Ему вспомнились румяная физиономия Диксона, его кривая улыбка, и в мозгу зажегся сумасшедший огонек.
– Хотите поговорить о целях, Мекленберг? Ликвидация ядерного оружия и установление мира во всем мире. Чтобы все узнали, что вьетнамская кухня так же хороша, как и французская. Установка мемориалов Вьетнамской войны в каждом крупном городе. Поиск безопасного способа уничтожения всех токсичных отходов, – он остановился перевести дыхание. Мекленберг смотрел на него с раскрытым ртом.
– Минуточку, насчет ядерной энергии, это… – начал было Мекленберг.
– Отказ от этой дебильной программы «Звездные войны»[105]. Модернизация государственных школ. Вернуть религию в церкви, где ей самое место.
– Вот тут я с вами соглашусь, – вставил Мекленберг.
Голос Пумо взлетел.
– Отобрать чертово оружие у гражданского населения. – Мекленберг попытался прервать, но Пумо перешел на крик. Сумасшедший огонек набрал силу и полыхал вовсю. Мекленберг не услышал и половины целей, о которых ему хотел рассказать Пумо. – Пытаться избирать представителей власти, которые действительно ведают, что творят, вместо тех, кто просто хорошо выглядит, делая вид, будто ведает, что творит! Отобрать радиоприемники у чертовых подростков и вновь начать транслировать приличную музыку! На пять лет запретить телевидение! Отрезать один палец каждому госчиновнику, хоть раз уличенному в публичной лжи, и продолжать резать по одному всякий раз, когда уличат впоследствии! Представьте, что бы это сделало для нас во Вьетнаме! Але, Мекленберг, укладывается это в вашей голове?
– Послушайте, у вас какие-то неприятности? Вы уверены, что с вами все в порядке, в смысле… – Мекленберг убрал шариковую ручку в карман рубашки, где распускалось нечеткое голубое пятно. Он наклонился, открыл портфель и сунул в него планшет. – Полагаю…
– Вам необходимо расширить свое мировоззрение, Мекленберг! Как вам идея навсегда покончить с бюрократической волокитой? С расточительством государственных средств! Давайте установим справедливое налогообложение! Давайте избавимся от казней раз и навсегда! Реформируем пенитенциарную систему! Давайте уясним для себя, что аборты – это всерьез и надолго, и проявим немного здравомыслия по этому поводу! А наркотики? Давайте наконец выработаем разумную политику вместо того, чтобы делать вид, что сухой закон сработал, давайте, а?! – Пумо выбросил руку вперед, направив указательный палец на беднягу Мекленберга. В голове вдруг нарисовалась замечательная новая цель.
– У меня отличная идея, Мекленберг. Не станем никого казнить, возьмем такого парня, как Тед Банди, и посадим его в стеклянную клетку посреди Эпкот-центра[106]. Вникаете? Чтобы семьи простых американцев могли подойти, постоять рядом, даже переброситься парой слов с Тедом, например, по пятнадцать минут на семью. Понимаете? Вот один из них, из таких, скажем мы, вот как он выглядит, вот как звучит его голос, как он чистит зубы и сморкается. Можно сделать хороший снимок крупным планом. Хотите увидеть зло во плоти? Вот он, сучье отродье!
Мекленберг с трудом втиснулся в свое пальто и попятился к распашным дверям в столовую, где дюжина работяг отложила инструменты, чтобы подслушать разглагольствования Пумо. Кто-то из них крикнул: «Да, детка!», кто-то засмеялся.
– Думаете, зло в букашках, Мекленберг? – гремел Пумо. – Ради бога, просто… – Пумо обхватил голову руками и огляделся, куда бы присесть.
Мекленберг кинулся к распашным дверям. Пумо стоял, опустив голову, и поэтому увидел насекомое, с опаской вылезающее сбоку из-под плиты «Гарланд». Оно было просто огромным. Пумо в жизни не видел ничего подобного, даже в разгар «заражения» ресторана, когда, казалось, насекомые всех видов оккупировали едва ли не каждый сантиметр кухонных стен. К тому времени, когда тварь завершила выход из-под плиты, она уже казалась размером почти с ногу Пумо.
Мекленберг выскочил на улицу, грохнув дверью и сорвав громкие аплодисменты рабочих.
Пумо почувствовал, будто вот-вот потеряет сознание или уже потерял, а жуткое насекомое – плод горячечного бреда. Тварь была длинной и гладкой, с усиками как из медных проволочек; коричневое тело формой напоминало артиллерийский снаряд и казалось отполированным, едва ли не вороненым. Пумо слышал, как цокают его лапки по кафельному полу.
