Но, возможно, был и третий вариант. Например, у картеля на повестке могли стоять вопросы, важность которых затмевала даже арест Карлоса Ледера. И если они в данный момент разрабатывали и внедряли свою грандиозную стратегию, то не могли позволить себе раскачивать лодку.
За год Верховный суд вынес ряд решений, которые оставляли все меньше места для маневра правительства. 17 февраля суд отказался вынести решение по семи кандидатам на экстрадицию, поскольку к этой дате вопрос о легитимности договора был так и не решен. 5 марта суд отменил декабрьский указ Барко о военном положении, расширяющий полномочия вооруженных сил в отношении наркоторговцев как неконституционный. В связи с этим дела о наркотиках возвращали в гражданские суды, где фигурантов было практически невозможно привлечь к ответственности. На это Барко смог ответить лишь тем, что 11 марта открыл дополнительные должности для тридцати девяти специальных прокуроров по наркотикам и назначил им военную охрану.
Правительство сумело одержать небольшую победу 1 мая, когда Государственный совет, к которому обратился Барко, вынес заключение, что договор об экстрадиции остается в силе, а Верховный суд должен вынести решение по незавершенным делам. Суд ответил, что никто и никогда не считал договор недействительным, но трудность заключалась в том, что он не мог применяться из-за некоторых формальностей. Правосудие все больше тонуло в болоте юридических хитросплетений, а простые люди вообще перестали понимать хоть что-либо.
Правительство искало новые способы не попасть в ловушки, которые расставил картель через подкупленных судей. Государственный совет пытался выбраться из сложившейся ситуации, но Верховный суд давил все начинания на корню. Так и не был решен вопрос легитимности экстрадиции: договор либо останется в силе, либо будет зависеть от вопроса о том, имел ли Барко право повторно подписывать документ в декабре. 28 мая пленум судей проголосовал с равным количеством голосов – 12 против 12. Чтобы выйти из тупикового положения, нужно было подключить «альтернативного судью». Но и это не помогло.
С этого момента стало ясно, что договору конец. На бумаге альтернативный судья давал возможность вынесения решения в любую сторону, но в реальности у правительства не оставалось никаких шансов. Медельинский картель сделал все, чтобы окончательно решить вопрос с договором об экстрадиции. К 1987 году все сложилось в пользу наркобоссов. За годы убийств и террора колумбийцы усвоили урок: если бросить вызов картелю, наказание неминуемо. Если речь шла о конкретном деле, наркобоссы всегда оказывали давление на судью, а остальные участники процесса – полиция, прокуратура, надзиратели – уже повиновались автоматически. Картелю удалось проделать то же самое с договором об экстрадиции. Было глупо предполагать, что конкретный человек, работающий консультантом по делу, мог проигнорировать давление картеля при вынесении своего заключения.
Так оно и вышло. Для перевеса голосов суд назначил кандидатов из числа выдающихся юристов. Ссылаясь на конфликт интересов, они по очереди отказались. Четвертый, Альфонсо Суарес де Кастро, тоже попытался взять самоотвод, но суд отказался принять его аргументы и приказал участвовать в голосовании. 25 июня состоялось заседание судей, на котором постановили, что президент Барко действовал неконституционно, повторно подписав документ. Числом голосов 13 против 12 Верховный суд отменил договор об экстрадиции.
Медельинский картель одержал крупнейшую победу.
Посольство США тут же опубликовало нелепое заявление, что вынесенное решение означало нечто иное: «Несмотря ни на что, международные договоры имеют верховенство над внутренними решениями, поэтому должны соблюдаться».
Однако в частном порядке некий сотрудник посольства говорил об очень мрачных перспективах для органов по борьбе с наркотиками теперь, когда экстрадиция больше невозможна. Министерство юстиции Колумбии лицемерно посетовало на исчезновение очень ценного инструмента в войнах с наркобизнесом.
Другие высказывались гораздо жестче: «Это разрушение национальной судебной системы, – заявил лидер Консервативной партии Альваро Гомес Уртадо, проигравший Барко на президентских выборах 1986 года. – Страна объявляет всему миру, что мы решили вообще не иметь судебной системы и что мы не можем дать достаточных гарантий, чтобы судьи выносили решение на основе закона».
Неудивительно, что картель пребывал в экстазе. В письме от 1 июля из американской тюрьмы к своим последователям из Армении Карлос Ледер назвал день вынесения решения самым счастливым в своей жизни и выразил надежду на то, что он скоро выйдет на свободу, ведь его экстрадиция была незаконной. Он, по-видимому, забыл, что, как только он оказался в США, никого в местной системе правосудия уже не волновало, как он туда попал.
Тем не менее Ледер пребывал в приподнятом настроении. В другом письме из Джексонвилла он писал, что долгая борьба против экстрадиции началась «с похорон члена Верховного суда, который продался империалистическим интересам». Это самое явное подтверждение того, что нападение на Дворец правосудия было делом рук наркоторговцев. Как и подозревали многие колумбийцы, картель систематически избавлялся от членов Верховного суда.
