Пока ему подбирали материалы, Пумо прочитал, что писали о Я-Туке новостные журналы и «Нью-Йорк Таймс». Он сидел на неудобном пластмассовом стуле за пластмассовым столом, а читальный аппарат[93] занимал на нем столько места, что блокнот Пумо приходилось держать на коленях. Однако через несколько минут все эти неудобства уже не имели значения. То, что испытал Тина в течение десяти минут с начала чтения статьи в «Ньюсуик», озаглавленной «Я-Тук: позор или победа?», очень напоминало то, что произошло с Конором Линклейтером, когда Чарли Дэйзи положил перед ним альбом фотографий рядового SP4 Коттона. Он даже забыл, насколько широко все это в свое время освещалось в доступной прессе.
В статье «Ньюсуик» приводились слова лейтенанта Гарри Биверса: «На этой войне мы здесь для того, чтобы убивать „Чарли“[94], а „Чарли“ бывают всех видов и размеров. Мой персональный счет – тридцать мертвых вьетконговцев». «Убийца детей?» – спрашивала «Таймс», описавшая лейтенанта как «изможденного, с ввалившимися глазами и щеками, отчаявшегося человека на грани срыва». «Действительно ли они невиновны?» – вопрошал «Ньюсуик», добавляя дальше, что лейтенант, «возможно, такая же жертва Вьетнама, как и те дети, в убийстве которых его обвиняют».
Тина помнил Биверса в тот момент в Я-Туке. «На моем личном счету тридцать дохлых Гуков[95]! Так что, бойцы, если у вас есть яйца, можете прямо сейчас вешать мне медаль». Лейтенант был под кайфом и трещал, трещал и не мог никак заткнуться. Пумо стоял рядом – ему казалось, он чувствует, как жарко бурлит кровь в жилах Биверса, а если он коснется его – обожжет пальцы. «На войне нет возрастов – в бою все ровесники! – во всю глотку орал лейтенант репортерам. – Вы, говнюки, думаете, что здесь воюют дети, что дети вообще существуют на этой войне? Сказать вам, почему вы так думаете? Потому что вы невежественные штатские, вот почему! Здесь детей нет!»
Из-за этих статей Биверса едва не казнили, а заодно с ним и Денглера. Цитата из «Таймс»: «Я заслужил эту чертову медаль!». «Забавно, – подумал Пумо. – Вспоминая эти события, Биверс всегда говорил, что все остальные в его взводе тоже заслуживают чертовых медалей».
Отделившись от реальности, Пумо сейчас будто заключил в кокон неземной тишины себя наедине с воспоминаниями: память подсказывала ему, насколько взвинченными, почти на грани безумия, они ощущали тогда самих себя, насколько призрачной казалась грань между подвигом и преступлением. Они были не чем иным, как нервами, соединенными с лежащими на спусковых крючках пальцами. Будто наяву ударила в нос вонь рыбного соуса и дымка над котлом. Вверху, на пологом склоне холма, валяется деревянное коромысло, чуть ниже – бесформенной кучкой синего тряпья лежит девушка. Если жители покинули деревню, то кто, черт возьми, готовил? И для кого? Тишина вокруг будто затаилась, словно тигр в высокой траве. Хрюкнула свинья и настороженно подняла голову, и Пумо вспомнил, как в тот момент резко развернулся с винтовкой наготове и чуть не разорвал пополам очередью грязного ребенка. Потому что ты не знал, и никто никогда не знал, что смерть может явиться в облике маленького улыбающегося тебе ребенка с протянутой рукой; словно электрошоком, она пронзает твой мозг, она поджаривает его, и ты либо расстреливаешь все, что попадает в поле зрения, либо прячешься, стараясь слиться с фоном. Как тигр в траве, ты можешь спасти свою жизнь, сделавшись невидимым.
Тина еще долго рассматривал фотографии: лейтенант Биверс, тощий как тростина, с изможденным лицом и выпученными бегающими глазами. М. О. Денглер, на подписи под фото не указанный, его побелевшие от усталости глаза сверкают из-под края подшлемника. И зелень джунглей вокруг, эта трепещущая, дрожащая, словно медленно, затаенно подкипающая зелень! Зев пещеры, «на кулак похожий», – заметил Виктор Спитальны, когда выступал на заседании военного трибунала.
Затем он вспомнил, как лейтенант Гарри Биверс, схватив за лодыжки, вытащил из канавы девочку лет шести-семи, грязного голенького ребенка, хрупкого, как все вьетнамские дети, с тоненькими, словно куриные, косточками рук и шеи, и раскачивал ее, крутил ею, как булавой. Уголки ее крепко сжатого рта были опущены вниз, а кожа – сморщена в тех местах, где ее опалил огонь.
Пумо почувствовал, как взмокло все тело, а бока похолодели от пота. Надо встать и отойти от читального аппарата, решил он. Попытавшись отодвинуться вместе со стулом назад, он подвинул и стол, затем подогнул ноги, встал и стремительно вышел на середину комнаты просмотра микрофильмов.
Ну, что ж, ладно, они оба шагнули за грань. Коко родился по другую ее сторону – там, где вы встретили слона.
Маленькое улыбающееся дитя шагнуло к нему из черного беспределья, бережно неся в сложенных чашечкой ладонях смерть.
«Пусть этот парень с испанским именем получит материалы о Я-Туке, – подумал Тина, – и выйдет еще одна книга. Я подарю ее Мэгги на Рождество, и она сможет объяснить мне, что же там произошло на самом деле».
