Он виделся с Бетанкуром в Президентском дворце Нариньо раз или два в неделю. Иногда разговоры проходили около десяти вечера, и Бетанкур, который ложился спать очень рано и вставал до рассвета, встречал Тамбса в пижаме. Тамбса ругали за неосмотрительность, поэтому их встречи были столь поздними и скрытыми. В какой-то момент Министерство иностранных дел разослало всем посольствам циркуляр, в котором напомнило послам, что они не должны занимать публичную позицию в отношении внутренних дел Колумбии – это была явная пощечина Тамбсу. Несмотря на натянутые отношения, Тамбс и Бетанкур понимали и почти уважали друг друга. Тамбс понимал, что «работа Бетанкура – заботиться о Колумбии. Он знал, чем занимаюсь я».
Тем временем Тамбс искал способ заинтересовать колумбийское правительство в том, чтобы хоть что-то сделать с контрабандой наркотиков из их страны. Посольство США настойчиво добивалось как экстрадиции торговцев, так и уничтожения марихуаны и плантаций коки гербицидами, но это ни к чему не приводило. Старожилы посольства были убеждены, что правительство никогда ничего не предпримет, потому что консерваторы во главе с Бетанкуром, как и их предшественники либералы, не видели в наркотиках проблемы для Колумбии. Тамбс потратил много времени, посещая местные центры лечения наркозависимых и рассказывая о них в прессе, чтобы попытаться изменить отношение: «Если вы хотите навсегда остаться слаборазвитой страной – продолжайте в том же духе». Но Колумбию это не убедило.
Безуспешными оказались и попытки Тамбса продвинуть идею о том, что, объединившись, наркоторговцы и партизаны разрушат и без того нестабильное колумбийское общество. В 1983 году такое мнение, да еще и из уст янки, звучало возмутительным. Позицию Тамбса сочли плодом его антикоммунистического воображения. Все вокруг хорошо помнили о деле группировки «Смерть похитителям», которое демонстрировало обратное.
И все же у Тамбса кое-что было в запасе. В первой половине 1983 года агенты УБН получили информацию о том, что один торговец с северного побережья купил партию марихуаны у партизан и расплатился оружием. В конце года колумбийская армия сообщила посольству, что недалеко от Вильявисенсио существует тренировочный лагерь партизан движения ФАРК[39], которых считали подконтрольными Москве. Уже много лет было известно, что это место кишит производителями коки и кокаиновыми лабораториями.
Описывая это явление, Тамбс изобрел термин «наркопартизаны», но колумбийская общественность посмеялась над такой формулировкой. Хуже того, и Бетанкура это тоже вывело из себя. Сотрудничество с ФАРК в переговорах имело большое значение для успеха «мирного процесса» Бетанкура, а вмешательство Тамбса все портило.
ФАРК существовала по меньшей мере с 1963 года. Лидеры движения были сторонниками старой марксистско-ленинской идеологии, а солдаты – в основном «кампесино» из сельской местности. В 1982 году их насчитывалось около пяти тысяч, и у них были опорные пункты на востоке Колумбии, в обширной дикой саванне и тропических лесах, а также в центральной долине реки Магдалена. ФАРК зарабатывала деньги за счет похищений людей и запугивания богатых землевладельцев. Их было намного больше, чем в М-19, и относились к ним гораздо серьезнее. Многие колумбийцы считали ФАРК вооруженным подразделением Коммунистической партии Колумбии. В 1982 году идея о том, что они могут быть союзниками наркоторговцев, была совершенно немыслимой.
К середине 1983 года три преданных делу человека – Тамбс, Фелпс и Рамирес – выступили против Медельинского картеля и были готовы сразиться с ним серьезно. Этим троим нужен был агент влияния – кто-то имеющий вес в политике и способный вынести проблему наркотиков в центр национальных дебатов Колумбии. Тамбс был приятным, красноречивым и умел произвести впечатление, но имел серьезный недостаток – он был чужак, гринго. Рамирес был полицейским, которому было запрещено делать публичные политические заявления. Чтобы развязать эффективную войну против Медельинского картеля в стране, нужен был влиятельный колумбийский политик, который мог бы сформулировать стратегию и следовать ей. Бетанкур не подходил. Нужен был кто-то другой.
На повестке дня стоял острый вопрос – «грязные деньги», то есть взятки наркоторговцев политикам Колумбии. Во время выборов 1982 года кандидаты от оппозиции массово обвиняли друг друга в получении денег от наркобоссов и использовали этот факт как средство очернения основных политических партий. Двумя крупнейшими целями стали конгрессмен от Энвигадо Хайро Ортега и его заместитель из Медельинского картеля – Пабло Эскобар. Главными обвинителями на дебатах были так называемые Новые либералы – реформистское крыло Либеральной партии. Грязные деньги стали краеугольным камнем их политической кампании годом ранее, а затем они перенесли дебаты в законодательный комитет и на трибуну Конгресса.