Без договора об экстрадиции агенты по борьбе с наркотиками в США и Колумбии могли рассчитывать только на аресты, суд и вынесение наказания торговцам наркотиков в их родной стране. Посольство США и УБН уже мало надеялись на это. Мнение укрепилось через тридцать дней после решения Верховного суда, когда судья Кали оправдал Хильберто Родригеса Орехуэлу после пятимесячного разбирательства. Родригес Орехуэла, которого экстрадировали из Испании в 1986 году за пару недель до его товарища, Хорхе Очоа, спокойно ждал слушания дела в тюрьме Кали. Судебный процесс начался 4 февраля и закончился 30 мая – раньше, чем США смогли представить дополнительные доказательства его вины.
31 мая Орехуэла вышел на свободу.
В несколько худшем положении находился Пабло Эскобар, но Крестный Отец, уничтожая свои незакрытые дела, действовал с характерной для него результативностью. Однако на этот раз он работал в рамках правового поля. 22 июля три инициированных США «Запроса о временном аресте» были отклонены как не имеющие законной силы. 9 августа газеты узнали, что судья отозвал приказы об аресте Эскобара, Родригеса Гачи и Эваристо Порраса по делу об убийстве редактора «Эль Эспектадор» Гильермо Кано. Три дня спустя другой судья отклонил обвинительный акт против Эскобара в убийстве Лары Бонильи. Судья по делу Кано сослался на отсутствие весомых улик, а другой, по делу Лары Бонилья, – на ненадлежащие методы получения доказательств. Правоохранителям, которые все еще стремились привлечь Эскобара – а таких было немного, – пришлось снова копаться в документах середины 1970-х годов, чтобы найти хоть что-то против него. Но по всем прежним делам свидетели были уже мертвы.
Таким образом, Хорхе Очоа оказался единственным членом картеля, который столкнулся хоть с какими-то неприятностями. Два обвинения США не вызвали никаких проблем для него, но пришлось расплачиваться за все маневры, которые он совершил в Испании в 1984 году. Ему все еще предстояло отбыть двадцатимесячный срок за контрабанду быков, а он нарушил свое условно-досрочное освобождение после освобождения под залог. К тому же обвинительное заключение за незаконный оборот наркотиков, скопированное с дела Никарагуа в Майами и переданное в Медельин, все еще было в силе. Ни одно из обвинений не было серьезным, если сравнивать их с целой коллекцией убийств, по которым пытались привлечь Эскобара, но ни одно из них не закрывали и не забывали. Если бы Очоа поймали, то вполне могли посадить.
После решения Верховного суда Барко не сдался. Его новым министром юстиции стал Энрике Лоу Муртра, бывший член Государственного совета и заложник из Дворца правосудия. Он люто ненавидел наркоторговцев и ничуть не скрывал свои намерения. «Правительство хочет продолжить экстрадицию, и она будет продолжена», – заявил Лоу Муртра в интервью «Эль Тьемпо» вскоре после своего назначения.
Проблема заключалась в том, как это сделать. Барко знал, что самым простым способом было бы воспользоваться советом Верховного суда и повторно представить документ в Конгресс для придания легитимности старому договору. Помощники Барко в частном порядке опросили Конгресс, и их подозрения подтвердились – никаких шансов.
Правительство тайно начало переговоры с США о возможных новых мерах – либо по восстановлению пострадавшего договора, либо по подписанию нового, либо по возрождению старых документов. Например, многостороннего соглашения 1933 года, известного как «Конвенция Монтевидео»[70], и двустороннего соглашения еще 1888 года. Теоретически оба документа были применимы, но требовалось много работы, прежде чем их можно было бы реанимировать и применить на практике. Во второй половине года Министерство юстиции США начало обсуждать все возможности с Лоу Муртрой и генеральным прокурором Колумбии Карлосом Мауро Ойосом. Картель тут же узнал об этих переговорах и внимательно за ними следил.
К августу дела у картеля шли лучше, чем когда-либо за последние годы. Да, они потеряли Ледера, но ведь они смогли наконец избавиться от договора об экстрадиции благодаря безотказному сочетанию угроз, хитрых юридических маневров и подкупов. Казалось, что вскоре картель станет чем-то вроде «Коза Ностра» – известным, устоявшимся и чрезвычайно могущественным синдикатом, но при этом не будет особенно светиться и вступать в конфронтацию.
В начале августа АДБ объявил о том, что раскрыл убийство Гильермо Кано и накрыл банду убийц из Медельина – «Лос Прискос», которые исполнили заказ. АДБ описал их как военизированное подразделение Медельинского картеля. В «Лос Прискос» состояло почти пятьдесят постоянных и временных головорезов. Банду возглавляли два известных медельинских бандита, братья Давид Рикардо и Хосе Роберто Приско Лопера. В анонимном письме на имя Барко Давида Рикардо неизвестные назвали наемным убийцей номер один в Медельине.