Он продолжил: «Наркотики как феномен появились в Колумбии из-за американского империализма через Корпус мира. А сейчас на наркотики в США вон какой спрос – страны, которые их производят, типа Колумбии, играют действительно незначительную роль по сравнению с распространением и ростом потребления в Соединенных Штатах».
Но его лозунги не убедили молодую колумбийку, которая брала у него интервью.
«Откуда же у вас столько денег, если не от торговли наркотиками?» – спросила она.
«Ну, я, еще когда был очень молод, поехал в Соединенные Штаты, я работал, понятно? Короче, меня незаконно обвинили в торговле марихуаной и посадили в тюрьму на два года», – сказал Ледер.
«А разве было не так?» – усомнилась журналистка.
«Вообще не так! – сказал Ледер. – Я был хиппи, понятно? Покуривал, конечно. Просто я был авантюристом! Но не наркоторговцем. Короче, в тюрьме в Соединенных Штатах… нас сажали на цепь как собак, понятно? Возили в грузовиках, ну… автобусах, из тюрьмы в тюрьму… из Майами в Нью-Йорк и обратно. Это было что-то ужасное – видеть более пятисот невинных колумбийцев, которых посадили империалисты».
«Вы так и не ответили на мой вопрос, откуда у вас столько денег, если не от продажи наркотиков?» – напомнила журналистка.
«Я же еще был и пилот, понятно? – сказал Ледер. – А летчикам всегда много платят».
После сорока двух часов обсуждений в течение семи дней в 11:10 утра 19 мая присяжные объявили, что вынесли вердикт. Все стороны собрались в зале суда. Когда его объявляли, показалось, что все присутствующие затаили дыхание.
Карлоса Ледера признали виновным по всем пунктам обвинения. Он слушал, опустив глаза. На его лице не было никаких эмоций. Его брат Гильермо, который был в зале суда, тоже держался стойко, но его тетя разрыдалась. Несколько женщин из числа присяжных тоже заплакали.
После этого изрядно вымотанный адвокат Эд Шохат раскритиковал вердикт присяжных как еще одно свидетельство того, что общая война с наркотиками подорвала конституционные права отдельных лиц. И самое печальное, по его словам, что с вынесением приговора ничего не изменится.
«Пока мы не решим проблему с наркотиками в школах, можете сажать таких Карлосов Ледеров, сколько захотите, – возмущался Шохат. – Но проблема в том, что это все равно не сработает. Чего мы добились? Разве из-за этого приговора у нас станет меньше наркотиков?»
Боб Меркл провел пресс-конференцию. Впервые за неделю он широко улыбался перед камерами. «Я себя чувствую хорошо, прямо как в бессмертной песне Джеймса Брауна. Хорошие люди победили, а под хорошими людьми я подразумеваю народ Америки».
Вердикт, по его словам, «показывает людям в других странах, что мы – нация закона, которая не потерпит разгул наркоторговли. Медельинскому картелю некуда бежать, негде спрятаться… Я по жизни оптимист, поэтому считаю, что их дни сочтены».
Кто-то из журналистов задал вопрос, как эта ситуация повлияет на наркоторговлю.
«Война с наркотиками не измеряется количеством изъятых партий, – Меркл снова оседлал высокопарный слог. – Это война человеческого духа… это воля. Воля американского народа против воли картеля».
Меркл еще отметил, что из-за своей склонности к насилию Медельинский картель в конечном итоге сам себя уничтожит. Остальное зависит от американцев.
«Карлос Ледер умело реализовывал любые возможности навредить США. Этого же жаждали и многие из членов картеля, – отметил Меркл. – Карлос Ледер в самом прямом смысле стал результатом множества прежних неудач в борьбе с наркотиками со стороны Соединенных Штатов.
«Теперь у таких “карлосов ледеров” со всего мира будет все меньше и меньше шансов совершать свои преступления в нашей стране. Карлос Ледер или тот, кто займет его место, больше не сможет приставить пистолет к голове Америки и заставить ее принимать кокаин».
Эпилог
Карлосу Ледеру вынесли приговор 20 июля 1988 года. Перед этим ему разрешили переговорить с окружным судьей Хауэллом Мелтоном. После семимесячного разбирательства это уже был совсем другой Карлос Ледер. Навсегда исчез гладковыбритый «бизнесмен». Теперь Ледер отпустил бороду и усы. Он говорил двадцать восемь минут без подготовки.
«Я чувствую себя индейцем на суде белого человека», – начал свою речь Ледер. Он назвал себя политическим заключенным, который стал жертвой амбиций федерального прокурора, да и всего американского правосудия в целом, а на судебном процессе против него выступили «двадцать девять настоящих преступников против одного латиноамериканца… «Эти свидетели, у которых даже трусов лишних нет, заявляют, что получали от меня миллионы. Меня выкрали из родной страны, и мне больно от того, что в этом замешана и колумбийская полиция… Меня притащили сюда как тюк с одеждой, против моей воли, и это гораздо хуже любых обвинений. Я против наркотиков. И я против похищения и экстрадиции. Этот суд вне закона».
Затем заговорил судья Мелтон.
