– Я бы никогда не стал оправдывать то, что его отдали под трибунал, – сказал Тим. – Но также не думаю, что и вы можете обвинить его в этом.
– Свои фантазии надо держать в узде! Этому надо положить конец. Вот и все, что я знаю об этом. И Карл это знал до самой своей кончины, – как будто разволновавшись, Хельга повернулась и опустила взгляд на ряды одинаковых виноградных гроздей с одинаковыми световыми вспышками в каждой ягодке. – Ну, хорошо, рассказывайте. Вы же для этого проделали такой путь.
Андерхилл рассказал о Драконовой долине, и истории, которые успокоили Джорджа Спитальны, поначалу оставили Хельгу равнодушной, а затем как будто причинили ей страдания. В белизну ее лица прокрался румянец, глаза ее встретились с глазами Пула, и он понял, что не от горя покраснела она, но от гнева.
«Пожалуй, достаточно для богов повествования», – подумал Майкл.
– Поведение Мэнни мне кажется, мягко говоря, из ряда вон выходящим, он насмехался над своим офицером. Это в корне неправильно, своего командира надо уважать.
– Да вся ситуация была, мягко говоря, из ряда вон, – сказал Андерхилл.
– Так люди говорят всегда, когда пытаются себя оправдать. Где бы ни находился мальчик, он должен вести себя так, как если бы он дома, на Маффин-стрит. Гордыня – большой грех. Мы бы его наказали.
Пул почти физически ощутил гнев и боль Тима, даже несмотря на то, что между ними сидела Мэгги.
– Миссис Денглер, – подала голос Мэгги. – Вы только что сказали, что Мэнни был хорошим мальчиком, учитывая, как он попал к вам.
Хельга подняла голову, став похожей на животное, принюхивающееся к ветру. Круглые стекла очков не скрыли светившееся в глазах удовольствие.
– Маленькие девочки умеют слушать, не так ли?
– Вы ведь не имели в виду Маффин-стрит, да?
– Мэнни родом не с Маффин-стрит. Так-то.
Мэгги ждала, что женщина скажет дальше, и Пул гадал, что за место она назовет. Марс? Россия? Небеса?
– Мэнни родом из сточной канавы, – продолжила миссис Денглер. – Мы вытащили мальчика оттуда и дали ему дом. Мы дали ему имя. Дали нашу религию. Мы кормили его и одевали. Похоже это на заботу дурных людей? Как по-вашему, дурные люди сделали бы больше для брошенного маленького мальчика?
– Вы усыновили его?
Андерхилл сидел, откинувшись спиной на жесткий пластик диванной спинки, напряженно вглядываясь в лицо Хельги Денглер.
– Мы усыновили брошенное дитя и дали ему новую жизнь. Думаете, у его матери могли быть волосы такого цвета? Неужто вы настолько глупы? Карл тоже был блондином, прежде чем поседел: он напоминал Ангела Господня со своей соломенной шевелюрой и волнистой пышной бородой. Погодите-ка! Я сейчас покажу вам.
Она резко встала, едва ли не вскочила, на ноги, обвела всех троих пронизывающим взглядом и поспешила из комнаты. Все напоминало гротескную встречу с родителями Спитальны.
– Мэнни тебе говорил когда-нибудь, что его усыновили? – спросил Пул.
Тим покачал головой.
– Мануэль Ороско Денглер, – проговорила Мэгги. – Вы могли бы и догадаться, что с именем что-то не так.
– Мы никогда так его не называли, – сказал Пул.
Миссис Денглер открыла дверь, впустив вместе с собой запах отсыревшего дерева. Она сжимала в руках старенький фотоальбом в обложке из прессованного картона, тисненного под кожу. Углы и края обложки обтрепались, обнажив серые края слоев спрессованной бумаги. Она подошла к сидевшим на диване, едва сдерживая нетерпение, приоткрыв рот, как обиженный обвиняемый перед судьей.
– Теперь вы видите моего Карла, – проговорила она, раскрыв альбом на первой странице и повернув его к ним.
Большая фотография занимала почти всю страницу. Ее будто сделали как минимум сто лет назад. В объектив камеры пристально смотрел высокий мужчина с гладкими прямыми светлыми волосами, зачесанными за уши, и бледной неухоженной бородой. Он был худ, но широкоплеч, темный костюм висел на нем, как мешок. Он выглядел каким-то забитым, затравленным, напряженным. Природа религии этого человека поднималась от фотографии, словно пар. Если глаза его жены смотрели сквозь вас в другой мир, отметая все, что находилось между ним и ею, то взгляд Карла был устремлен прямиком в ад, заодно осуждая и обрекая на него и вас.
– Карл был святым, – рассказывала Хельга. – Избранным! Это видно с первого взгляда. Мой Карл не был ленив. Это тоже видно. Он не был слабым. Никогда не пренебрегал своими обязанностями, даже когда обязанности требовали стоять на углу улицы в мороз. Благая весть не ждет хорошей погоды, людям нужен жесткий, преданный человек, чтобы донести ее, и вот таким человеком был мой Карл. Мы понимали, что нам понадобится помощь: мы же все со временем стареем. Но нам и в голову не приходило, что с нами случится!
Она почти задыхалась, тараща глаза за круглыми стеклами очков. Вновь у Пула возникла мысль, будто ее тело обретает плотность, вбирая в себя весь воздух в комнате, а вместе с ним и все, что когда-либо было или когда-либо будет истинным или добродетельным, оставляя их в заблуждении на веки вечные.
