Такие кровавые события уже давно стали неотъемлемой частью медельинской сцены, но за последние пару лет «город орхидей» превзошел сам себя. В 1985 году число убийств в Медельине составило 1698. Это был самый высокий показатель на душу населения в стране, где общее количество убийств равнялось 11 тысячам. Это было больше, чем в любой другой стране мира, не вовлеченной в гражданскую войну. В США, с населением почти в десять раз больше, в 1986 году было совершено менее 16 тысяч убийств.
В 1986 году Медельин побил и этот рекорд. Убийства стали основной причиной смерти мужчин в возрасте от пятнадцати до сорока лет. Университет Антьокии зафиксировал 1155 убийств в городе за первые шесть месяцев года. 80 процентов смертей были результатом огнестрельных ранений. В 1986 году число убийств в Медельине достигло 3500 – в городе ежедневно убивали в среднем по 10 человек.
Правоохранительные органы в городе были полностью парализованы. В Боготе ходили слухи, что в Медельине 20 тысяч нераскрытых убийств и всего пара десятков обвиняемых в этом. Местная полиция больше не расследовала дела об убийствах. Вместо этого они передавали их в Боготу, которая присылала агентов из главной штаб-квартиры полиции. Столичным агентам с их особым акцентом, внешним видом и изящными манерами было сложно оставаться незамеченными. Банды убийц из северного Медельина знали их в лицо и начинали прессовать повсюду, если те задерживались в городе слишком долго.
Между тем в Испании процесс по делу Очоа продолжал ползти по юридическому лабиринту со скоростью улитки. Большинство из наблюдавших за процессом уже давно перестали понимать, что к чему. Как и ожидалось, решение Национального апелляционного суда от 21 января 1986 года в пользу экстрадиции Очоа в США не стало решающим. 24 января защита подала апелляцию, заявив о неконституционных действиях обвинения.
31 января суд согласился рассмотреть новое ходатайство защиты, а 12 февраля вынес решение в пользу Колумбии. Барри Силу оставалось жить всего неделю, и уже было слишком поздно отменять заказ на его убийство, даже если бы Очоа захотели этого.
После вынесения решения 12 февраля дело Очоа перешло в новую, чрезвычайно запутанную фазу, которая не имела ничего общего с прежним политическим содержанием обвинительных заключений. Дело поставило под сомнение практически все аспекты испанского законодательства, касающиеся выдачи. Суд был вынужден пересмотреть все уставы и побудить законодателей принять совершенно новый свод руководящих принципов. На следующем раунде слушаний решения стали выносить строго на основе ряда взвешенных факторов: даты запроса об экстрадиции, характера и количества предполагаемых преступлений, а также гражданства обвиняемого и еще десятка всевозможных мелочей, связанных с делом.
На этом фоне запрос США выглядел безнадежно, и американские официальные лица уже отчаялись получить шанс взять Очоа под стражу. У Колумбии тоже были невелики шансы посадить Очоа. Казалось все более вероятным, что Эль Гордо победит гринго и вернется домой. Убийство Сила еще больше укрепило позиции Очоа, так как правительство США лишилось главного свидетеля.
Если Очоа отправят в Колумбию, там его могут задержать. Но правительство Бетанкура не понаслышке знало, какие у этого могут быть последствия. 19 марта из тюрьмы «Карсель Модело» в Боготе сбежал заключенный Хуан Рамон Мата Баллестерос из Гондураса. Его ждала экстрадиция в США по обвинению в убийстве агента УБН в Мексике. Чтобы осуществить побег, он распределил около двух миллионов долларов между восемнадцатью доверенными лицами и охранниками. Начальник тюрьмы, получив свою долю, немедленно уволился. Отказавшимся от взяток повезло меньше – в прошлом году убийцы на мотоциклах расстреляли нескольких тюремных надзирателей из-за того, что они обнаружили подготовку Маты к побегу.
25 мая в Колумбии избрали нового президента – Вирхилио Барко Варгаса, кандидата от либеральной партии. Он набрал 58 процентов голосов, обыграв оппонента из консервативной партии с заметным отрывом. Барко, неприметный инженер, получил образование в Массачусетском технологическом институте. Все его знали как честного человека, толкового политика и друга США. Казалось, он решительно настроен против наркобизнеса и за экстрадицию, но в его предвыборной программе о наркотиках не было ни слова.
Более того, Барко, как и его предшественник Бетанкур, продолжал не придавать никакого значения борьбе с наркотиками. Его больше интересовала ликвидация «абсолютной нищеты» среди двадцати восьми миллионов граждан Колумбии. Другим пунктом программы было расформирование Национального фронта – объединенной политической платформы, с помощью которой либералы и консерваторы вместе руководили страной с 1958 года. Барко хотел создать полностью либеральное правительство и имел на это все полномочия. Это был амбициозный и сто́ящий план, по сути – прямая атака на кумовство, из-за которого политика в Колумбии превратилась в частное владение местных элит.
Но опять же, как и Бетанкур, который носился со своим «мирным процессом», Барко игнорировал проблему с Медельинским картелем. Он никак не мог признать, что система правосудия находилась в отчаянном положении, что его собственная партия безнадежно скомпрометирована, а наркоторговцы продолжали рушить колумбийские институты власти. Как и его предшественник, он не предпринял нужных шагов именно тогда, когда это было важнее всего – в самом начале своего президентского срока.
