ринадлежал, они охраняли как зеницу ока.
Приставы стояли вплотную к свидетелю и не спускали глаз с присутствующих в зале, хотя все они прошли через два металлодетектора. В свои сорок три Мермельштейн выглядел как чокнутый профессор: длинные седые волосы, белая борода, мешки под глазами, синий пиджак, кричащая яркая рубашка без галстука. Он взошел на трибуну для дачи свидетельских показаний. Прокурор обвинения Премила Бернс вручила ему МАК-10 с глушителем. Эта миниатюрная энергичная брюнетка в свои 37 лет была главным прокурором по уголовным делам и считалась лучшей в своем деле на весь Батон-Руж.
«Мистер Мермельштейн, посмотрите на улики под номерами 14 и 15, которые находятся перед вами, – начала она. Уликой под номером 14 был МАК-10, а номер 15 – глушитель. – Вы видели эти предметы ранее?»
«Да», – отчужденным голосом подтвердил Мермельштейн. На его лице не было никаких эмоций.
Когда он давал показания, трое мужчин и их адвокаты смотрели на него в упор с места защиты. На Мигеле Велесе, или Карлосе Кумбамбе Аранго, были очки с толстыми стеклами и голубой свитер. Густые черные волосы он зачесал назад. Из-за освещения в зале суда его белая кожа, которая выдавала в нем уроженца Антьокии, была бледной, как у покойника. Время от времени Кумбамба ухмылялся, глядя то на своих подельников, которые сидели рядом с ним, то на конвойных, но в основном он сидел с каменным выражением лица и зловеще прищуривался.
Бернардо Васкес, одетый в коричневый свитер, ошалело озирался по сторонам, как будто бы был не в силах осознать масштаб происходящего вокруг. Луис Карлос Кинтеро Круз, непосредственно обвиняемый в убийстве, нацепил мятый деловой костюм серого цвета и очки, он тоже выглядел растерянным. Смуглый и похожий на индейца, он резко отличался от бледных жителей Антьокии. Он ни слова не понимал по-английски, поэтому ему пришлось слушать заседание в переводе. Все трое с ненавистью смотрели на Макса Мермельштейна.
Бернс намеренно вручила Мермельштейну МАК-10, из которого застрелили Барри Сила. Она хотела, чтобы и каждый присяжный тоже взял его в руки, оценил его тяжесть и прочувствовал его смертоносность. Оружие весило 3,5 килограмма и имело длину 56 сантиметров, более половины – 29 сантиметров – занимал самодельный глушитель.
«Не могли бы вы рассказать присяжным, при каких обстоятельствах вы впервые увидели эти предметы?» – спросила Бернс Мермельштейна.
«Примерно в апреле-мае 1984 года их принесли в мой дом», – ответил Мермельштейн.
«Кто принес?» – продолжила Бернс.
«Кардона», – показал на Рафаэля Мермельштейн.
«А почему у него было с собой это оружие?» – спросила Бернс.
«Вероятно, чтобы продемонстрировать, что оно у него есть, – пожал плечами Мермельштейн. – Он только что его где-то раздобыл. И хотел показать мне».
«Это оружие как-то использовали, пока оно было в вашем доме?» – задала еще один вопрос Бернс.
«Он показал мне оружие и сказал, что хочет испытать его у бассейна моего дома», – ответил Мермельштейн.
Суд начался 6 апреля 1987 года. После убийства Барри Сила прошло больше года. Заседание проходило в двухэтажном федеральном здании в Лейк-Чарльзе, в котором также размещалось почтовое отделение. Троим колумбийцам из шести членов группы киллеров – Кумбамбе, Кинтеро Крузу и Васкесу – предъявили обвинение в убийстве с отягчающими обстоятельствами. Штат добивался смертной казни на электрическом стуле в тюрьме штата Луизиана. Четвертого, менее важного преступника из группы убийц, судили отдельно. Улик против пятого и шестого было недостаточно, и их просто депортировали в Колумбию.
Судебный процесс начался в Батон-Руж, но адвокаты не смогли выбрать беспристрастных присяжных, настолько распространилась молва и устоялось негативное мнение о Барри Силе. Таким образом, судебный процесс перенесли на двести семьдесят километров на запад, в Лейк-Чарльз, штат Луизиана. Это был город с нефтеперерабатывающим заводом и населением около семидесяти пяти тысяч человек. Город располагался недалеко от юго-восточной границы с Техасом. В XVIII веке это поселение было убежищем для пирата Жана Лафита. Такое совпадение Барри Сил точно бы оценил по достоинству.
Лейк-Чарльз активно агитировал за проведение судебного процесса у себя, одержав победу над Новым Орлеаном, Александрией и приходом Джефферсона. Отцы города считали, что для Лейк-Чарльза это станет хорошим экономическим стимулом и в некоторой степени добавит известности. Отбор жюри начался на конной выставочной арене вместимостью 8400 мест, где на полу все еще была грязь с конного шоу, которое проходило накануне. Суровый каджунский[68] судья сидел на импровизированной скамье, украшенной тканью в цветах национального флага с красными, белыми и синими полосами. Колумбийцев привезли в сине-белом бронированном полицейском фургоне полиции штата. Несколько человек заметили, что происходящее по атмосфере напоминает цирк.
