И все же Ледера прилично потрепали и на этот раз. В поместье «Ла Гаитана» на реке Манакасиас в Мете полиция обнаружила несколько патронташей, портативных раций и 3,55 центнера кокаина в пластиковых бочках, зарытых во дворе. А в красивом доме с белой штукатуркой и жестяной крышей они нашли 1 678 680 долларов наличными в картонных коробках. В поместье имелись взлетно-посадочная полоса, два самолета, пара автомобилей «тойота», бассейн и достаточно места, чтобы разместить пятьдесят человек.
А примерно в тридцати километрах от этого места, в грубо сколоченном деревянном доме, полиция обнаружила немецкий паспорт Ледера и кучу других документов, множество игрушек и детских фотографий. Полиция арестовала десять человек, в том числе Лилиану Гарсиа Осорио и Веронику Ледер. Лили предстала перед судом по обвинению в связи со скрывающимся преступником. Ей предстояло провести два года в Вильявисенсио – в женской тюрьме Буэн-Пастор в пригороде Боготы.
После апрельских налетов Ледер перебрался в леса на восточной окраине Меты, в другую «финку» под названием «Ла Абудансия». Информаторы Рамиреса сообщили, что там он постоянно находился под коксом, качался в тренажерном зале и катался на горном велосипеде. Ледер нисколько не сомневался в том, кто именно постоянно отравлял ему жизнь, – в мае он написал открытое письмо министру обороны, в котором обвинял Рамиреса во всех смертных грехах. Он жаловался на то, как обращаются с Лили и другими заключенными в Вильявисенсио, проклинал США, «которые терзают Латинскую Америку голодом и нищетой во имя надуманной свободы».
Люди Рамиреса накрыли «Ла Абудансию» 5 августа 1985-го. Вертолеты сбились с пути, поэтому прибыли с опозданием и разминулись с Ледером лишь на несколько минут. Две его подружки рассказали, что видели, как он только что выбежал из дома босиком, в красных трусах и с автоматом и направился в сторону реки Рио-Ува.
Полиция оставалась в этом районе одиннадцать дней. Они нашли всего шестьдесят килограммов кокаина, однако этот дом был битком набит полезными документами, фотографиями и другими уликами. Ледер соорудил сарай для ремонта мотоциклов и нанял двух механиков. Дом был некрашеный, с жестяной крышей, но очень просторный и удобный. Там стоял телевизор, хотя смотреть было нечего, пара пишущих машинок, блендер и дорогая стереосистема. На стеллаже предлагалась эклектичная подборка книг: «Возвращение Евы Перон» Видиадхара Найпола (на испанском), «Дзен и искусство обслуживания мотоциклов» (на английском), «Тайпан» Джеймса Клавелла (на английском), «Грамматика немецкого языка», «В национальных интересах» Марвина Калба и Теда Коппела (на испанском). Во дворе красовалось то самое кожаное кресло, в котором Ледер давал интервью испанскому телевидению.
Также полиция обнаружила пачку писем – свидетельство длительной переписки с Пабло Сала, адвокатом по наркоделам из Боготы. Неудивительно, что главным образом Ледера интересовало, как выбраться из джунглей и начать жить не скрываясь.
Ответы Сала, адресованные «дорогому Чарли», были елейно учтивыми и покровительственными. Иногда язык менялся, как будто их писал профессор средних лет. Некоторые советы были весьма здравыми. 27 июля он писал Ледеру, чтобы тот держал рот на замке: «Все проблемы начались, когда ты полез в политику. Постарайся притвориться мертвым, призраком… чтобы никакого шума, чтобы гринго и колумбийцы забыли о тебе… Для тебя главное – не умереть богатым. Главное – это жить и быть богатым, как и прежде».
Ледер явно подумывал об эмиграции в Германию, поэтому в более позднем письме Сала разъяснял ему, как идиоту, разницу между Восточной и Западной Германией: «В Берлин нельзя, он находится в центре ГДР[64], там коммунисты, самолетами “Пан АМ” нельзя лететь в Берлин, и вообще – нельзя никуда, где есть американские военные базы или базы НАТО».
Уроки геополитики прошли мимо Карлоса, поэтому время от времени у Ледера случались приступы донкихотства – он по-прежнему мечтал о том, как вернется в политику. Он решил заручиться помощью Советского Союза и подготовил черновик письма руководству СССР, которое он собирался передать в посольство. Начиналось оно с обращения к «Дорогим товарищам», далее шли пространные рассуждения и заявления о том, что «восстание против тирании – основа и структура нашего сознания»:
«За долгие годы политического и революционного опыта, после знакомства с братскими правительствами Кубы и Никарагуа, Багамских островов и Белиза, Пуэрто-Рико и Гаити и всех стран Латинской и Центральной Америки я понял, что в их экономических и социальных проблемах виноваты империалистические промышленники-гринго». Он предлагал создать объединенную Латинскую Америку, которая возникнет благодаря «искоренению империализма гринго, возглавляемого его паравоенными промышленниками и международным сионизмом».
Далее Ледер писал, что он, лидер Национального латиноамериканского движения, и «ваш харизматичный лидер Горбаначе»[65] «делаем общее дело» – революцию от имени народов, которые порабощены американским империализмом».