И дело было даже не в том, что ему не хватало доказательств или полномочий. После избрания Барко наркоторговцы продолжили политику убийств – способ решения проблем, наиболее эффективный для них и внушающий ужас всем. Как и всегда, они ставили целью еще больше запугать полицию и вынудить Верховный суд и другие законные органы аннулировать договор об экстрадиции.
31 августа в утренней пробке убийцы на мотоциклах расправились с одним из сотрудников авиакомпании «Авианка» Луисом Франсиско Брисеньо Мурильо. 1 сентября тем же способом избавились от начальника службы безопасности «Авианка» Карлоса Артуро Луны Рохаса, через несколько дней после того, как они изъяли двести килограммов кокаина, спрятанных в шинах самолета.
16 июля Луис Роберто Камачо, корреспондент «Эль Эспектадор» в Летисии, был убит после затяжной борьбы с Эваристо Поррасом и другими наркоторговцами за контроль над местной торговой палатой. 18 июля Рубен Дарио Лондоньо Васкес, Хуан Перес, который возглавил нападение на Родриго Лару Бонилью в 1984 году, был убит в Медельине, когда выходил из своего автомобиля. Две недели спустя погиб судья Бакеро. По этой причине еще через неделю Парехо Гонсалеса, преемника Лары Бонильи, тайно вывезли из Колумбии под охраной и отправили в Будапешт в качестве посла в Венгрии. Два года назад Бетанкур пытался переправить Лару Бонилью в Прагу, но картель действовал слишком быстро. Парехо Гонсалесу повезло больше.
30 августа убийцы на мотоциклах в городе Барранкабермеха в Рио-Магдалена расстреляли кандидата в конгрессмены от коммунистической партии Леона Посаду Педрасу, через три часа он скончался от потери крови. 1 сентября на похороны Посады направился сенатор от «Патриотического союза» и был застрелен группой убийц во время посадки на самолет. «Патриотический союз» обвинил в случившемся землевладельцев Магдалены и военизированные отряды партизан. К началу 1987 года они стали винить Гонсало Родригеса Гачу и его боевиков в Гуавьяре. Количество трупов перевалило за три сотни членов «Патриотического союза».
Охватившее страну беззаконие с особой жестокостью отозвалось в Кали, который накрыла волна самосуда. За август и первые три недели сентября тридцать три человека погибли от рук банд убийц, причем двадцать один из них – всего за пять часов в ночь с 4 на 5 сентября. По большей части жертвами расправ стали проститутки, сутенеры, пьяницы, гомосексуалисты, карманники и другие мелкие мошенники. Среди жертв также оказался Рауль Эчаваррия Баррьентос, главный редактор газеты Кали «Эль Оксиденте», убежденный сторонник экстрадиции и смертной казни для наркоторговцев. Двое вооруженных людей подстерегли его возле дома, когда он возвращался с работы, и застрелили. По словам полиции, они были убиты «неизвестными карательными отрядами».
13 июля 1986 года Хорхе Очоа вернулся из Испании домой после почти двухлетней юридической волокиты, шести судебных решений, окончательного вердикта специальной коллегии и череды ходатайств и апелляций. Все было настолько запутано, что, казалось, в этом разбирались только его адвокаты. Очоа выглядел бледным и нездоровым, грузным, но уже не толстым. Он приземлился в аэропорту Эльдорадо в Боготе и был доставлен в штаб-квартиру АДБ для снятия отпечатков пальцев и фотографирования. Его отец плакал от радости: «Я очень рад, что мой сын вернулся. Я считаю, что справедливость восторжествовала и невиновный не пострадал».
Национальная судебная коллегия Испании в предпоследнем, пятом по счету, заключении заявила, что решение основывается на том факте, что петиции Колумбии имели больший вес, чем США. Америка направила запрос первой, но он был единственным, в то время как Колумбия подготовила два документа. Обвинения обеих стран были одинаково серьезны. Решающим фактором, как заявил суд, стала национальность обвиняемого: «С точки зрения основных прав очевидно, что в Колумбии дело будет рассматриваться в родной стране, где он знает язык, а среда, обычаи и наполеоновская правовая система предоставят больше возможностей для полноценной судебной защиты».
Предполагалось, что Очоа сначала отправят в Картахену, где он предстанет перед судом за «фальсификацию торговых документов» – иными словами, за контрабанду 128 испанских быков в Колумбию в 1981 году. После этого его должны были переслать в Медельин, на суд по обвинению в торговле наркотиками по операции в Никарагуа. И только потом, возможно, решится вопрос о его экстрадиции в США.
Однако из-за передачи дела в медельинские суды возникала двойная угроза. Становилось ясно, что он вряд ли когда-либо будет экстрадирован, ведь никого не судят дважды за одни и те же преступления. Хильберто Родригес Орехуэла, которого отправили в Колумбию за пару недель до Очоа, ожидал именно такой развязки, поэтому спокойно сидел в тюрьме Кали в ожидании суда. Родригес Орехуэла являлся одним из главных наркобоссов уже почти пятнадцать лет. Он был проницательным человеком и финансовым гением картеля. Не зря его называли Шахматистом.