Чем больше Данлэп и Мартинес обсуждали дела, тем очевидней было, что по факту они работают над разными частями одного и того же крупного дела с участием Очоа, Эскобара, Ледера и других. Почему бы не собрать воедино все улики, касающиеся этих людей, и не обвинить их в создании криминальной структуры?
Мартинес поднялся этажом выше и поделился своей идеей с Диком Грегори:
«Почему мы рассматриваем все эти дела по отдельности? – спросил Мартинес. – Может, объединить их в одно и применить “РИКО”?»
«РИКО», закон о коррумпированных организациях и рэкетирах, был инструментом, который эффективно применялся против мафии в течение двух десятилетий. Он позволял прокурорам обвинять все «предприятие», созданное для совершения преступлений. Любое количество преступлений могло быть приписано некой организации в рамках одного судебного разбирательства, а все ее активы могли быть арестованы.
Грегори идея понравилась. «Отлично», – кивнул он.
«Дело картеля», как его стали называть, было волонтерским проектом Мартинеса, над которым он работал в свободное от других дел время. Мартинес обычно вел дела о коррупции, а не о наркотиках. Ему было тридцать два года, он окончил Джорджтаунский юридический центр и Уортонскую школу бизнеса. Мартинес воспитывался в кубинской семье из высшего класса, бежавшей от режима Фиделя Кастро в 1960 году. В офисе прокурора США он служил уже три года.
В конце 1985 года Мартинес назначил федеральное большое жюри и начал представлять свидетелей и доказательства деятельности картеля – необходимый первый шаг к составлению обвинительного заключения.
За помощью Мартинес обратился к одному из самых ярких и упорных агентов УБН в Майами – Кэрол Купер. Она была тридцатипятилетней женщиной, выросшей в маленьком городке в штате Иллинойс. Купер тесно сотрудничала с Мартинесом по делу «Транквиландии». Купс, как ее все звали, была методичной и организованной. Она была одной из 201 женщин среди 2630 агентов УБН. Она умело перелопачивала горы улик, полученных в результате прослушивания телефонных разговоров, и из разрозненных частиц мастерила цельное дело.
Сначала Купер изучила отдельные дела, связанные с Эскобаром, Очоа и Ледером. В 1984 году, разбирая улики по «Транквиландии», она заметила, что существует некая стандартная модель. Теперь она пыталась связать все воедино и показать, кем эти колумбийцы являются на самом деле. Длительные допросы Макса Мермельштейна, который стал источником основной информации о картеле, значительно упростили работу. Именно он описал масштабы и форму картеля.
Как и Мартинес, Кэрол Купер работала над этой информацией в свободное время, поскольку в офисе дело не сочли приоритетным. Одна из причин заключалась в том, что все обвиняемые скрывались от правосудия в Колумбии и обвинительное заключение не привело бы сразу к громким арестам. Другая причина – большинству подозреваемых уже предъявили обвинения по мелким делам. Большинству сотрудников прокуратуры США в Майами возня с картелем показалась бессмысленной тратой времени.
Но когда в августе 1986 года судья Пастрана в Картахене освободил Хорхе Очоа, дело о картеле вышло на первый план. Грегори и Мартинес, взбешенные таким исходом, хотели сделать заявление, которое привлечет внимание всего мира.
В тот вечер они обсудили это дело за ужином в «Ла Чоза» – никарагуанском ресторане в Ки-Бискейн. После десерта они отправились к Грегори, квартира которого была по соседству, чтобы набросать черновик обвинительного заключения.
Менее чем через неделю после освобождения Очоа Дик Грегори, Боб Мартинес, Кэрол Купер и новый член группы, помощник прокурора США Марк Шнапп, встретились на десятом этаже офиса прокурора США. Комната до потолка была забита папками и документами, в том числе – копиями бухгалтерских книг картеля, найденных в «Транквиландии». У четырех людей, собравшихся в «оперштабе Очоа», как все вокруг называли этот кабинет, было много общего. Все они были одинокими трудоголиками, которые посвятили жизнь государственной службе. Целую неделю они пахали по четырнадцать часов в день, питаясь фастфудом, в тесной комнате, полной протоколов судебных заседаний, бухгалтерских книг контрабандистов наркотиков и рапортов УБН.
Чтобы составить обвинительное заключение, они взяли за основу рассказ Макса Мермельштейна о перевозках для Рафы Кардоны и объединили его с частью дела Фрэнка Торреса об эфире. К этому они добавили свидетельства Барри Сила по Никарагуа и информацию от Мермельштейна о заказе на убийство Сила. Важнее всего, что они использовали обвинительное заключение, чтобы впервые описать, как на самом деле функционировал картель. Готовый документ привнес в американское сознание понимание, как работает колумбийская организованная преступность. Пункт первый гласил:
«Приблизительно с 1978 года и до даты составления этого обвинительного заключения в Медельине, Колумбия, Южная Америка, существует международная криминальная группировка, занимающаяся торговлей наркотиками, известная как Медельинский картель (далее – “Картель”), состоящая из нескольких членов, которые контролируют производство кокаина и его распространение… Путем формирования Картеля крупные торговцы кокаином смогли объединить ресурсы, включая сырье, подпольные лаборатории по изготовлению кокаина, самолеты, водные суда и сети распространения для организации международного оборота наркотиков.
