Как и его предшественник Чавес, Виджил лишился нескольких информаторов. Все шестеро, которые работали на него, были мертвы. Большинство из них убили изощренными способами. Одного мужчину сначала избивали и пытали, втыкая булавки под ногти, а затем выстрелили в голову и выбросили на улицу с табличкой на шее: «Убит за то, что был стукачом УБН».
К концу года всем стало совершенно очевидно, что цели войны с картелем не достигнуты, закручивание гаек не дало результата. Поток кокаина в США не иссякал. Наркобоссы ничего не боялись, никого из них не экстрадировали и даже не задержали.
За несколько месяцев простые колумбийцы сильно устали от постоянной напряженности. Общественное мнение колебалось между яростью и покорностью, возмездием и прощением. И дальше такие перепады настроения граждан Колумбии так и будут происходить снова и снова, как будто страна будет страдать от коллективной маниакальной депрессии.
Первый приступ случился менее чем через три месяца после смерти Лары Бонильи. В боготинскую «Эль Тьемпо» просочилась информация о майских переговорах картеля в Панаме с Альфонсо Лопесом Микельсеном. А вскоре достоянием общественности стала и встреча с Хименесом Гомесом. Знаменитое письмо наркобоссов тоже обнародовали. Это вызвало сенсацию.
Сначала новые способы взаимодействия с наркоторговцами стали обсуждать влиятельные колумбийцы. Один сенатор сказал, что пытаться с ними договориться – это все равно что приглашать грабителей банков на симпозиум по безопасности.
Но Лопес Микельсен отверг все упреки по этому поводу. Он снова повторил, что просто был «почтовым ящиком», и больше произошедшее никак не комментировал. Конгресс вызвал генерального прокурора Хименеса Гомеса и потребовал объяснений, но это тоже ни к чему не привело:
«Я сказал, что передам послание, но, очевидно, следует понимать, что это было их заявление, которое никак не может быть истолковано как обещание или двусторонний договор, – заявил Хименес Гомес. – Я не ожидал и не ожидаю никакого ответа, потому что это было одностороннее заявление».
Бетанкур, которого практически вынудили сделать заявление, подождал неделю после разоблачений газеты «Эль Тьемпо», прежде чем официально осудить предложение картеля: «Диалог не состоится ни при каких обстоятельствах… Переговоров между правительством и авторами письма не было и быть не может».
И все же президенту никого не удалось убедить. В «Эль Тьемпо» отметили, что количество писем в поддержку переговоров с наркобаронами превосходило количество заявлений против них. Телевизионный опрос показал, что 48 процентов респондентов высказались за переговоры. И даже министр юстиции Парехо Гонсалес, известный крайне жесткой позицией, выступил в защиту Хименеса Гомеса: «То, что сделал генеральный прокурор, было попыткой найти решение проблемы».
Наконец настал момент, когда стало невозможно отрицать, что картель по-прежнему обладает весомым политическим влиянием. Несмотря на то что их «самый главный» прятался в джунглях, Национальное латиноамериканское движение Карлоса Ледера на выборах 1984 года сумело получить два места в Законодательном собрании провинции Киндио и четыре места в городском совете.
Кроме того, 9 июля Пабло Эскобар, находящийся за пределами Колумбии, дал интервью по телефону боготинскому радио «Караколь». Классическая политическая уловка Эскобара – тщательно сформулированная и нудная речь, похожая на выступление на съезде коммунистической партии. «Люди, которые меня знают, очень хорошо понимают, что я занимаюсь промышленностью, строительством и развитием сельского хозяйства», – в очередной раз затянул он свою песню. Он назвал свою роль в наркодиалоге посреднической и заявил, что «тот факт, что я выступаю против экстрадиции, не делает меня подлежащим экстрадиции и виновным в чем-либо». Обвинение в убийстве Лары Бонильи Эскобар назвал необоснованным и предвзятым, а причины своего отъезда из Колумбии он объяснил тем, что у него не было никаких гарантий.
Общественность массово выступала в поддержку переговоров, поскольку все вокруг осознали, что жесткие методы, похоже, не сработали. Эскобар ничуть не раскаялся и при этом был жив и благоденствовал. Казалось, что в такой безвыходной ситуации предложение картеля могло бы стать мирным решением. Правительство, возможно, и посмеялось бы над заявлениями наркоторговцев, но многие колумбийцы решили, что к их предложению следует отнестись серьезно.
