Все это дало следующие результаты: Карлос Ледер перестал светиться и залег глубоко на дно – приказ о его экстрадиции, подписанный Бонильей, лежал на столе у Бетанкура. Министр юстиции отозвал лицензию у трехсот с лишним самолетов, включая флот «Пилотос Эхутивос», принадлежащий Очоа. Теперь его ведомство вело расследование в отношении «Газиенды Веракрус», там, где самолет с грузом эфира сделал дозаправку, а после направился в лабораторию картеля «Транквиландию».
Но и на этом Лара Бонилья не остановился. В начале 1984 года, изучая информацию, предоставленную полковником Хайме Рамиресом и подразделением Национальной полиции по борьбе с наркотиками, он обвинил тридцать политиков в получении «грязных денег» на муниципальных выборах. Лара продолжил изымать самолеты и прессовать футбольную лигу Колумбии из-за связей с картелем. 6 апреля 1984 года, спустя совсем немного времени после операции в джунглях, он объявил, что все поля марихуаны на северном побережье будут обработаны гербицидами. Появилась надежда на то, что восьмилетние совместные яростные усилия с консульством США по борьбе с наркотиками наконец-то принесут плоды.
Больше всего от рук Лары Бонильи пострадал Пабло Эскобар. Из-за обвинений министра он был изгнан из Конгресса и был вынужден переживать череду унизительных разоблачений о своем печально известном прошлом и криминальном настоящем. К концу 1983 года Эскобар окончательно лишился всех шансов на дальнейшую политическую карьеру.
Но просто так он уйти не мог. На самом деле Эскобар вообще никуда не уходил. Пока его преследовала полиция, а Конгресс обсуждал вопрос о лишении неприкосновенности, он вел себя довольно сдержанно, но когда накал страстей спадал, Эскобар снова переходил в наступление. 13 февраля 1984 года суды отозвали ордер на его арест. Тогда Эскобар немедленно объявил, что, если правительство не отменит договор с США об экстрадиции, они с Ледером закроют 1500 своих предприятий и более двадцати тысяч человек лишатся работы. 2 марта впервые за полгода он провел политический митинг, на котором осудил Лару Бонилью за поддержку американского империализма и раскритиковал муниципальное правительство Медельина за отключение света на его футбольных стадионах и сорванные матчи.
26 марта, когда картель немного пришел в себя после рейда на «Транквиландию», Эскобар написал открытое письмо послу США Льюису Тамбсу. В нем он отрицал любую причастность к лабораториям в джунглях: «Я могу охарактеризовать нападки в мой адрес только как тенденциозные, безответственные и преднамеренные, они не имеют никаких реальных оснований и очерняют мое безупречное имя в глазах общественности. Моя совесть чиста».
В письме Эскобар также осуждал экстрадицию и называл вредоносным утверждение Тамбса, что он и другие члены картеля наняли боевиков ФАРК для охраны объектов в «Транквиландии». Наконец, он охарактеризовал Лару Бонилью как представителя американского правительства в колумбийском кабинете министров.
Именно это замечание и ему подобные были для Джонни Фелпса самыми тяжелыми. Он испытывал к Ларе Бонилье глубокое уважение и восхищался им, но с каждым днем в нем нарастало негодование и презрение по отношению к колумбийскому правительству. Во время скандала с грязными деньгами, как и все последующие месяцы, президент Бетанкур несколько раз публично высказался о незаконном обороте наркотиков, но вообще ничего не сделал, чтобы показать, что поддерживает политику Лары Бонильи. Он не предпринимал никаких действий по экстрадиции и, похоже, вообще не планировал их совершать. Бетанкур оставался в стороне, в то время как крупнейший торговец кокаином в мире, самый известный убийца и профессиональный преступник оскорблял министра юстиции его правительства.
Фелпс был полицейским и понимал, на какой риск он идет. Это было частью его работы. Но Фелпс больше беспокоился о Ларе Бонилье. Сам он не мог защитить министра юстиции, а непосредственный руководитель министра полностью игнорировал нарастающую угрозу.
Тем временем в Медельине всем стало очевидно: независимо от того, что происходило с Эскобаром, с Очоа или с любым другим наркоторговцем, картель по-прежнему правил в стране безраздельно. Эррол Чавес покинул пост и уехал в Хьюстон в августе 1983 года. Перед отъездом он сказал своему преемнику Майку Виджилу, что в Медельине дела плохи и становятся все хуже. И у Виджила не было причин сомневаться в сказанном. Выстрелы эхом разносились по городу так часто, что никто даже уже не обращал на это внимания. Несколько раз в неделю по пути на работу Виджил обнаруживал труп, лежащий на краю дороги, но никто не останавливался даже из любопытства.
Местные полицейские панически боялись мести наркоторговцев и почти не покидали отделение, не говоря о том, чтобы кого-то задержать. После статьи в «Эль Эспектадор» с подробностями ареста Пабло Эскобара за кокаин в 1976 году Виджил отправился в администрацию департамента безопасности за фотографиями, чтобы сделать с них копии для своих отчетов, но некоторые негативы просто пропали, а часть из них подменили. Секретарша Виджила, нанятая Чавесом после огромных бюрократических проволочек, была так напугана, что постоянно ходила в офисе босиком, «чтобы тактильно почувствовать, что люди идут по коридору». Она уволилась очень быстро.
