Они разговаривали на диалекте антиокено[42], обедали в антиокистских ресторанах и звонили в Медельин из своих отелей. Лондоньо много раз общался по телефону со своей матерью. Другие звонили в дом Катаньо в Ла-Эстрелье, пригороде Медельина. Катаньо оставил машину в Боготе и уехал домой. Другие телефонные номера принадлежали офисам политических союзников Эскобара – его сестрам Альбе Марине Эскобар и Марии Виктории Эскобар де Энао. Позже АДБ скажет, что заговорщики несколько раз напрямую звонили другой сестре Эскобара, Людмиле.
В десять утра 30 апреля 1984 года обеспокоенный Родриго Лара Бонилья позвонил Тамбсу. Несколько недель подряд он жаловался, что получал угрозы в свой адрес, но он больше нервничал из-за угроз своей семье. А сегодня Бонилья позвонил, чтобы сообщить отличные новости – Министерство иностранных дел собралось отправить его в Прагу послом Колумбии в коммунистической Чехословакии.
«Уж там-то ты будешь в безопасности, – рассмеялся в трубку Тамбс. – Все террористы останутся тут, в правительстве».
К сожалению, оформление визы занимало тридцать дней, поэтому Ларе Бонилье и его семье нужно было переждать время в безопасном месте, и министр спросил Тамбса, не мог бы он с этим помочь.
Тамбс занялся этим. Он позвонил в Белый дом и попросил сотрудников подыскать что-нибудь. Вскоре Тамбс получил подтверждение, что есть убежище в Техасе.
Получив хорошие новости, Тамбс покинул офис и отправился на торжественный обед в посольство Нидерландов. Он оставил сообщение помощнику Лары Бонильи о том, что договорился об убежище в США. После этого Тамбс поехал в аэропорт, чтобы попрощаться с улетающей делегацией Конгресса США.
В семь часов вечера 30 апреля Байрон Веласкес и Карлос Марио встроились в потоке машин и начали искать белый лимузин «мерседес-бенц». Бонилья всегда сидел на заднем сиденье с правой стороны. Убийцы направились в резиденцию Лары в фешенебельном районе северной Боготы по указанному адресу. По дороге они встретили зеленый «рено» Катаньо, чтобы забрать гранаты и МАК-10. Связной, назвавшийся Джоном Хайро Франко, сказал, что люди из Медельина «передавали привет». Эта фраза означала: «Найдите цель и выполните свою работу».
Когда убийцы заметили «мерседес», уже смеркалось. Движение было довольно плотным, но Веласкес и Карлос Марио на новом мотоцикле «Ямаха» без труда лавировали в потоке машин. Веласкес нажал на газ и «сел на хвост» лимузину, легко пристроившись сразу за правым задним крылом. Он снижал скорость до тех пор, пока его мотоцикл не поравнялся с двумя машинами, которые, казалось, застыли в пространстве, в то время как остальные автомобили проносились мимо.
Для людей на мотоцикле все складывалось наилучшим образом – хороший ракурс и достаточно времени. Карлос Марио достал из куртки МАК-10, нацелил его в силуэт Бонильи на заднем сиденье «мерседеса» и нажал на спусковой крючок. Он разрядил весь магазин за пару секунд.
В клинике Шайо зафиксировали время смерти Родриго Лары Бонильи – 7:40 вечера 30 апреля 1984 года. Три пули 45-го калибра попали в голову, две – в грудь, одна в шею и еще одна в руку. Бронежилет Льюиса Тамбса так и оставался лежать на заднем сиденье. Он бы все равно не помог.
Сразу же после нападения автомобиль сопровождения Лары Бонильи начал преследовать «Ямаху». Меткий выстрел телохранителя пробил бензобак, мотоцикл загорелся и потерял управление, а затем врезался в бордюр. Байрона Аренаса Веласкеса ранили в руку. Он тут же был схвачен. Труп Ивана Дарио Гисадо, или Карлоса Марио, валялся неподалеку. Пули автомата телохранителя министра снесли ему голову.
Белисарио Бетанкур и члены кабинета министров Колумбии приехали в клинику вскоре после перестрелки, а затем удалились в Президентский дворец Нариньо. Министры были потрясены. Бетанкур был серьезен и осторожен в своих словах, но очень суров. Вскоре после полуночи он выступил с заявлением, в котором объявил в Колумбии военное положение и пообещал «спасти национальное достоинство». Затем он вернулся в зал заседаний и совещался с кабинетом министров до трех часов ночи. В какой-то момент Бетанкур спросил министров, что еще можно предпринять, а затем гневно объявил: «Мы будем экстрадировать колумбийцев в США».
Закрытый гроб с телом Лары Бонильи установили в ротонде Национального Капитолия, тысячи колумбийцев отдавали министру последние почести. Ясным утром военный почетный караул сопроводил гроб через площадь Боливара к Национальному собору. Площадь была заполнена людьми – богатыми и бедными, они плакали и скандировали в коллективном реве ярости и боли: «Мы любим тебя, Родриго!», «¡Venganza, justicia!» («Отмщение и справедливость!»)
Тамбс стоял внутри собора в огороженном веревкой крыле для дипломатов. Бетанкур прибыл вместе с кабинетом министров. На прощании присутствовала бо́льшая часть Конгресса и высшие чины вооруженных сил Колумбии. Панихида была короткой, но эмоциональной. Толпа снаружи выражала негодование. А внутри Бетанкур стоял с каменным лицом, и от напряжения черты его лица стали еще резче.
