Родригес Орехуэла остановился в шикарном отеле в центре города и тоже купил две огромные квартиры, одну из них в еще строящемся доме, а также обзавелся парой седанов «мерседес». Оба приобретали недвижимость через холдинговые компании, зарегистрированные на их жен.
В конце августа специальный прокурор Испании по предотвращению и пресечению незаконного оборота наркотиков получил информацию от осведомителя, что Морено Миранда не тот, за кого себя выдает. Прокурор обратился к судебной полиции группы IX, которая установила наблюдение за Морено Мирандой.
Сначала следователи ничего необычного не заметили. Супружеская пара шикарно проводила время, обедала в модных ресторанах, посещала концерты и разъезжала на новых автомобилях. Они сразу выяснили, что чета Миранда общалась с парой из Венесуэлы – Линаресами. Вскоре полицейские узнали, где живут обе семьи. Жены часто захаживали в банки. В итоге они пришли к выводу, что предположения осведомителя верны. Скорее всего, Морено Миранда и его друг были наркоторговцами, которые планировали переселиться в Испанию, а их жены занимались отмыванием денег. Также полиция отметила, что мужчины часто встречались в пустой съемной квартире в центре города, где они, по-видимому, и вели дела.
Испанцы просмотрели их досье и почти сразу опознали Родригеса Орехуэлу, а вскоре установили и личность Очоа. К 25 сентября полиция поставила несколько прослушивающих устройств в их телефоны. Очоа звонил в Колумбию, Лондон, Панаму и Бельгию.
Вскоре полиция сообщила об этом в УБН в Мадриде, а те, в свою очередь, телеграфировали в головной офис: «Разведданные… указывают, что группа подозреваемых в наркоторговле колумбийцев намерена создать инвестиционную компанию с неограниченным финансированием. На данный момент подозреваемые приобрели несколько чрезвычайно дорогих объектов недвижимости, что указывает на намерение остаться в Испании».
Родригеса Орехуэлу разыскивали с 1978 года за незаконный оборот наркотиков в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, Очоа был в розыске из-за операции в Никарагуа. Министерство юстиции подготовило запросы об экстрадиции двух скрывающихся от правосудия лиц и направило их в Государственный департамент, который в свою очередь передал их в посольство США в Мадриде. 17 октября посол направил устную ноту в Министерство иностранных дел Испании с запросом на арест обоих мужчин.
Испанская полиция вела наблюдение за Очоа и Родригесом Орехуэлой в течение двух с половиной месяцев. И чем дольше длилось расследование, тем более нервной становилась обстановка. В ноябре ставки стали намного выше – следователи выяснили, что Очоа планировал купить ранчо на территории в четыре тысячи гектаров на юге Испании. Полиция пришла в ужас, поняв, для каких целей оно ему понадобилось. В одном из внутренних отчетов говорилось: «В Колумбии торговцы кокаином испытывают серьезный дефицит эфира и соляной кислоты, и уже Испания может превратиться во всемирный центр распространения кокаина».
15 ноября 1984 года судебная полиция Испании арестовала Очоа, Родригеса Орехуэлу и их жен, заморозила все их банковские счета и изъяла 90 000 долларов наличными. В гостиничном номере Родригеса Орехуэлы следователи обнаружили бухгалтерскую книгу с записями о продажах более четырех тонн кокаина в прошлом году. УБН распорядилось о том, чтобы сына Очоа отчислили из американской школы.
Для администрации Рейгана обнаружение и арест Хорхе Очоа было просто даром небесным. Не прошло и четырех месяцев с тех пор, как правительство США объявило Очоа и других членов Медельинского картеля пособниками сандинистского правительства Никарагуа. Теперь, когда испанцы поймали Очоа, появился отличный шанс на его экстрадицию в Америку. Это сулило колоссальные политические выгоды.
Казалось, что испанцы готовы сотрудничать. Агент УБН Уильям Моклер прибыл в Мадрид за пару дней до ареста Очоа, чтобы помочь испанской полиции и Джимми Кибблу – их представителю в Мадриде. Моклер служил в Майами и был знаком с деталями операции в Никарагуа и с событиями в Колумбии после рейда на «Транквиландию». Что еще важнее, он являлся экспертом УБН по Родригесу Орехуэле.
Испанская полиция позвонила Моклеру и Кибблу через пару часов после задержания колумбийцев. Агенты прибыли в участок около 10:30 вечера и наблюдали за обвиняемыми через одностороннее зеркало. На колумбийцах была простая одежда, выглядели они мрачными.
Моклер опознал Родригеса Орехуэлу и рассказал испанской полиции о колумбийских торговцах кокаином в целом и о Медельинском картеле в частности. Он дал официальные показания, описав то, что он знал об обоих обвиняемых, – это он называл «информацией из расследований», а также «общими фактами» о торговле колумбийским кокаином.
Это заняло около тридцати минут. Испанцы были под впечатлением. Моклер научил их, как расшифровать бухгалтерскую книгу Родригеса Орехуэлы, тем самым показав, что они взяли человека, который торговал кокаином в огромном количестве. Испанцам уже доводилось видеть такие книги, но раньше они не знали, что это вообще такое. В 1984 году в Испании, когда удавалось изъять пару-тройку килограммов кокаина, это уже считалось большой партией.
