Ему вдруг стало ясно: все, что они увидели в клубе, – лишь прелюдия к главному событию этой ночи. Тем, что удовлетворяло остальных, эти люди не довольствовались. «А ведь и я тоже, – подумал Конор, припомнив чувства, охватившие его в тот момент, когда исполнители отвешивали поклоны. – Это далеко не все. Есть что-то чертовски покруче». И еще кое-что заставило Конора направиться к поджидавшим его: Андерхилл наверняка был бы одним из них. Вот почему Чам привел его сюда. Чего бы ни дожидались эти люди, это наверняка станет впечатляющим финалом настолько захватившего его спектакля.
Когда Конор сделал пару шагов к мужчинам, таиландец в темных очках что-то негромко бросил своим спутникам и, отделившись от группы, направился ему навстречу. Он поднял руку, как полицейский, останавливающий уличное движение, а затем махнул ею, давая Конору понять, чтобы уходил.
– Представление закончиться, – сказал он. – Ты надо уходить.
– Я хочу посмотреть, что вы, ребята, припасли еще, – ответил Конор.
– Больше ничего. Уходите, – таиландец повторил свой «выметающий» жест.
Все остальные каким-то образом оказались намного ближе к Конору: он не заметил, чтобы они сходили с места, и почувствовал такой знакомый всплеск волнения и предвкушения близкой опасности. Насилие, словно туман, соткалось в воздухе вокруг группы мужчин.
– Прийти сюда мне посоветовал Тим Андерхилл, – громко объявил Конор. – Вы ведь знаете Тима, верно?
За спиной мужчины в темных очках послышался шелест негромкого разговора. Слух Конора уловил что-то похожее на «Андерхилл», за которым последовал сдавленный смех. Напряжение чуть отпустило его. Таиландец в темных очках оглянулся на него, безмолвно приказав оставаться на месте. Мужчины снова заговорили, один их них как будто отпустил шутку, развеселив остальных: улыбнулись даже Темные Очки.
– Ребята, давайте посмотрим, что тут еще будет, – сказал Конор.
– Крэп кроп крэп! – крикнул один из мужчин, а остальные желтозубо улыбнулись.
Очки с офицерской выправкой приблизился к Конору:
– Вы знаете, где находитесь, а?
– Бангкок. Бог мой, я же не до такой степени пьян. Бангкок, Таиланд. Королевство Сиам, черт побери.
Широкая желтозубая улыбка – Темные Очки покачал головой:
– На какой улице? В каком районе?
– Да мне пофиг, – ответил Конор.
Кое-кто из мужчин, должно быть, понимали его, поскольку что-то насмешливо крикнули Темным Очкам, и в их интонациях Конору послышались такие циничные нотки, которых ему не доводилось слышать нигде в мире за последние четырнадцать лет. Эти восклицания могли значить либо «Убей его, и пойдем уже», либо «Да ладно, пусть этот козлина-американец идет с нами».
Темные Очки, прищурившись, сверлил Конора взглядом, в котором мешались сомнение и веселье.
– Двенадцать сотен батов, – наконец решил он.
– Надеюсь, шоу будет раза в четыре круче предыдущего, – пробормотал Конор и вытащил из кармана мятую пачку банкнот. Небольшая группа мужчин уже начала двигаться к возвышающемуся над ними бетонному гаражу, и Конор поплелся за ними, спотыкаясь, но слишком стараясь двигаться по прямой.
Темные Очки обогнал всех и распахнул дверь, расположенную рядом с выездным пандусом гаража. Маленькая группа начала проникать через дверь на тускло освещенную лестничную клетку. Темные Очки покрутил рукой в воздухе и зашипел, подзывая Конора.
– Здесь я, здесь, – сказал Конор и поспешил за остальными.
На следующий день Конор сказал себе, что не может быть твердо уверенным в том, что произошло после того, как он последовал за другими в глубины гаража. Он так много тогда выпил, что едва держался на ногах. В секс-клубе ему явилось видение – чего? ангелов? благолепия? – всецело овладевшее его рассудком. Из всего, что говорилось в гараже, понял он не более одного слова, да и в том слове не был уверен. Он пребывал в состоянии легкого полубреда, чтобы слышать невысказанные слова и видеть воображаемые вещи: Конор чувствовал, что состояние это начало понемногу овладевать им с той самой минуты, когда Майки, Биверс и он сели в Лос-Анджелесе на самолет Сингапурских авиалиний. С того момента реальность причудливо искривилась, поместив его в мир, где люди смотрят сцены из ада, в которых пухлые миниатюрные девицы выдувают колечки дыма из своих кисок, где мужчины превращаются в женщин и женщины – в мужчин. По словам Майки, они все ближе к Андерхиллу, и близость эту Конор чувствовал каждый раз, когда задавался вопросом, что же происходило в гараже. Приближение к Андерхиллу, вероятно, означало, что ты попадаешь на некую территорию, где все перевернуто с ног на голову, где нельзя доверять даже собственным чувствам. Андерхиллу по душе такие места – ему нравился Вьетнам. Будто летучая мышь, он комфортно чувствовал себя, вися в темноте вниз головой. И Коко тоже, полагал Конор. На следующий день он решил никому не рассказывать о том, что видел или не видел, даже Майку Пулу.
