Более десятка важных преступлений по заказу картеля, по мнению АДБ, были связаны с «Лос Прискос». Однако только по двум из них были убедительные доказательства – по убийствам Кано и судьи Эрнандо Бакеро Борды, и именно по этим делам расследования были самыми основательными и впечатляющими. Оперативники вышли на след банды через лидера группы киллеров Кано – Луиса Эдуардо Осорио Гисадо, известного как «Ла Гуакуа» («Ондатра»). Самого Ла Гуакуа и его помощника застрелили во время медельинской вендетты. АДБ установил наблюдение за главарями и проследил за убийцами из «Лос Прискос», когда они прибыли в Боготу в начале августа, чтобы «заколоть козла», то есть совершить убийство, на медельинском жаргоне. Они заметили хвост только через два дня, и поздно ночью на тихих жилых улицах северной Боготы началась перестрелка. Агенты АДБ ликвидировали четырех членов банды, включая Хосе Роберто Приско.
Описание характера «Лос Прискос» было немного приукрашенным, но это был первый публичный подробный разбор того, как картель выполняет грязную работу. Будь то «Лос Прискос» или «Лос Кеситос», как в случае с убийством Лары Бонильи, «Лос Магнификос» или любая другая из ста с лишним банд колумбийского преступного мира – методы были одни и те же. Все, что возникло во времена Грисельды Бланко, долгие годы преподавали в глухих переулках «академии убийц» в северных кварталах Медельина. Фирменный стиль медельинцев: пистолет-пулемет МАК-10, мотоциклы, четкое разделение обязанностей между организаторами и исполнителями, конспиративная квартира и многочисленные посредники. Все это полиция еще могла отследить, но пробраться к высшим звеньям этой цепи не получалось никогда.
И все же расследование АДБ причинило картелю значительный ущерб. 12 ноября министр юстиции Лоу Муртра нанес еще один удар, обвинив Гонсало Родригеса Гачу в том, что он, действуя через банду головорезов типа «Лос Прискос», заказал убийство лидера «Патриотического союза» Хайме Пардо Леаля в октябре. Гибель всеми любимого сорокашестилетнего адвоката-марксиста и кандидата в президенты в 1986-м вызвала двадцатичетырехчасовую всеобщую забастовку, два дня уличных беспорядков и всеобщие призывы к Барко принять меры против карательных отрядов правых.
Лоу Муртра сказал, что Пардо Леаль, как и многие другие, пострадал во время войны за контроль над территориями между Родригесом Гачей и партизанами ФАРК в Гуавьяре. В правоте его слов сомнений не было. К концу 1987 года Медельинский картель окончательно разрушил репутацию ФАРК – некогда гордые колумбийские прокоммунистические повстанцы превратились в обыкновенных бандитов, работающих на кокаиновых баронов.
32. Гражданин Хорхе Луис Очоа
Днем 21 ноября, примерно в 4:30, сотрудник дорожного патруля приказал водителю белого «порше» 1987 года выпуска остановиться. Дело было в субботу, когда шоссе заполнено потоком машин, следующих из Кали и обратно. «Порше», как и другие, тоже куда-то направлялся – в Перейру или Антьокию, а водитель должен был остановиться на севере Пальмиры, чтобы оплатить проезд по трассе. Пропускной пункт Эль-Серрито был удобным местом для полиции, чтобы наблюдать за водителями. Позже пойдут разговоры о том, что за «порше» следили специально, и полицейские отлично знали, кто будет за рулем, и пасли машину не первый день.
По версии полиции, это была стандартная проверка по выходным для обнаружения партизан, перевозящих оружие. Объяснение звучало смехотворно – ну кто из них станет заниматься подобным на новеньком «порше», который на тот момент в Колумбии стоил 260 000 долларов.
Патрульный с напарником подошли к окну водителя и попросили предъявить документы. Осталось неясно, сами ли они узнали того, кто был за рулем, или это произошло только тогда, когда они заглянули в документы. Этим дело не ограничилось. Полицейский приказал водителю «порше» и его пассажирке последовать за патрульной машиной в Пальмиру. Человеку за рулем такая перспектива явно была не по душе, и он предложил все уладить за 3000 песо (12 долларов). Патрульные отказались. Тогда водитель предложил 50 000 песо (200 долларов). Полицейские сказали, что он может даже не пытаться. Однако владелец «порше» не сдавался: «Как насчет 12 миллионов (48 000 долларов)?» «Нет», – патрульные были непреклонны. «Тогда, может, 100 миллионов песо (400 000 долларов)?»
Они категорически отказались брать взятку. Никто в полиции публично не комментировал инцидент, а имена честных патрульных, что весьма разумно, так и не были раскрыты. Как знать, может быть, они являлись молодыми идеалистами или просто были честными амбициозными людьми, которые хотели ловить плохих парней и ждали продвижения по службе, как майор Лемус, который поймал Карлоса Ледера. Каковы бы ни были их мотивы, несомненно, они сорвали куш – за рулем «Порше» был не кто иной, как Хорхе Очоа.
Задержанный, который находился в штаб-квартире дорожной полиции в Пальмире, наконец-то дождался помощи. Женщина-юрист из Генеральной прокуратуры, то ли случайно, то ли намеренно, оказалась поблизости. Она крепко обняла Очоа и заверила его, что скоро все уладит. И начала обзванивать близлежащие военные и полицейские службы, пытаясь найти кого-нибудь, кто мог бы вызволить Очоа из тюрьмы. Однако для выполнения такой задачи субботний вечер не лучшее время, и найти того, кто согласился бы взять на себя такую ответственность, ей не удалось. Позднее женщина все отрицала и заявляла, что ее беспокоило только возможное жестокое обращение с задержанным, которого подозревали в незаконном обороте наркотиков. Дорожную полицию ее объяснения не убедили. Они все прекрасно видели сами, и, в конце концов, с чего она взяла, что его задержали за наркотики? У полиции был ордер Верховного судьи Картахены на его арест за нарушение Очоа правил условно-досрочного освобождения.
Полиция задержала Очоа и поместила в камеру предварительного заключения, а после его отправили в армейский батальон Кодацци на окраине Пальмиры, где он провел ночь и бо́льшую часть следующего дня. В воскресенье вечером у штаб-квартиры батальона приземлился вертолет и забрал Очоа. Оттуда его доставили на близлежащий аэродром, погрузили на борт C-130 «Геркулес» колумбийских ВВС и отправили в Боготу. Самолет приземлился в семь часов вечера, его встретил взвод вооруженных до зубов полицейских на мотоциклах. Они посадили Очоа в бронированный фургон. Вспыхнули огни, завыли сирены, и колонна помчалась по шоссе из аэропорта Эльдорадо, обогнула город и направилась на север к зданию Бригады военных институтов – огромному комплексу на окраине столицы.
К девяти вечера Очоа был надежно заперт в военной тюрьме строгого режима, а в это время колумбийское правительство обдумывало следующий шаг. Полиция и вооруженные силы свою работу выполнили. Теперь настал черед правительства.
Со стороны обстоятельства ареста Очоа очень напоминали ситуацию с арестом Ледера девятью месяцами ранее: почти случайность, без насилия, оперативные и профессиональные действия вооруженных сил и быстрая транспортировка в Боготу.
В остальном между этими случаями не было ничего общего. Экстрадиция Ледера была делом решенным, приказ подписал президент Белисарио Бетанкур, и нужно было просто дождаться, когда кому-нибудь удастся его поймать. Но Очоа повезло вдвойне – во-первых, в Колумбии ему светил ничтожный срок, который бы закончился прежде, чем можно было предпринять какие-либо действия по его экстрадиции. Во-вторых, что гораздо важнее, договор об экстрадиции 1979 года был фактически заморожен. Не было ни возможности быстро его выслать, ни даже работающего правового механизма, который позволил бы правительству начать полноформатное судебное разбирательство.
Президент Вирхилио Барко все это знал, но не понимал, какие действия можно предпринять. Колумбийская общественность, которая не вникала в причудливые правовые процессы в стране, ожидала, что Очоа незамедлительно отправят на военно-воздушную базу «Хоумстед» в Южной Флориде. Эту же точку зрения открыто высказывали США. «Президент Колумбии должен проявить мужество и оказать большую помощь своей стране, вышвырнув Хорхе Очоа, – заявил представитель УБН в Майами Джек Хук. – Как только Хорхе Очоа окажется на территории США, он, как и Карлос Ледер, больше не сможет давать взятки, совершать убийства и запугивать судей, пытаясь выйти на свободу».
Разумеется, в Колумбии все это представляло реальную опасность. Однажды Очоа уже удалось выпутаться, а история прекрасно показала, что колумбийские правоохранительные органы не способны посадить наркоторговцев. И чем дольше Очоа будет оставаться в Колумбии, тем труднее будет его привлечь к ответственности.
На следующий день после ареста Барко встретился со своими главными советниками, чтобы обсудить варианты действий. Среди них были министр иностранных дел Хулио Лондоньо Паредес, министр юстиции Энрике Лоу Муртра и генеральный прокурор Карлос Мауро Ойос Хименес. Встреча состоялась 22 ноября, в воскресенье, в доме Лондоньо в северной Боготе и продолжалась весь день.
В конце концов они пришли к единственному возможному решению – арестовать Очоа по старому обвинению в контрабанде быков. В этом случае ему грозило двадцать месяцев тюрьмы, а за это время правительство попытается организовать его экстрадицию. Лоу Муртра объявил, что Очоа содержится под юрисдикцией таможенного судьи Картахены. Судья, преемник печально известного Фабио Пастраны Ойоса, отменил постановление об условно-досрочном освобождении Очоа, сославшись на нарушение правил. Это было лучше, чем ничего.
Чтобы наблюдать за возможными махинациями на месте и высказать свои предложения, сразу после ареста Очоа правительство США направило в Боготу группу из шести специалистов из Министерства юстиции и Государственного департамента. Их заданием было призвать Колумбию найти механизм, который позволит экстрадировать Очоа и других наркоторговцев в США.
Колумбийцы их раздражали. В частности, Лондоньо показался им антиамериканским обструкционистом, который стремился «замедлить и заблокировать любые инициативы и продлить проблемы», как позже сказал один из руководителей группы. То же самое думали и о Лоу Муртре, что весьма любопытно, учитывая прежние жесткие заявления министра юстиции о незаконном обороте наркотиков.