– Кто же были его родители? – услышал вопрос Андерхилла Пул и понял, что она неверно истолкует его вопрос.
– Прекрасные люди. У кого мог быть такой сын? Сильные люди. Отец Карла тоже был мясником, он научил сына своему ремеслу, а Карл научил ремеслу Мэнни, чтобы тот мог работать на нас, пока мы заняты делом Божьим. Мы подняли его из грязи и подарили ему жизнь вечную, вот так-то. А он должен был работать на нас и обеспечивать нашу старость.
– Совершенно верно, – сказал Андерхилл, слегка наклоняясь вперед, чтобы взглянуть на Майкла. – Мы также хотели бы узнать хоть что-то о родителях вашего сына.
Миссис Денглер захлопнула альбом с фотографиями и опустила его на колени. Картон пропитался запахом плесени, и на мгновение в комнате вновь повеяло затхлостью.
– Не было у него родителей! – она сверкнула глазами, не скрывая самодовольства. – В том смысле, какие бывают у нормальных людей. Не так, как это было у Карла и у меня. Мэнни рожден вне брака. Его мать, Росита, торговала своим телом. Она была из тех женщин. Она родила мальчика в больнице «Маунт-Синай» и бросила его там, просто взяла и ушла, нате вам. А младенец подхватил вирусную инфекцию, едва не умер. Многие тогда умерли, а он разве умер? Мой муж и я молились за него, и он не умер. Сама Росита Ороско умерла спустя несколько недель. Ее забили до смерти. Кто, по-вашему? Отец мальчика? Мэнни был испанцем только по материнской линии – во всяком случае, так всегда думали мы с Карлом. Так что вы, надеюсь, поняли, что я имею в виду: не было у него ни матери, ни отца.
– Случайно не был ли отец Мэнни одним из клиентов его матери? – спросил Андерхилл.
– Об этом мы даже не думали.
– Но вы сказали, что вряд ли его отец был испанцем… латиноамериканцем.
– Ну… – Хельга Денглер чуть сдвинулась на низенькой скамеечке, изменилось и выражение ее глаз. – Было в нем и кое-что хорошее, дабы хоть как-то уравновесить дурное.
– Как вы пришли к решению усыновить его?
– Карл узнал о бедном мальчике.
– Как он узнал? Вы обращались в опекунские учреждения?
– Конечно, нет. Я думаю, к нему приходила та женщина. Росита Ороско. Благодаря церковной деятельности моего мужа к нам приходило много несчастных заблудших, умолявших о спасении их душ.
– Вы видели Роситу на проповедях вашего мужа? – спросил Андерхилл.
Хельга как будто покрепче уперлась обеими ступнями в пол и уставилась на Тима. Казалось, она дышит сквозь кожу. В течение нестерпимой паузы никто не проронил и звука.
– Я вовсе не хотел обидеть вас, миссис Денглер, – наконец проговорил Андерхилл.
– На наши проповеди приходили белые люди, – медленно и ровно проговорила она низким голосом. – Порой бывали католики. Но все они были достойные люди. Поляки. Но они могут быть такими же добропорядочными, как и все остальные.
– Понимаю, – сказал Андерхилл. – Мать Мэнни на своих службах вы не видели никогда.
– У Мэнни не было матери, – повторила она все тем же ровным, размеренным голосом. – Ни матери, ни отца.
Андерхилл поинтересовался, арестовала ли полиция человека, до смерти забившего Роситу Ороско.
Хельга очень медленно покачала головой, как ребенок, который клянется никогда не выдавать секрет:
– Никому не было дела до того, кто это сделал, учитывая, кем была та женщина, и все такое. Тому, кто это сотворил, все равно суждено предстать перед Господом. Он – наш высший суд во веки вечные.
С пронзительной ясностью галлюцинации Пул вспомнил камеры пыток в Садах Тигрового бальзама, искаженные получеловеческие фигуры, преклонившие колени пред властным судией.
– Значит, его так и не нашли.
– Не припоминаю.
– А ваш муж не проявил интереса к этому делу?
– Разумеется, нет, – сказала она. – Мы и так сделали все, что могли.
Она прикрыла глаза, и Пул решил сменить тему вопросов:
– Когда умер ваш муж, миссис Денглер?
Глаза ее открылись и сверкнули на него:
– Мой муж умер в тысяча девятьсот шестидесятом году.
– И тогда же вы закрыли мясную лавку и церковь?
Странный, пугающий внутренний свет вновь отразился на ее лице:
– Немногим раньше. Мэнни был слишком молод, чтобы продолжить дело мясника.
«Как вы умудрились не понять? – едва не спросил ее Пул. – Как могли вы не увидеть, каким подарком был тот мальчик для вас, вне зависимости от того, как он к вам попал?»
– У Мэнни не было друзей, – продолжила она, говоря почти так, будто услышала мысли Пула. Его внутренний слух уловил прозвеневшую в голосе Хельги эмоцию, и лишь после следующей ее фразы он определил эту эмоцию как гордость. – У мальчика было много дел – так он помогал Карлу. Мы старались делать так, чтобы он был все время занят, детей надо приучать к выполнению своих обязанностей. Да-да, своих обязанностей, поскольку только так они научатся жизни. Когда Карл был мальчиком, у него не было друзей. Я держала Мэнни подальше от других мальчиков и воспитывала его так, как мы считали правильным. А когда он вел себя плохо, мы поступали так, как учит Писание, – она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Мэгги. – Нам надо было выбить из него мать. Вот та