Лука тяжко вздохнул:
– После я узнал, это был торговец с базара. Он собирал вокруг себя народ и говорил им, что они плохо живут, надо жить чисто и светло, как учил Иешуа. Это пришлось не по шерсти многим, чьи души погрязли в грехе. Истинных пророков побивает Иудея, а лжеустам и прохиндеям верит!
В хижине повисла тишина. Изредка шуршал по крыше дождь, потрескивала лучина, вздыхал во сне Эпи. Иуда допил вино.
– Я одинок, Лука, плох здоровьем, никому не нужен. Всюду люди издевались надо мной, гнали, крича, что я, меченый, приношу горе, что мне лучше умереть, чем жить. Отбитую от стада овцу и заяц ест! Я устал. Душа моя сожжена для мира. Я измучен и стар. Мои ноги не несут меня никуда, кроме Царства Небесного. Я избавлен от грехов, очищен в Иордане самим Иешуа и могу предстать перед ним с чистой совестью. А ты… Ты был в той толпе до конца?.. – вдруг в упор спросил Иуда.
– Я шел с ними до поворота, потом смотрел издали, – опустил голову Лука. – А что было делать? Кричать, хватать за руки, стыдить?.. Тогда бы и меня убили… – Лука исподлобья взглянул на Иуду, не удержался. – А ты выбежал на арену, снял с креста Салмина?
– Нет, – вздохнул Иуда.
Лука развёл руками:
– Мы слабые люди, мы робки, а Иешуа был силён и храбр. Ты видел его – скажи, какой он был?
Иуда пугливо отшатнулся, словно увидел что-то.
– Какой?.. Смотрел прямо в глаза. Говорил ясно, каждое слово, как карат алмаза. Никогда не сердился, не говорил громко. Всех оберегал, даже нашу дворняжку Афу: она в погоне за крысой сломала лапу, он тронул её – собака перестала визжать, и лапа здорова. Такой… Мы ходили с места на место. Много шутили, смеялись. Петр ловил рыбу на ужин, сажал её в ведро, а Иешуа махнёт рукой – и ведро вдруг пустое! Пётр дивится: куда делась рыба? Опять ловит – и опять ведро пустое! И так несколько раз, а потом вся рыба появляется вновь, и столько, что в ведро не влезает! А Иешуа смеётся: “Этому я в Кумране научился!” Да… Я был в Кумране, у ессеев, они помнят тебя. А старый настоятель Феофил умер…
Лука ужаснулся:
– Как умер?
– Год назад.
“Феофил умер. Учитель. Феофил… Кому же отдать написанное?” Ведь он писал Евангелион, жизнь Иешуа, для Феофила и даже начало придумал цветистое: “Рассудилось и мне, при тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил…”
– Кто сейчас учитель?
– Наасан.
Лука поморщился: мрачного Наасана он недолюбливал. Нет, ему он не понесёт написанное, хотя труд почти закончен. Куда ж нести? Кому отдавать? В синедрион?.. Да там просто сожгут, и всё!.. Не в Рим же?..
Вздохнул, кивнул на мёртвую руку Иуды, назойливо вылезавшую из хламиды:
– С рукой что?
Иуда взялся плоскими суставчатыми пальцами за левое плечо, потряс, рука змеёй изогнулась и застыла.
– Вчера ночью, когда шёл к тебе, лёг на ночлег, вдруг утром чувствую – нет руки! От испуга, что ли. Я плохой сон видел. Эх! На старости лет наказал Господь! Да теперь уж всё равно…
– Ты веришь в Господа?
– Конечно! – просто ответил Иуда, дожёвывая кусок сыра. – Как же иначе жить? И кто всё это сотворил? Мир, небо, звёзды? – повёл рукой вокруг.
– А как ты веришь? – не отставал Лука.
– Просто верю, и всё! – Иуда аккуратно собрал крошки, закинул их в рот. – Верю, чтобы понимать. Горы, земля, люди, звери. Откуда всё это? Кто создал? Солнце откуда? Луна? От Господа. Он Отец всего!
Лука тихо спросил:
– А сын Господа кто?.. Иешуа?
Иуда вдруг напрягся, твёрдо потряс головой.
– Нет. Иешуа – человек. Я видел, как он ел, пил, ходил в отхожее место, как смотрел на красивых девушек. Он человек, лекарь душ человеческих…
– Какой же силой он исцелял?
– Ему была дана такая сила… – буркнул уклончиво, утирая внезапные слёзы.
“Зачем он пришёл? Что ему надо?” – впервые мелькнула мысль. Лука отогнал её как неправедную, но она не отступала, внедрилась в душу.
Как было
С утра шёл нудный дождь, нечастый в этих местах. Лука кое-как разжёг очаг, заварил цветочный чай, кинул псу остатки хлеба и сыра, разбудил Иуду и подал ему кружку с горячим питьём. Тот со сна неловко принял её одной рукой и пролил бы на себя кипяток, если бы Лука не удержал кружку.
– Я ночью плохо спал, – виновато пробормотал Иуда и вдруг спросил: – А где жена твоя? Я ей подарок принёс! – И вытащил из мешка кольцо с зелёным камнем.
– Пропала, нет её, – кратко отозвался Лука.
Иуда запнулся:
– А… Как это?
– Так. Исчезла. Ушла и не вернулась, – отрезал Лука, надел на мизинец золотой кружочек с зелёным камнем. – Откуда? Красивое!
Иуда осторожно взялся за кружку, отпил глоток.
– Носи на память. Дала одна женщина в Египте год назад.
– Как ты попал туда?
Старик поморщился.