По условиям Национального фронта Колумбии, президент был обязан выделить определенное количество постов в правительстве для оппозиции. Консерватор Бетанкур передал Новым либералам министерство юстиции, а в начале августа 1983 года назначил на пост министра сенатора Родриго Лару Бонилью. Должность министра юстиции в Колумбии эквивалентна посту генерального прокурора США, а генеральный прокурор – это «цепной пес» государственного управления, своего рода омбудсмен страны.
Тридцатипятилетний Лара Бонилья был привлекательным, харизматичным, напористым политиком и одним из самых ярких молодых представителей Либеральной партии. Поскольку он стал министром юстиции, именно ему предстояло расследовать скандалы с грязными деньгами. Бонилья приступил к делу как честный реформатор и политический прагматик. К скандалам с деньгами было приковано внимание прессы, и Лара Бонилья осознавал, какие политические выгоды он сможет получить в случае успеха его начинаний.
Самым большим препятствием для него стала инертность власти. Назначив Бонилью на пост министра юстиции, Бетанкур как будто бы был готов поддержать его в борьбе. Но проблема была в том, что он никогда открыто не заявлял подобного. Он был занят своим «мирным процессом» и экономическими реформами. Раз он поручил Бонилье расследовать скандалы с деньгами, вот пусть он сам этим и занимается.
Но сказать было легче, чем сделать. Большинство журналистов и скептиков подозревали, что деньги брали почти все – и либералы и консерваторы. Лара Бонилья и другие реформаторы пытались вывести их на чистую воду, но политическим лидерам Колумбии это не понравилось. Таким образом, из-за отсутствия явной поддержки со стороны Бетанкура статус Лары Бонильи оставался в некотором роде двусмысленным. Бонилья не был членом партии президента и при этом преследовал своих однопартийцев. Те, кого он пытался прижать, намеревались противостоять ему и уйти от наказания. Они решили затаиться и ждать развития событий.
Второе, что мешало Ларе Бонилье, – недооценка могущества Медельинского картеля. В 1983 году еще было невозможно построить политическую карьеру, нападая на наркоторговцев. Все знали, что последние годы картель покупал себе путь к власти, но по-прежнему думали, что это легко изменить, ведь власть государства должна быть сильнее власти кокаиновых дельцов.
Абсолютный просчет. Он касался Бетанкура, который игнорировал разложение в колумбийских политических институтах и потенциальную опасность для целостности его правительства. Этим грешили и политики уровнем пониже. Они заигрывали с наркоторговцами, брали их деньги и притворялись, что не знают, откуда эти деньги взялись, или делали вид, что это не имеет значения. Никто до сих пор не понимал масштабов влияния картеля. Наркобоссы не пытались купить преференции – они сразу покупали правительство. Лара Бонилья, политический фанатик-реформатор, оказался как ребенок в джунглях. И наркоторговцы набросились на него, как леопарды.
Лара Бонилья стал крестоносцем поневоле. Он не был готов к принятию денег картеля, не был готов к угрозам, запугиванию или давлению, которое наркобоссы применяли к своим врагам. Тем не менее он оставался «воином света» – мужественным человеком, который согласился и должен выполнить самую опасную работу в Колумбии – бросить вызов Медельинскому картелю и повергнуть его.
А еще у него были друзья. В 1980 году он был мэром своего родного города Нейва, а Хайме Рамирес служил начальником полиции провинции Уила. Он был хорошим другом семьи жены Рамиреса, Элены, уроженки Уилы. Рамирес считал себя другом Лары Бонильи и был полон решимости помочь ему.
Тамбс и Фелпс тоже не остались в стороне. Оба уже немного знали Лару Бонилью и видели, что грандиозность поставленной задачи угрожала его погубить. Фелпса очень раздражало, что Бетанкур так и не выразил открытую поддержку и оставил Лару Бонилью на произвол судьбы.
Фелпс и Тамбс вместе встретились с Ларой Бонильей вскоре после его назначения. Он подтвердил, что не ощущает поддержку правительства. С другой стороны, Бонилья был опытным политиком и понимал, что от торговцев кокаином никуда не деться и ему нести этот крест до конца. Но как бы то ни было, ему нужно было действовать. Могли ли Тамбс и Фелпс помочь в этом?
Могли и, главное, – хотели. Когда остальные американцы покинули Министерство юстиции, Фелпс повернулся к Тамбсу и сказал: «Этот человек ищет союзников».
11. «Грязные деньги»
Хайро Ортега медленно начал свою речь. По его словам, он был рад возможности поговорить о грязных деньгах, потому что его беспокоила «паутина лицемерия» в правительстве. Ортега объявил, что у него не было личной заинтересованности, но правда должна была выйти наружу. Он хотел бы ответить на постоянные обвинения в использовании грязных денег, предполагаемых связях с наркоторговцами и иными подозрительными личностями, среди которых числился его собственный заместитель в провинции Энвигадо – Пабло Эскобар.
Слова разносились по залу Конгресса, его прекрасно слышали и Родриго Лара Бонилья, и другие министры.