«Ла Абудансия» была очередным ударом Рамиреса по Ледеру. Полковнику не удалось поймать Карлоса, зато он отправил в тюрьму его подружек, конфисковал заначки кокаина, а также деньги и не давал ему жить спокойно целый год. В сентябре 1985 года в газеты Боготы попала фотография Ледера. На ней он выглядел еще более лохматым и неухоженным, чем ранее, с ввалившимися глазами и безумным взглядом. На фото был запечатлен момент, как он присоединился к индейской партизанской группе Кинтина Ламе под позывным «Рэмбо». Но Ледер уже был никем. И все это случилось из-за Хайме Рамиреса.
В феврале 1986 года Рамирес, его жена Элена и сыновья Хайме и Хавьер переехали в новые апартаменты на территории Полицейской академии генерала Сантандера в Боготе. Как старший полковник Рамирес имел право на ведомственное жилье, но основной причиной был вопрос его безопасности. На Рамиреса охотились много лет, но теперь, когда он начал учебу, он лишился доступа к ежедневному потоку информации. Ему нужна была дополнительная защита, поэтому он переехал в кампус Полицейской академии. Это была стандартная практика, многие из его бывших коллег поступали так же. Жизнь в кампусе предполагала множество ограничений, и зачастую там было весьма тоскливо. Там действительно было безопасно, хотя бы для его семьи, но Рамиресу нужно было ездить на учебу каждый день.
Тем не менее он по-прежнему не особенно волновался, даже когда они с Эленой услышали историю от Кампо. Копы следили за конспиративной квартирой в Чиа целую неделю после визита осведомителя в «Ф-2» и не заметили ничего подозрительного. «Рено» и впрямь был там припаркован, но что с того? В итоге соседи увидели, как группа слежения «Ф-2» фотографировала дом, и вызвали полицию, пришлось объясняться с обычными полицейскими.
Рамирес занервничал только тогда, когда сам задал осведомителю свои знаменитые пять-шесть вопросов. Ответы явно его расстроили. «Этот парень не лжет, – сказал Рамирес семье. – Он говорит правду».
Особый интерес представляли два предполагаемых покушения ранее. Первое, очевидно, относилось к прощальной вечеринке Рамиреса близ Кахики. Он тогда был без охраны, зато у генералов и гражданского начальства, находившегося рядом с ним, всегда были орды телохранителей. Второй инцидент точно описывал вечеринку у его родителей в канун Рождества. Поздно вечером вся семья – братья, сестры, тети, дяди, дети – высыпала во двор, чтобы посмотреть фейерверк. Мысль о том, что убийцы, подосланные Эскобаром, бродили где-то поблизости в то время, приводила Рамиреса в ужас.
Он должен был включить информатора в платежную ведомость, но бюджет «Ф-2» мог покрыть только 20 000 песо (121 доллар). «Найдем деньги в другом месте», – сказал Рамирес. Вместе с информатором он поехал в штаб-квартиру УБН, чтобы обсудить это со специальным агентом Джорджем Франгулли. Информатор назвал цену, Франгулли кивнул и дал ему деньги. Затем информатор уехал в Медельин, но обещал быть на связи.
Жизнь Хайме Рамиреса кардинально изменилась. Впервые за свою карьеру он не мог нанести ответный удар. У него не было собственной команды и доступа к разведданным, и он не мог самостоятельно предпринимать упреждающие тактические ходы, чтобы вывести врагов из равновесия. Своим людям Рамирес всегда говорил, что они «должны бить наркоторговцев прямо по яйцам». И никто не умел это делать лучше, чем он сам. Теперь ему приходилось сидеть сложа руки и полностью зависеть от других. Это раздражало, нервировало и пугало.
Следующие восемь месяцев маршруты Рамиреса ограничивались учебным корпусом, полицейским управлением и домом. И только. Он передвигался на автомобиле, который предоставило УБН, всегда имел при себе револьвер 38-го калибра и МАК-10 и носил бронежилет. У его водителя также был револьвер 38-го калибра, как и у полковника полиции, который учился вместе с Рамиресом и время от времени подвозил его. Он догадывался, что Рамиресу кто-то угрожает, но подробностей не знал. Все равно из этого бы ничего хорошего не вышло. Каждый день его водитель менял маршрут и особое внимание уделял местам засад, о которых сообщил информатор. Когда это было возможно, мотоциклетная полиция проводила разведку на маршруте непосредственно перед их поездкой.
Постоянное напряжение легло тяжелым бременем на его семью. Элена, привлекательная женщина на семь лет моложе Рамиреса, по натуре была нервной и чрезвычайно чувствительной к настроениям мужа. Она всегда беспокоилась и боялась за него – например, когда в 1984 году ходили разговоры о его переводе в Медельин, – но сейчас все было иначе. И хуже. Элене казалось, будто бы она все время на прицеле, и она знала, что Хайме чувствовал то же самое. Временами она так нервничала, что ее рвало и она не могла есть.
Мальчики каждый день ездили в школу в бронированном автобусе. В те редкие дни, когда семья отправлялась в ресторан, все надевали бронежилеты. К счастью, Хайме-младший, Джими, был очень похож на отца – спокойный, уверенный и весьма мудрый для своих шестнадцати лет. Он научился обращаться с МАК-10, и на всех семей