Он поднял глаза, и в этот момент открылась дверь, впустив молодого человека с реденькой бородкой – в руках он нес две горсти катушек с микрофильмами.
– Вы Пума?
– Пумо, – поправил Тина и забрал у него катушки.
Он вернулся к маленькому столу, выгрузил из системы микрофильмы журнала «Тайм» и загрузил материалы «Сент-Луис Пост-Диспатч» за февраль 1982 года. Он листал страницы газеты, пока не нашел заголовок: «На Дальнем Востоке жестоко убиты топ-менеджер местного филиала компании и его жена».
Информации об убийствах в этой статье содержалось меньше, чем Пумо уже было известно от Биверса. Жертвой загадочного убийства в Сингапуре стала респектабельная пара из высшего среднего класса, мистер и миссис Уильям Мартинсон, проживавшие в доме 3642 по Брекинридж-драйв. Их тела обнаружил оценщик недвижимости после того, как вошел в пустовавшее, как он полагал, бунгало в жилом районе города. Предполагается, что мотивом убийства послужило ограбление. Являясь исполнительным вице-президентом и коммерческим директором компании «Мартинсон Тул энд Эквипмент лтд», мистер Мартинсон довольно много разъезжал по странам Дальнего Востока, и в поездках его часто сопровождала супруга, столь же именитая жительница Сент-Луиса.
Мистер Мартинсон, возрастом 61 год, окончил дневную школу в Сент-Луисе, Кеньонский колледж и Колумбийский университет. Компанию «Мартинсон Тул энд Эквипмент» основал его прадед в 1890 году в Сент-Луисе. Отец убитого, Джеймс, был президентом компании с 1935 по 1952 год, а также президентом «Клуба учредителей» Сент-Луиса, клубов «Согласие» и «Спортивный» и занимал видные посты во многих общественных, образовательных и религиозных организациях. Мистер Мартинсон в 1970 году присоединился к семейному бизнесу, которым в настоящее время руководит его старший брат, и, умело используя свой опыт работы на Дальнем Востоке и навыки переговорщика, смог увеличить годовой доход компании на несколько сотен миллионов долларов.
Миссис Мартинсон, урожденная Барбара Хартсдейл, выпускница Французской академии и Колледжа Брин Мор, долгое время играла заметную роль в общественной и культурной жизни. Ее дед Честер Хартсдейл, троюродный брат поэта Т. С. Элиота, основал сеть универсальных магазинов «Хартсдейл», пятьдесят лет державших лидирующую позицию среди магазинов розничной торговли на Среднем Западе, а после Первой мировой войны работал послом в Бельгии. У Мартинсонов остались брат мистера Мартинсона Керкби и сестра Эмма Бич, проживающие в Лос-Анджелесе; братья миссис Мартинсон – Лестер и Паркер, директоры нью-йоркской фирмы по оформлению интерьеров «Да Бон Ви»; их дети: Спенсер, сотрудник Центрального разведывательного управления, проживающий в Арлингтоне, штат Вирджиния, Паркер в Сан-Франциско, Калифорния, и Арлетт Монаган, художница, живущая в Кадакесе, Испания. Внуков у погибших нет.
Тина вгляделся в фотографии этих двух образцовых граждан. У Уильяма Мартинсона были близко посаженные глаза и гладко выбритое умное лицо в облаке седых волос. Он напоминал процветающего, смышленого, себе на уме барсука. Барбару Мартинсон фотограф заснял в тот момент, когда она смотрела куда-то в сторону с едва уловимой улыбкой закрытого рта. Она выглядела так, будто ей в голову пришло нечто забавное и довольно-таки непристойное.
На третьей странице чернел заголовок: «Друзья и соседи вспоминают о Мартинсонах». Мелкий шрифт на экране монитора Пумо стал просматривать бегло, ошибочно полагая, что основная информация о Мартинсонах ему уже известна. Конечно же, Мартинсонов любили, ими восхищались. Конечно же, их смерть стала трагической потерей для общества. Они были красивой парой, они были благородны и умны. Менее предсказуемой оказалась новость о том, что старые друзья Уильяма Мартинсона по-прежнему помнят его по школьному прозвищу Пух. Частенько вспоминали, что мистер Мартинсон проявил свои замечательные деловые способности после того, как решил оставить журналистику и начать работу в семейной фирме «Мартинсон Тул энд Эквипмент» в тот период, когда она переживала кризис. «Журналистика? – удивился про себя Пумо. – Пух?»
«Успех в двух карьерах» – следовал подзаголовок. Еще во время учебы в Кеньонском колледже Уильям Мартинсон специализировался в журналистике и получил степень магистра в Высшей школе журналистики Колумбийского университета. В 1948 году его приняли в штат „Сент-Луис Пост-Диспатч“, и довольно скоро он приобрел репутацию исключительно талантливого репортера. В 1964 году, проработав на нескольких других журналистских должностях, Уильям стал корреспондентом журнала „Ньюсуик“ во Вьетнаме. Мистер Мартинсон присылал из Вьетнама репортажи для журнала вплоть до падения Сайгона – к этому времени он работал уже начальником корпункта. Все это время он не прекращал поддерживать родных и друзей в Сент-Луисе, и в 1970 году в Спортивном клубе состоялся праздничный ужин, посвященный мистеру Мартинсону, его вкладу в освещение действий американской армии во Вьетнаме, особенно его работе по освещению инцидента, который поначалу показался кровавой резней, имевшем место в деревне…»