Обеспечение безопасности людей и имущества было востребованным бизнесом в Медельине, но временами было трудно понять, на чьей стороне охранники. Однажды днем в кафе «Энвигадо» под открытым небом Виджил познакомился с симпатичной женщиной, которая сказала, что работает секретарем в местном охранном агентстве: «Ну, типа телохранители, шоферы, вооруженные охранники и все такое».
После пары бокалов она призналась, что ее боссы не только охраняют, но и могут любого убить за деньги. Если заказ сложный – полицейский, государственный служащий, судья, политик, – то цену надо обсуждать. Самые низкие тарифы для дел попроще – прайс начинался от 250 долларов за лишение жизни простого человека.
В августе 1983 года агенты колумбийской полицейской разведки «Ф-2» раскрыли первый заговор против Лары Бонильи – заказ на его убийство, поступивший из Медельина. В те дни Лара Бонилья ежедневно выступал с бравурными речами в Конгрессе и не понимал, кто за ним охотится и какие у них есть возможности по его устранению: «Да, я опасный министр для тех, кто действует вне закона, – заявил он в августе. – Но я надеюсь, что они не застанут меня врасплох».
В отличие от него, Тамбс и Фелпс не питали иллюзий насчет безопасности министра. Когда заговор был раскрыт, они отправились к Ларе Бонилье. Тамбс категорично настаивал: «Вы должны быть максимально осторожным». Он предложил Ларе Бонилье взять его бронежилет. Министр поблагодарил обоих, но масштабы проблемы так и не осознал.
Когда они вышли, Тамбс еще более настойчиво сказал Фелпсу: «На, возьми бронежилет и проследи, чтобы он его носил». Фелпс отдал бронежилет Ларе Бонилье, но так и не смог заставить его надеть.
В следующий раз Фелпс с Тамбсом пришли в министерство, чтобы сообщить Ларе Бонилье нечто важное. Агенты УБН выяснили, что из его министерства сливают наркоторговцам информацию о его передвижениях. И снова Лара Бонилья то ли проигнорировал угрозу, то ли так ничего и не понял. Фелпс сказал Тамбсу: «Он все еще не верит в угрозу».
Тамбс предпринимал все новые и новые попытки убедить министра. Они очень сблизились с Ларой Бонильей, отчасти потому, что у них было много общих дел, но в основном потому, что они оба любили поговорить. Министр был политиком левого толка и не был склонен к политике большой дубинки США в Центральной Америке. Тамбс был эрудированным, острым на язык консерватором и сторонником Рейгана, который следовал намеченному политическому курсу в регионе. Хотя по сути они были идеологическими врагами, их объединяло отличное чувство юмора и естественная склонность к многочасовым беседам о том, что Тамбс назвал «жизненными ценностями».
Во время одного из таких разговоров в феврале 1984 года помощник Лары Бонильи прервал их. Он рассказал, что постоянно слышит в телефонной трубке свистящий звук и его самого с трудом слышали на другом конце провода. Кто-то установил жучок. Помощник добавил, что такое происходит не только в офисе, но и у него дома. Лара Бонилья был возмущен: «Да как они посмели!»
«Наконец-то до него стало доходить», – подумал Тамбс.
Вскоре после рейда на «Транквиландию» группа наркоторговцев собралась в своем бункере в Медельине. Согласно секретным данным АДБ, целью встречи стало объединение усилий для организации убийства Родриго Лары Бонильи. Один из осведомителей сообщил, что в Медельине представители картеля встретились у точки продажи газировки под названием «Коситас Рикас» («Вкусные штучки»), чтобы обсудить детали. Всю работу, включая аванс и гонорар, оценили в пятьдесят миллионов песо (521 000 долларов). Через много лет информатор УБН расскажет агентам, как он слышал, что приказ об убийстве министра отдавал лично Пабло Эскобар.
Заказ получили «Лос Кеситос» – банда медельинских убийц, одна из многих, тесно связанных с картелем. Для организации устранения Лары банда отправила троих бойцов в Боготу. Среди них был Джон Хайро Ариас Таскон, бывший заключенный, отъявленный головорез. Вторым стал Рубен Дарио Лондоньо, известный под псевдонимом Хуан Перес, – молодой бандит, баллотирующийся в городской совет Медельина как представитель Эскобара и спонсируемый им же. Замыкал троицу Луис А. Катаньо, который недавно купил зеленый «рено», загрузил его автоматами, гранатами, пистолетами и тому подобным и перегнал из Медельина в Боготу.
Они поселились в четырехзвездочных отелях «Нуэва Гранада» и «Баката» в центре Боготы. Троица несколько раз встречалась в ресторане домашней кухни «Ла Фонда Антьокенья». За обедом они вносили последние штрихи в свой план. Потом к ним присоединился Эрман Альфонсо Диас Кинтана, известный как Эль Ронко (Горбун), матерый убийца из Медельина – запасной вариант на случай провала.
На роль исполнителя выбрали Ивана Дарио Гисадо по прозвищу Карлос Марио. К тридцати одному году он уже превратился в сурового уголовника с пятнадцатью арестами за убийства, грабежи и нападения. Его водителем стал Байрон Веласкес Аренас, один из многочисленных подручных Пабло Эскобара.