«Правда в том, что для вас самое главное – заработать как можно больше денег, что вы и делали за счет других. Ваши преступления проложили путь разрушения и отчаяния с полей коки в Южной Америке до улиц нашей страны. Соответственно, мистер Ледер, приговор, который я выношу вам сегодня, станет посланием для всех крупных наркоторговцев и уличных дилеров, которые контролируют ввоз и реализацию кокаина. Этот приговор – сигнал всем, что наша страна сделает все, что в ее силах, для борьбы с наркотиками, которые угрожают самой структуре нашего общества».
После этих слов он объявил приговор: пожизненное заключение без права досрочного освобождения плюс 135 лет.
Пабло Эскобару в 1988 году тоже пришлось несладко. Незадолго до рассвета 13 января полутонная бомба взорвалась в машине рядом с «Монако» – фешенебельным восьмиэтажным домом, принадлежащим Крестному Отцу, в медельинском элитном районе Эль-Побладо. Бомба убила двух ночных сторожей и проделала воронку на улице глубиной в четыре метра. Стекла повылетали в десятках близлежащих зданий, был разрушен водопровод, а бетонный фасад «Монако» раскололся по всей высоте. Когда сработало взрывное устройство, жена Эскобара, Виктория Эухения, и его двенадцатилетний сын спали в пентхаусе. Они тут же спустились вниз и умчались на «рено» через пять минут после взрыва. Самого Эскобара в доме в тот момент не было.
Взрыв в «Монако» стал одним из череды показательных событий в так называемой войне картелей – борьбе 1988 года за передел рынка кокаина, власть и гегемонию между Пабло Эскобаром и картелем Кали, во главе которого стояли Хильберто Родригес Орехуэла и Хосе Сантакруз Лондоньо. Сначала Эскобар обвинил в случившемся УБН, но позже решил, что это дело рук группировки из Кали, которые хотят его убрать и заграбастать его бизнес. Позже он пришел к выводу, что среди его людей есть предатель, и начал безжалостную зачистку своих приближенных.
В то же время колумбийская армия начала охоту на Эскобара по всей Антьокии, и дважды его почти удалось взять. Поскольку солдаты провалили все попытки поймать кого-либо из Кали, да и в целом не прессовали их с тем же рвением, что и медельинцев, Эскобар еще больше уверился в том, что конкуренты спелись с правительством и объявили ему общую вендетту. И отреагировал как всегда: к сентябрю 1988 года правоохранители рапортовали о восьмидесяти убитых в войне картелей. При этом более шестидесяти погибших были из Кали.
К началу 1988 года стало ясно, что Хорхе Луису Очоа плевать на проблемы Эскобара. После освобождения из Ла-Пикоты он исчез из виду. Правоохранительные органы США получили сообщения о том, что Очоа отошел от дел своей кокаиновой империи, поскольку шумиха вокруг его персоны практически не давала возможности эффективно работать в Колумбии. Другие источники, однако, утверждали, что он по-прежнему получает баснословные барыши от торговли кокаином. Но на самом деле, когда армия и полиция всерьез взялись за картель, Эскобар, как обычно, крушил все, что стояло на пути, а Очоа, как всегда, залег на дно.
Те, кто верил в войну картелей, винили группу из Кали в том, что они подставили Очоа в ноябре 1987 года на контрольно-пропускном пункте Эль-Серрито, им же приписывали убийства некоторых его приближенных. Несмотря на провокации, многие сходились во мнении, что ни Очоа, ни его отец Фабио, ни братья Хуан Давид и младший Фабио не участвовали в предполагаемой вендетте.
Как и Очоа, Хосе Гонсало Родригес Гача тоже не якшался с Кали. Американские и колумбийские правоохранители утверждали, что для Мексиканца 1988-й стал самым удачным и прибыльным годом. Пока Эскобар был занят разборками, а Очоа затаился, Родригес Гача вышел из тени своих коллег и стал использовать мощности Медельинского картеля так, как ему было выгодно, агрессивно захватывая рынки на юго-западе США и в Европе.
Правоохранителям США стало известно, что в конце весны 1988 года Родригес Гача ездил в Нью-Йорк и пытался завладеть местной дистрибьюторской сетью, которой давно владели люди из Кали. Это спровоцировало тамошнюю версию войны картелей между местными торговцами кокаином и крэком в нью-йоркском районе Квинс, которая затянулась на целое лето.
Была и другая версия – якобы Родригес Гача весьма успешно помогал наладить отношения между Эскобаром и Кали. А разборки в Квинсе были всего лишь результатом договоренности между ними, ведь Родригес Гача, прежде всего был бизнесменом. В 1988 году он впервые присоединился к Эскобару и Очоа в списке миллиардеров мира по версии журнала «Форбс».
30 ноября 1987 года агенты УБН и приставы конфисковали имущество на сумму 20 миллионов долларов, предположительно принадлежащее Пабло Эскобару, Густаво Гавирии и Хуану Давиду Очоа, по всей Флориде. Среди этого добра были: квартира стоимостью 8 миллионов долларов и роскошное поместье стоимостью 1 миллион долларов в Майами-Бич, которые Эскобар приобрел на свое имя в 1981 году, а затем передал под управление панамским корпорациям, ранчо Хуана Давида в центральной Флориде вместе с тридцатью девятью призовыми прогулочными лошадьми.