Конор последовал за мужчинами вниз по бетонной лестнице в темноте, думая, что гражданские всегда неверно истолковывают понятие насилия. Гражданские считают, что насилие – это действие: один бьет другого, хрустят кости и брызжет кровь. Простые люди считают, что насилие – это то, что можно видеть. И считают, что насилия можно избежать, просто отведя глаза. Но насилие никогда не являлось действием. Главным образом насилие есть чувство. Этакий ледяной конверт, а в нем – действия, связанные с ударами, ножами и пистолетами. И чувство это даже не связано с людьми, использующими оружие, – они просто вложили свои мысли в ледяной конверт. И внутри конверта сделали то, что сочли необходимым.
Это холодное, отстраненное чувство владело Конором, когда он спускался по лестнице.
Вскоре он потерял счет преодоленным лестничным пролетам. Шесть этажей вниз, или семь, или восемь…Бетонные ступени заканчивались на два этажа ниже уровня, на котором они в последний раз видели припаркованный автомобиль. Широкая ступень вела вниз к серому полу, выглядевшему будто из комковатого цемента, но оказавшемуся плотно утрамбованной землей. Светильник у основания лестницы бросал тусклый свет на двадцать-тридцать футов в темную серость, переходящую в черноту, которая, казалось, уходит в бесконечность. Воздух был стылым, затхлым и вязким.
Один из мужчин что-то громко спросил.
Из темноты донесся шорох, и в дальнем конце подвала зажегся свет лампы. Под ней, только что отняв руку от шнура с выключателем, стоял таиландец лет под шестьдесят с осторожно-неуверенной улыбкой на лице. Перед мужчиной располагалась длинная барная стойка со стаканами различной высоты, ведерками со льдом и двойным рядом бутылок. Мужчина медленно вытянул руки, чтобы опереться на стойку. Лысая макушка его сияла.
Таиландцы двинулись к бару. Они негромко переговаривались, но в их голосах Конору все еще слышались боевитые нотки. Он заказал себе виски в надежде, что эта дружественная теплая субстанция поддержит его и придаст сил, а не оттяпает ноги ниже колен, как субстанция холодная.
– И немного льда, приятель, – велел он бармену, чью лысую голову покрывали крошечные капельки пота, такие же калиброванные, как яйца в картонке. Виски ему налили какой-то односолодовый с непроизносимым шотландским названием и удивительным привкусом дегтя, старых веревок, тумана, дыма и обугленной древесины. Пить эту дрянь было все равно что глотать пробу земли с маленького острова у шотландского побережья.
Темные Очки коротко кивнул на Конора и глотнул из своего стакана того же виски.
Кто были эти парни в дорогих облегающих костюмах? Гангстеры? Банкиры? Страховые менеджеры? В них чувствовалась уверенность людей, которых никогда не вынуждали беспокоиться о деньгах.
«Как говорил Гарри Биверс, – вспомнил он слова друга, – они сидят и наблюдают, как деньги сами возвращаются домой через дверь».
Темные Очки отделился на шаг от группы своих приятелей, поднял руку и помахал кому-то в другой стороне подвала.
Из темноты послышались звуки тихих шагов. Конор глотнул еще немного животворящего виски. На краю света и тени возникли два силуэта. Маленький круглоголовый таиландец в костюме хаки, лысый как пуля, с глубокими складками на щеках и заметными оспинами на неулыбающемся лице направился к стоящим у бара мужчинам. Одной рукой он придерживал за локоть красивую азиатскую женщину, одетую только в черный халатик свободного покроя и слишком большого для нее размера. Женщину как будто ослепил свет. «Она не таиландка, – подумал Конор. – Совсем другие черты лица. Китаянка или вьетнамка». Мужчина, ведя женщину за локоть, казалось, почти без усилия заставлял ее двигаться. Голову она склонила чуть набок, а рот раздвинулся в полуулыбке.
Мужчина подвел ее еще на несколько шагов вперед. Теперь Конор разглядел у него на носу слегка тонированные очки в тонкой металлической оправе. Конору хорошо был знаком такой тип людей – до мозга костей вояка. Круглоголовый не производил впечатления человека богатого, но держался с достоинством генерала.
Конору послышалось, будто кто-то из стоявших рядом прошептал: «телефон».
Когда эти двое оказались в круге света, маленький мужчина отпустил локоть женщины – она слегка качнулась, затем выровнялась, выпрямив спину и расправив плечи. Она смотрела из-под полуприкрытых век, загадочно улыбаясь. Генерал стал у нее за спиной и стянул халат с ее плеч, и женщина сразу сделалась загадочным образом крупнее и крепче, вовсе не напоминая пленницу. Плечи женщины были изящно хрупкими, и в округлости предплечий, в том, как тонко, словно паутинки, проступали голубые штришки вен в ямках на сгибах локтей, была трогательная беззащитность, но все ее тело, даже то, как икры сужались к лодыжкам, имело отполированную идеальную округлость, отчего обнаженная женщина казалась такой же прочной, как отлитая из бронзы статуя. Цвет ее кожи, темно-золотистой, как пляжный песок, окончательно убедил Конора в том, что перед ними китаянка, а не таиландка: все остальные мужчины рядом с ней казались желтолицыми.