Во второй половине 1984 года людям Рамиреса стало известно, что картель строит новые лаборатории в джунглях и продолжает выращивать коку в нескольких провинциях Колумбии. Без активного участия Эскобара явно не обошлось, но в данном случае главной фигурой был Гонсало Родригес Гача, который стал главным партнером Пабло. Именно Гача нанял фермеров-«кампесино» и договорился о таксе за грамм коки с партизанами ФАРК, которые обеспечивали безопасность. Отношения наркобоссов и партизан всегда были неоднозначными и нестабильными, но пока обе стороны извлекали из них выгоду, сотрудничество между ними продолжалось. 9 августа возникло вооруженное столкновение колумбийской армии и ФАРК. После этого солдаты обнаружили документы с доказательствами, что повстанцы покупали оружие за счет прибыли от кокаина. 12 октября партизаны ФАРК атаковали полицию во время рейда на лабораторию в джунглях. В том же году военная разведка сообщила, что партизаны взяли в заложники шестнадцать человек близ «Транквиландии» и освобождали их группами по пять человек в обмен на 150 бочек эфира и ацетона, 600 килограммов кокаина и 25 миллионов песо (250 000 долларов) за каждую. В конце года информатор поведал полиции, что Эскобар в данный момент владеет полями коки и лабораториями в джунглях на территории в двести гектаров, а группировка ФАРК из ста человек не только обеспечивает там безопасность, но и контролирует работу фермы и фабрики. В канун Рождества туда наведывался и сам Эскобар, чтобы выплатить праздничные бонусы.
Именно из-за ФАРК офис УБН в Медельине окончательно закрылся. В ноябре Виджилу сообщили, что наркоторговцы сделали заказ на похищение людей, а наемные убийцы из числа партизан взялись за его исполнение. Вскоре после предупреждения медельинские агенты из АДБ сообщили Виджилу, что за ним следят. Виджил позвонил в Боготу Джорджу Франгулли, преемнику Фелпса. Тот переговорил с Тамбсом, и незадолго до Рождества Виджил уехал. Офис УБН в Медельине прекратил свое существование.
Одновременно Тамбс в Боготе начал принимать еще большие меры предосторожности. После первого сокращения штата посольства он постановил, что могут остаться только одинокие люди или пары без детей. Сотрудники перешли на гибкий график и приходили на работу в разное время. Тамбс перевел всю документацию в компьютерные файлы. 26 ноября у посольства США взорвался небольшой белый «фиат». В здании вылетели все окна, которые выходили на Восьмую авеню, а обломки и осколки разлетелись на два квартала. Шесть человек получили серьезные ранения, а случайно проходящую мимо женщину большой осколок стекла просто обезглавил.
В начале декабря сотрудники службы безопасности Тамбса сообщили о своих подозрениях в том, что одного из его колумбийских телохранителей подкупили, чтобы тот убил посла. Госдепартамент настаивал, чтобы он покинул Колумбию до Рождества. Тамбс колебался. Затем он все же взял отпуск и улетел домой вместе с семьей 26 декабря. Когда он уехал, служба безопасности провела проверку всех сотрудников на детекторе лжи. Человек, который был под подозрением, отказался пройти эту процедуру. После этого он уволился, пошел в банк и снял со счета большую сумму.
В США Тамбсу сказали, что его жена и дети больше не смогут вернуться в Колумбию. Через несколько дней Государственный департамент уведомил Тамбса, что его колумбийская миссия закончилась.
С середины 1981 года до начала 1985 года неравнодушная четверка: министр, посол, полковник и агент УБН – безжалостно преследовала Медельинский картель. Их достижения впечатляли, но и неудачи были не менее очевидны. Картель хоть и пострадал от их рук, но схватка не закончилась победой правосудия. Они убили Родриго Лару Бонилью, пересидели Джонни Фелпса, а теперь дождались и отъезда Льюиса Тамбса.
Им теперь оставалось разобраться только с Хайме Рамиресом.
19. Испанское правосудие
К осени 1984 года Медельинский картель снова был в деле. Началось быстрое возрождение их влияния. Пабло Эскобар и Гонсало Родригес Гача вернулись в Колумбию и постепенно восстанавливали сети по производству и продаже кокаина после пяти месяцев простоя. Карлос Ледер по-прежнему скрывался в своем убежище, и Эскобар и Родригес Гача активно использовали его в качестве надзирателя за разрастающимися лабораторными комплексами картеля в джунглях, к тому же он выполнял роль посредника в отношениях с партизанами. Старший Фабио Очоа вел тихий образ жизни и разводил лошадей в Ла Ломе и «Газиенде Веракрус». Его сыновья Хуан Давид и Фабио тоже особо нигде не светились, вернулись в Медельин и вновь занялись бизнесом.
Однако после визита Карлоса Хименеса Гомеса в Панаму в мае никто ничего не слышал о Хорхе Очоа. Когда операция в Никарагуа получила масштабную огласку, он как будто бы испарился.
На самом деле примерно в июле или начале августа Хорхе Очоа эмигрировал в Испанию вместе с другим кокаиновым боссом из Кали – Хильберто Родригесом Орехуэлой. В Мадриде его знали как Моисеса Морено Миранду, а его коллега из Кали обзавелся венесуэльским паспортом на имя Хильберто Гонсалеса Линареса. Жен они взяли с собой и там для всех выглядели весьма респектабельными семейными парами.
Вскоре после переезда их жены начали открывать в местных банках счета и вносить большие суммы – в общей сложности на 370 000 американских долларов. Очоа купил особняк с бассейном, теннисными кортами, хозяйственными постройками и дискотекой на огромном участке земли в фешенебельном пригороде Мадрида, а в его гараже стояли четыре «мерседеса». Пятилетний сын Очоа ходил в местную двуязычную американскую школу.