Подобные дела в Испании считались скорее политическими. Испанцы не владели всей информацией о международном наркотрафике, но были знакомы с терроризмом и идеологическим экстремизмом всех видов. И последние десять лет Испанию нельзя было назвать политически нейтральной.
Местная полиция знала, что Очоа разыскивали за контрабанду кокаина через Никарагуа, которую осуществляли с помощью тамошнего марксистского правительства. Если дело связано с политикой, то такой расклад был им абсолютно понятен. Но Моклер пошел еще дальше: он смог связать Очоа с «Транквиландией», которую, по его словам, охраняли партизаны М-19. Операция в Никарагуа проводилась на военном аэродроме, а местные солдаты грузили кокаин. Для испанцев все связалось воедино: Родригес, Очоа, М-19 и Никарагуа. Другими словами, кокаин, терроризм и советский блок – тройной кошмар для свободного мира.
Испанцы объявили, что до пересмотра обвинений Очоа будет содержаться под стражей в соответствии со специальными антитеррористическими законами. Пока рассматривали его дело, испанцы обращались с Очоа как с заключенными баскскими сепаратистами[50]. Для них он был чрезвычайно опасным человеком с очень опасными друзьями. И такой подход не был лишен смысла. Очоа был на самом деле опасен. И хотя в Испании у него не было опасных друзей, но у него были деньги, на которые он мог их приобрести.
С самого начала стало ясно, что связка терроризм-коммунизм-наркотики – верная или нет – предлагала удобные варианты, в которых американские и испанские правоохранители могли обсуждать дело Очоа. Испанцы многое знали о терроризме, но о наркоторговцах, которые сбывали кокаин тоннами, – почти ничего. С американцами все обстояло наоборот: у них было много информации о крупных наркобаронах, но о терроризме они знали не так уж и много. Например, Моклер в своих показаниях, когда рассказывал о «Транквиландии», спутал М-19 с ФАРК. Но благодаря общим усилиям обеих сторон они оказались достаточно осведомленными.
К сожалению, эта стратегия привела к совершенно противоположным результатам как в Испании, так и в США. Многие испанцы сочли местную полицию, УБН и администрацию Рейгана яростными антикоммунистами, которые пошли на все, чтобы дискредитировать сандинистское правительство, вплоть до обвинений в наркоторговле. Со своей стороны правительство Никарагуа осудило обвинения Америки и назвало их обманом. Канцелярия министра внутренних дел Борхе заявила об «абсолютно ложных обвинениях в неприемлемых выражениях, выдвинутых американским правительством, цель которых… состоит в том, чтобы дискредитировать нашу страну и оправдать незаконную войну со стороны США».
Это вызвало определенный резонанс в Испании, и адвокаты Очоа быстро распознали возможное преимущество, которым незамедлительно воспользовались. Когда Киббл и Моклер покидали полицейский участок, Моклер сказал инспекторам, что, скорее всего, в любой момент тут будет куча адвокатов. Инспекторы только усмехнулись. Три адвоката заявились в участок в течение часа. Через два дня у каждого обвиняемого уже насчитывалось по десятку защитников, включая самых известных юристов в стране.
А 27 ноября 1984 года, всего через двенадцать дней после ареста, адвокаты подали жалобу о том, что агенты УБН незаконно участвовали в первоначальном полицейском допросе Очоа и Родригеса Орехуэлы, а испанская полиция вынуждала обвиняемых заявить о том, что сандинисты участвуют в наркоторговле. При выполнении этих условий, говорилось в жалобе, правительство США давало гарантии, что документы для завершения процедуры экстрадиции поступят по мере расследования, но Очоа и Родригес Орехуэла отказались от этой сделки.
Позже Киббл назвал эти обвинения стопроцентной чушью, состряпанной на коленке испанской прессой, и, скорее всего, здесь не обошлось без денег и людей Очоа. По его словам, ни он, ни Моклер ни разу не говорили ни с одним из обвиняемых.
Тем не менее у испанцев появилась причина для проверки правомерности экстрадиции. Администрация Рейгана уже и так провалила расследование УБН в Никарагуа из-за стремления как можно скорее очернить сандинистов. Существовал риск, что подобное может случиться и в Испании.
США официально запросили экстрадицию Очоа на основании обвинения по делу в Никарагуа вскоре после его ареста в Мадриде. Через некоторое время то же самое произошло и в отношении Родригеса Орехуэлы по двум старым делам за торговлю наркотиками в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Правительство Испании изучило документы и 10 января 1985 года представило их на рассмотрение Национальной судебной коллегии. Через пять дней после этого уже Колумбия потребовала экстрадиции Очоа по обвинению в фальсификации государственных документов. Речь шла о поддельной лицензии на ввоз 128 испанских быков в Картахену в 1981 году, то есть о контрабанде. 23 февраля Министерство юстиции Испании направило запрос Колумбии в Национальную прокуратуру. Битва началась.