«Пожалуй, это самое громкое дело текущего года», – сказал адвокат Майами Ричард Шарпштейн, представлявший интересы Кумбамбы.
Шарпштейн, эксцентричный напористый адвокат по уголовным делам из Майами, возглавлял группу из семерых защитников. В процессе Шарпштейн часто заявлял возражения в оригинальном стиле – вроде бы мягко и вкрадчиво, но для обвинения они имели разрушительные последствия. Как адвокат, Шарпштейн творил чудеса. В последнем крупном деле о наркотиках он добился оправдания Говарда Хьюитта, солиста поп-трио «Шаламар». Его клиента с подругой арестовало УБН за то, что они якобы продали килограмм кокаина внедренному агенту на парковке торгового центра «Дейдленд». Сейчас Шарпштейну предстояло совершить новое чудо, хотя в этот раз шансы были невелики.
В присяжные выбрали десять женщин и двоих мужчин, что очень беспокоило Прем Бернс. Когда шла речь о высшей мере, она предпочитала, чтобы в жюри было как можно больше мужчин. Женщины-присяжные, как правило, не одобряли смертную казнь. Присяжных изолировали, и они ездили в свой отель в желтом школьном автобусе с тонированными окнами.
Бернс вела дело с особой страстью. За двенадцать лет в качестве обвинителя она проиграла только три из ста процессов с присяжными и не проиграла ни одного дела об убийстве. Бернс была едва выше метра пятидесяти, с волосами цвета вороненой стали и обладала вспыльчивым характером. Бернс получила дело на следующий день после того, как застрелили Сила. До этого она никогда даже не слышала о Медельинском картеле, но по мере того, как она узнавала о его власти и размахе, желание их покарать по всей строгости закона переросло в навязчивую идею.
Федеральные чиновники хотели судить под своей эгидой подозреваемых по обвинению в убийстве Барри Сила, что влекло бы за собой возможное пожизненное заключение. В таком случае смертный приговор был практически исключен. Но Бернс и другие сотрудники окружной прокуратуры Восточного округа Батон-Руж упорно добивались, чтобы дело рассматривалось в высшей инстанции – суде штата, тогда обвиняемым грозил электрический стул.
Но перед Бернс возникло сложное препятствие. Федералы дали понять, что у них есть свидетель, который знал о заказе на Сила, но они упорно скрывали его личность, отказываясь даже назвать его имя. Таинственный свидетель был настолько важен, что они хотели сохранить его анонимность и вообще не допустить его к даче показаний на процессе по делу Сила. Федералы действовали за спиной Бернс и пытались заставить Васкеса пойти на сделку о признании вины и перевербовать других обвиняемых в информаторов, чтобы их таинственному свидетелю вообще не пришлось давать показания. Но Васкес на сделку не пошел.
Наконец Бернс узнала, кто был тем таинственным свидетелем, которого она называла «ММ» – «мистический мужчина». Как выяснилось, она правильно угадала его инициалы – тем самым важным свидетелем оказался Макс Мермельштейн. Эл Уинтерс и Дик Грегори переживали, что Мермельштейн предстанет перед судом штата без их наставлений, ведь они лучше всех знали, как ведутся подобного рода процессы. Если Максу начнут морочить голову адвокаты со своими уловками или он сам допустит ошибки, можно навсегда лишиться ценного свидетеля. Но в конце концов Бернс и другие в Батон-Руж убедили федералов использовать Мермельштейна на процессе.
Когда в Лейк-Чарльзе начался суд, стратегия адвоката Ричарда Шарпштейна заключалась в том, чтобы нанести сильный удар по макиавеллистской натуре[69] бунтаря Барри Сила. «Этот человек был непрост, – взывал к присяжным Шарпштейн. – У него было много сторон, а не только две – правильная и неправильная. Адлер Барри Сил был контрабандистом наркотиков. Он был солдатом удачи, наемником. Он делал только то, что приносило пользу самому Барри Силу. Он никогда не думал о других… Он всегда находил запасной выход и всегда использовал его в своих интересах, многократно избегая наказания. Он сделал все, чтобы получить пулю в лоб… И нет ничего удивительного в том, что это в итоге и произошло. Об этом нам говорит сама история жизни Барри Сила – именно он несет ответственность за то, что с ним случилось».
Но показания Макса Мермельштейна были сокрушительными для обвиняемых. Он не только связал МАК-10 с картелем, но и опознал Кумбамбу. Адвокат колумбийцев Шарпштейн вон из кожи лез, чтобы дискредитировать свидетеля: «В сравнении с Максом Мермельштейном даже Барри Сил выглядит дилетантом и невинным ягненком». Мермельштейн, по его словам, был «еще одним Барри Силом, его клоном, может быть, он даже хуже Сила».
Но Мермельштейн убедил присяжных – он рассказал об организации тридцати восьми рейсов с кокаином по 4,5 центнера за один полет, хотя рекордный объем изъятий в США составлял менее 400 килограммов. По словам Мермельштейна, общее количество ввезенного им и Барри наркотика составило 50 000 килограммов – как выразился Шарпштейн, около «двадцати грузовиков кокаина».
«И какую сумму наличными вы помогли вывезти?» – не унимался Шарпштейн.