Члены картеля встречались в “брокерских конторах” в Медельине – частных поместьях, где наркобароны заключали сделки с пилотами и иным персоналом для обслуживания лабораторий. Картель вел товарный учет, давал взятки представителям иностранных правительств и совершал убийства для защиты своего бизнеса и обеспечения выполнения обязательств по поставкам».
Лидерами картеля назвали: братьев Очоа, Пабло Эскобара, Карлоса Ледера и Гонсало Родригеса Гачу.
Таким образом, согласно выводам, картель являлся крупнейшей в мире организацией по контрабанде кокаина. Составители обвинительного заключения не представляли, о каком конкретно объеме идет речь, пока все не суммировали. Цифра повергла их в шок – пятьдесят восемь тонн кокаина за период 1978–1985 годов. До конфискации у «ТАМPA» никто не находил в одном месте даже тонну кокаина. Обвинение картеля было не просто крупнейшим делом о кокаине в истории США, оно по объему товара превышало любое из них в семь раз.
И это только согласно имеющимся документам. Цифра в пятьдесят восемь тонн представляла лишь небольшую часть кокаина, произведенного картелем. Не все дела были включены в новое обвинительное заключение. Это могло занять целую вечность и привести к слишком громоздкому документу для рассмотрения в суде. Масштабы картеля были столь велики, что вынесение наказания становилось реальным лишь по частям. И по прикидкам, пятьдесят восемь тонн составляли менее трети кокаина, связанного с Хорхе Очоа, Пабло Эскобаром, Родригесом Гачей и Карлосом Ледером.
Последний шаг в обвинительном заключении – представить его федеральному большому жюри и добиться официального возбуждения дела. Ожидалось, что это произойдет за один день – 16 августа 1986 года. Национальному телевидению и крупным газетам намекнули о том, что их ждет нечто грандиозное. Пресс-конференцию назначили через два часа после окончания заседания большого жюри. Все замерли в ожидании.
Но в день представления обвинительного заключения пресс-конференцию отменили. Вашингтон распорядился, чтобы документ засекретили. Известие о готовящемся суперобвинении каким-то образом просочилось в Колумбию. Кто-то в правительстве, опасаясь очередного конфуза после освобождения Хорхе Очоа, убедил Госдепартамент сначала поговорить с Министерством юстиции страны. А позже колумбийское министерство обратилось в прокуратуру США в Майами.
Агенты по борьбе с наркотиками спешно звонили своим источникам в газетах и на телевидении, убеждая их написать хоть что-нибудь, что могло бы занять первые полосы и вечерние выпуски новостей. В этот раз всем миром заклеймить Медельинский картель так и не получилось.
Тем не менее были причины полагать, что члены картеля почувствовали: на этот раз за них взялись всерьез.
В конце октября 1986 года малоизвестный адвокат по уголовным делам из Майами прилетел в Колумбию к Хорхе и Фабио Очоа. Встреча состоялась на ранчо площадью тысяча двести гектаров за пределами Картахены. Очоа окружали телохранители с автоматами в руках. Фабио носил бейсболку и выглядел примерно на десять лет моложе своих двадцати девяти лет.
Хорхе Очоа сказал своему гостю, что его вызвали, потому что им нужен американец, «который сможет передать послание другим американцам».
Адвокату уже доводилось бывать в Колумбии. Той весной он ездил в Боготу по приглашению одного из своих колумбийских клиентов, чтобы обсудить проблемы с экстрадицией. Местная адвокат рассказала ему, что двенадцать крупных наркобоссов, контролировавших 80 процентов торговли кокаином, желают оказать содействие в прекращении поставок в обмен на амнистию.
Больше всего стремились договориться Хорхе Очоа и Хильберто Родригес, которые в то время находились под арестом в Испании в ожидании результата. Адвоката заверили, что в конечном итоге их отправят в Колумбию, а не в США.
Когда через шесть месяцев адвокат передал предложение об амнистии агентам ФБР в Майами, Очоа и Родригес уже находились в Колумбии, а Очоа, благодаря судье Картахены, снова был свободным человеком. Несмотря на такой поворот событий, наркоторговцы по-прежнему стремились к переговорам. Агенты серьезно отнеслись к предложению и организовали встречу адвоката и Дика Грегори. Выслушав сообщение, Грегори счел идею сомнительной и взял время на размышление.
Теперь, в конце октября, через три недели после встречи с Грегори, адвокат впервые лично встретился с Очоа.
Хорхе Очоа объяснил, что вызвал его, потому что был недоволен своими американскими юристами. Он кричал, что платил миллионы впустую, например, он потратил два миллиона долларов на адвоката, который представлял друга Очоа, а того приговорили к двадцати пяти годам. По словам Очоа, единственным юристом из Майами, которому он доверял, был человек, которого расстреляли из пулемета в его конторе во время кокаиновых войн начала 1980-х годов.