«Да я брежу наяву, – сказал себе Пумо. – Монстров, как и Кинг-Конгов, не существует в тараканьем племени».
Гигантский таракан вдруг засек его. И замер. Через мгновение развернулся и живо ретировался под плиту. Секунду или две Пумо слышал, как стихает цокот лапок по кафелю, а затем наступила тишина.
Еще пару мгновений Пумо стоял, не шевелясь и боясь заглянуть под плиту. А вдруг эта тварь выжидает, чтобы напасть на него? Чем можно отбиться от такого огромного насекомого? Раздавить ногой не получится. Стрелять в него, как в росомаху? Пумо подумал о галлонах жидкости, распыленной дезинсектором за стенами и сейчас впитывающейся в деревянные балки и цементный фундамент.
Пумо опустился на колени, чтобы заглянуть под плиту. Поскольку покрытие пола оставалось законченным лишь наполовину, под плитой даже не скопилось пыли – он увидел только обрывок кабеля, выброшенный одним из электриков.
«Антенна» – решил Пумо. Он ожидал увидеть если не скопище тараканов, то, по крайней мере, дыру размером с человеческую голову. Однако там не оказалось не только дыры, но и плинтуса: правила пожарной безопасности требовали, чтобы за плитой был установлен бесшовный стальной лист.
«Мир полон белых пятен и черных дыр», – подумал Пумо. Поднявшись с колен, он вышел из кухни, а рабочие что-то одобрительно кричали ему и хлопали.
В восточном конце Принс-стрит, там, где сливаются Маленькая Италия, Чайна-таун и Сохо, расположились огромные, скупо освещенные склады. Арнольд Люн владел ими в течение многих десятилетий и потому слыл первопроходцем – этот район еще не до конца был поглощен Чайна-тауном, но за последние пять лет несколько итальянских пекарен сменились магазинами с китайскими иероглифами на витринах и оптовыми торговыми фирмами по продаже китайских товаров. Другие площади оккупировали ресторанчики с названиями вроде «Золотая фортуна» и «Подарок судьбы». Во второй половине холодного февральского дня единственными людьми, которых увидел Пумо, проходя по узкой улице, оказались две хорошо сложенные китаянки с широкими невыразительными лицами, частично скрытыми за теплыми темными головными платками. Пумо свернул в переулочек, который вел к складам Люна.
Можно сказать, Люн стал одной из блестящих находок Пумо. Его цены были на двадцать процентов ниже, чем у любого поставщика из центра города, а доставку он осуществлял мгновенно. Пикап его зятя подвозил и выгружал коробку с оплаченным заказом прямо к двери независимо от того, дома вы, чтобы занести ее внутрь, или нет. С учетом расценок Люна и скорости доставки неприветливость зятя можно было не принимать во внимание.
В конце переулка располагалась одна из городских аномалий – пустырь длиной в квартал, окруженный задворками зданий. В летние месяцы участок благоухал отбросами, зимой же ветер, гуляющий вокруг корпусов многоквартирных домов, порой с грохотом швырял твердый мусор, словно картечь, в листовое железо стен складов Люна. Тино приходилось бывать только на первом складе, где располагался офис Люна, – здесь, над его рабочим столом, имелось единственное на все четыре складских ангара окно.
Пумо услышал, как голос Люна, говорившего по телефону на китайском, умолк сразу же вслед за лязгом двери, ударившейся о косяк. Из-за двери офиса показались голова и часть туловища владельца, укутанного в то, что выглядело как несколько слоев спортивных костюмов, – Люн быстро глянул на вошедшего и утянулся обратно в кабинет. В дальнем конце склада четверо мужчин, сидевших на упаковочных ящиках вокруг стола, подняли глаза на Пумо и вернулись к игре. За исключением выгородки для офиса, вся внутренняя часть ангара представляла собой лабиринт ящиков и коробок, громоздящихся до потолка, по которому разъезжали на тележках с электроприводом рабочие Люна. Единственными источниками освещения здесь служили голые маломощные лампочки, свисавшие на длинных шнурах.
Пумо помахал рабочим, которые проигнорировали приветствие, повернулся к двери офиса и постучал в нее костяшками пальцев. Люн приоткрыл дверь, хмуро посмотрел на Пумо, произнес несколько слов в телефон и раскрыл дверь достаточно широко, чтобы Пумо мог проскользнуть внутрь.
Положив наконец трубку, Люн поинтересовался:
– Итак, зачем пожаловали сегодня?
Пумо показал ему список.
– Тут слишком много, – сказал Люн, взглянув на листок. – