничего не запланировано, и мне никто не говорил, что будет…
– Важное прослушивание. Я, кажется, вам уже сказала. Прослушивание у моего брата, он поступает в Джульярдскую школу в Нью-Йорке. Экзаменатор специально прилетел сюда, чтобы его послушать.[21]
Охранник аж задохнулся. В отчаянии посмотрел на меня, потом опять на Вэл. Но надо отдать ему должное: он не собирался отступаться, хотя Вэл явно была ему не по зубам.
– А вам, э-э… вам разрешили сюда войти?
– А вы как думаете: вошли бы мы сюда, если бы нам не разрешили?
– Значит, вы говорите, что все это, э-э-э, согласовано с…
– Да-да. Естественно. Все согласовано с директором.
Вообще-то я прекрасно знала, что Вэл вешает ему лапшу на уши и стреляет вслепую. Но по Вэл это было нисколечко не заметно. Голос у нее был спокойный, уверенный и жуть какой сердитый. Ничто не говорило о том, что Вэл грозят серьезные неприятности. Нет, Вэл создавала впечатление, что это у охранника будут неприятности, и очень-очень серьезные.
Великолепно разыграно.
Но все равно ход был рискованный. У меня пересохло во рту, в подмышки словно впились раскаленные колючки. Охранник сощурился, недоверчиво разглядывая Вэл. Потом заговорил:
– Вы согласовали это с миссис Маршалл? Она разрешила?
– Ну конечно. Она сейчас там, – сказала Вэл, кивнув на закрытую дверь позади нас. – Если хотите, обождите, поговорите с ней после прослушивания, но я бы на вашем месте не стала врываться прямо сейчас. Она иногда может… да вы сами знаете…
Еще один рискованный ход. Еще один выстрел вслепую.
Но охранник кивнул.
И пробормотал: – О да. Еще бы мне не знать.
Вэл стреляла вслепую, наугад, но всякий раз попадала в яблочко.
И тут Вэл, словно ничего не случилось, моментально подобрела.
– Послушайте, – сказала она, и голос у нее стал нежный, ласковый, – мне очень жаль, что вас не предупредили. Мы все организовали в последнюю минуту. Но, пожалуйста, не срывайте его выступление. Для него это единственный шанс.
Охранник расслабился – это было видно по его осанке. Несколько раз перевел дух, успокаиваясь, торопливо утер лоб. У него прямо камень с души свалился оттого, что Вэл по какой-то загадочной причине сменила гнев на милость. Я едва удержалась от улыбки.
– Значит, это ваш автобус стоит у служебного входа? – спросил он.
Вэл захлопала глазами.
– А чей же еще? – сказала она после секундной паузы. – Мы из… из Монтанской музыкальной консерватории. Это частная школа. Очень, э-э, престижная.
– И вы все там учитесь? – спросил он с легким сомнением. Покосился на кольцо в носу Вэл, на мои замурзанные шорты-карго и босые ноги.
Вэл только рассмеялась – громко, раскованно, запрокинув голову. И даже игриво хлопнула охранника по плечу:
– А вы как думаете? Кто еще станет разъезжать на школьном автобусе?
Охранник хмыкнул, повел бровями. Заулыбался, засмеялся вместе с Вэл, тряхнул головой.
– Ну да, ну да, – сказал он со смешком. – И правда, кто еще?
Меня так и подмывало встрять и заявить, что вообще-то на школьных автобусах разъезжают не только школьники, а самые разные интересные люди, заслуживающие полного доверия, но я рассудила, что это возражение не ко времени и не к месту.
– Ну хорошо, ну-у… В общем, извините за вторжение, – сказал он.
– Вы просто выполняли свою работу, – заверила его Вэл, воздев руки, широко улыбаясь.
Охранник попятился к главному входу, открыл дверь.
– Надеюсь, ваш брат туда поступит, – сказал он, улыбаясь Вэл.
– О-о, спасибо, – откликнулась она.
Но тут охранник замер на пороге. Сдвинул брови:
– Но… если это такое важное прослушивание, почему он так одет? Я же заметил: он в джинсах и какой-то старой…
– Извините, что? – выпалила Вэл, и ее голос снова стал едким, как кислота, обжигающим, как пламя, и острым, как нож.
Охранник снова вытаращил глаза:
– Я… э-э… я просто хотел сказать, он одет…