После панихиды Тамбс вышел на улицу и направился к своему лимузину. Люди на улице узнали его и махали, чтобы привлечь его внимание: «¡Viva los Estados Unidos!» («Да здравствуют Соединенные Штаты!») Такое в Колумбии нечасто услышишь.
Тело Лары Бонильи доставили в его родной город Нейва для погребения. Бетанкур произнес надгробную речь примерно в четыре часа дня. Момент не подходил для умиротворительных речей, да и сам президент не собирался мириться с произошедшим:
«Мы достигли того предела, когда должны задуматься о том, что есть наша нация, что означает слово “гражданин”, – говорил он. – Остановитесь, враги человечества! Колумбия выдаст преступников, которых разыскивают в других странах, чтобы их наказали, это будет примером для всех!» Толпа встала и начала аплодировать.
Через несколько дней, 8 мая 1984 года, Бетанкур подписал приказ об экстрадиции Карлоса Ледера в США.
15. Барри Сил
Через месяц после разгрома «Транквиландии» пилот, которого все знали как Эллиса Маккензи, перегнал в Колумбию двухмоторный самолет «Сессна Титан 404», купленный для Фабио Очоа в Майами. На рейсе он был вторым пилотом, а за штурвалом сидел друг Очоа из Гондураса. Они оба сильно устали: вылетев в два часа ночи c багамского острова Южный Кайкос, они надеялись успеть до рассвета, чтобы их визуально не засекли военно-воздушные силы Колумбии. Время поджимало, но оказалось, что радиомаяки на берегу работали на низкой мощности, поэтому лететь в густом тумане было сложно. Наконец они увидели очертания Картахены, самолет нырнул вниз и пролетел несколько километров вдоль побережья на восток города.
«Сейчас пролетим прямо над ранчо и фермой Хорхе Очоа, – сказал гондурасец по имени Феликс Диксон Бейтс – ветеран вьетнамской войны и бывший пилот коммерческих рейсов. – Хочешь увидеть?»
«Было бы любопытно», – кивнул Маккензи.
«Титан» кружил над «Газиендой Веракрус», пилоты помахали крыльями кому-то на земле. Маккензи пришел в восторг от взлетно-посадочной полосы протяженностью более полутора километров – такое могло восхитить любого, кто хоть раз пробовал возить товар для наркоторговцев. Самолет полетел дальше вдоль реки Магдалены на юг – в Медельин. Наконец «Титан» приземлился на поросшей травой полосе в джунглях к северу от города. Как только самолет заглушил двигатели, появились рабочие с лесенками, которые закрасили американские серийные номера на бортах. Новый номер был колумбийским и точно таким же, как у другого «Титана» Очоа, который только что конфисковали на Багамах вместе с кокаином. Если колумбийское правительство станет задавать вопросы, Очоа покажут им новый самолет, а про другой скажут, что это подстава.
Маккензи изучал взлетно-посадочную полосу, расположенную среди влажной и густой растительности. Опасность состояла в том, что из-за сезона дождей ее могло размыть. После недавнего ливня повсюду были большие лужи. Рядом заправлялся небольшой самолет, пока трактор тянул из джунглей огромный прицеп, груженный мешками с кокаином. Пилот того самолета рассказал Маккензи, что он направляется на багамский остров Андрос с тремя сотнями килограммов.
Маккензи и Бейтс пересели в другой самолет и полетели к комплексу ангаров на окраине Медельина. Бейтс объяснил, что это авиабаза Хорхе Очоа, где он держал личный вертолет и реактивный самолет. Оттуда их забрал водитель и отвез на юг в горы, примерно в полутора километрах от отеля «Интерконтиненталь». Они оказались у большого поместья с извилистой дорожкой. Это была «Ла Лома» – вотчина семьи Очоа.
Маккензи и Бейтса проводили в гостиную, где их поприветствовали Хорхе Очоа, Фабио Очоа, Хуан Давид Очоа, Пабло Корреа Арройаве и Пабло Эскобар. Собранием руководил старший Очоа. Маккензи не говорил по-испански, поэтому Бейтс ему переводил. Очоа обменялся любезностями с Маккензи и припомнил, что они уже говорили по телефону.
«Да, – подтвердил Маккензи. – Очень рад наконец-то познакомиться с вами лично».
Маккензи был на задании. На самом деле их было даже два, но колумбийцы порвали бы его на куски тут же, если бы прознали про второе. По-настоящему пилота звали вовсе не Эллис Маккензи, а Адлер Берриман Сил. И он был информатором Управления по борьбе с наркотиками США. Барри Сил родился и вырос в Батон-Руж, штат Луизиана. Он был весьма примечательной личностью. Сил весил больше ста килограммов, носил бакенбарды и вел себя так, как будто был умнее всех вокруг. Несмотря на его внушительные габариты, дамы находили Сила привлекательным. Он не курил и не пил. Его страстью были женщины и самолеты. Большинство людей, которые его знали и разбирались в авиации, говорили, что Сил – лучший пилот из тех, что они видели. В небе он был совершенен: Сил управлял самолетом так, будто бы носил идеально сшитый по фигуре костюм. Когда ему было всего двадцать шесть, он стал одним из самых молодых пилотов первого класса в истории авиакомпании «Транс-Ворлд Эарлайнз».