– Эх, недобрым путём попал я туда… Тогда по всей Иудее свирепствовали римляне, я бежал от них, добрался до Нила, но там напился больной воды и чуть не умер: тело горело, сохло, кожа стала шершава, блевота и нечистоты непрестанно извергались… Рыбаки принесли меня в село, где местная лекарка вы́ходила меня. Она и подарила мне это кольцо. Возьми его, это смарагд. В Египте я видел много чудес. Главоносцы снимали свои головы, держали их в руках, и эти головы говорили! Святая слепая носила на подносе свои глаза и видела этими глазами! Врачи лечили от всех болезней! – И добавил застенчиво: – Я сам научился там немного врачевать. Вот если у тебя будет болеть внутри, найди кокон гусеницы, обвяжи земляными червями, брось в горшок и вари, добавляя туда лягушачью икру…
Лука, подавив улыбку, пообещал:
– Так и сделаю. Только у меня ничего не болит. Я крепкий здоровьем.
– Ты счастливый… А я весь больной!.. – Иуда начал по-стариковски перечислять свои болезни. Потом пожаловался: – Меня даже убить хотели! Лесник. По дороге сюда.
Лука удивился:
– Убить? Лесник? Такой заросший, в бороде? А второй помоложе? Нет, это хорошие люди. Они носят мне еду и часто не берут денег, хотя сами бедны.
Иуда недоверчиво поджал губы.
– Хорошие? Может, и так, но я еле ушёл от них. Да это не новость! С малых лет звали клеймёным, гнали: “Прочь, сатана!” – кидали камнями, пуляли из рогаток… Я с детства надломлен, расшит на две части: одна любит людей, другая ненавидит… Милосердие имеет границы, а жестокость и зло безграничны… За людьми тянется невидимый хвост их поступков, за добрыми – благое, за грешниками – всякая дрянь. А я вижу эти хвосты! И я устал от этого!.. Но один человек любил меня. Помнишь, в нашем селе у околицы жил лекарь Аминадав? Вот он. Разные фокусы показывал: сажал себе на руку пиявок и заставлял их до тех пор сосать кровь, пока они не лопались, и говорил нам: “Так будет с каждым, кто пьёт человеческую кровь!”
– Я тоже ходил к нему. Мы выжигали по дереву… – вставил Лука.
– Да, да, он любил это – через стекло, лучом, выжигать на дощечках… – улыбнулся старик. – А брата моего Иакова помнишь?
– Нет, – признался Лука. – Он старше меня, как и ты.
Иуда усмехнулся и с некоторой гордостью сказал:
– Мы с Иешуа родились в один год! А Иаков с детства всегда молчал. Был застенчив, но раз ночью стал кричать так, что наша бабка чуть не умерла от страха. А наутро, никому ничего не сказав, ушёл из дома к Иешуа… А потом и меня забрал с собой. Тогда все были в сборе… Молодые, мы весёлой шайкой бродили по Галилее, ничего не делали, грелись на солнце, слушали Иешуа и уличных музыкантов, иногда мелкой подсобной работой зарабатывали пару ассариев на еду. А если денег не было совсем, то Иешуа всегда находил выход…
– Иуда из Кариота тоже был с вами?
– Иуда? Искариот? – переспросил старик. – Ходил. Он же наш казначей.
– Думал ли ты, что он предаст?
Старик отозвался сухо:
– Я не знаю, предал он или нет! Кто предал? Люди! Народ предал Иешуа! – И зло повторил: – Народ! Все мы предатели! Я, ты, он, – указал на полуслепого Эпи. – Мы все предатели!
Лука нахмурил брови.
– Не понимаю тебя! Я-то при чём?
И Иуда рассказал правду, какую знал. На Гаввафе в день казни Иешуа собрались только воры, разбойники и грабители со всей Иудеи. Они сошлись на сходку по зову своего вожака Бар-Аввы. Заняли всю пустошь и спасли его. А простых людей, торговцев и ремесленников, запугали, застращали, подкупили. И все остались сидеть по домам. Так и вышло, что лучший человек был казнён, а худшие остались жрать свою похлёбку и спать со своими бабами!
Молчание после его слов заставило Эпи подобраться к хозяину и понюхать – здесь ли, не ушёл?
Ошеломлённый, Лука, обхватив голову, тупо смотрел в чёрный земляной пол.
“Всех, всех купили! Как же об этом писать? И кому? Таким же как они? Зачем? Все продажны, только единицы праведны! А они и без меня всё знают! О, нечестивое стадо предателей! – яростно думал он. – Сборище ехиднино! Хуже воров и убийц! Те хоть своего учителя спасли! А эти!.. Им писать?.. Для них?.. Да пусть сгорят они все, с их домами и детьми!” – разозлился Лука и, зло уставившись на старика, выкрикнул:
– А вы где были? Вы, верные люди, апостолы?
Иуда погрозил пальцем:
– Не пристало тебе впадать в уныние! Ты должен трезво всё рассудить!
– Что рассудить?! – возмутился Лука. – Ваше предательство?
– Сядь! И послушай, – властно приказал Иуда.
В ту ночь, когда римляне забрали Иешуа, он, Иуда, ночевал с другими в доме у отца Фомы. Кто привёл римлян – неизвестно, может, Искариот. Они пришли под утро, извлекли Иешуа из дома так тихо, что никто не проснулся. Потом разбудили всех, зажгли факелы и стали обыскивать комнаты. Он, Иуда, спал с Варфоломеем в маленькой клетушке под лестницей. Ввалились пятеро центурионов и два синедрионца в плащах. “Где ваш учитель? Он предал вас! – крикнул один из римлян и протянул Варфоломею кубок с вином. – Пей и веселись!” Варфоломей ударил по кубку, за что римлянин избил его ножнами. “Не хотите веселиться? – яростно кричал центурион. – Ну так мы вас повеселим!”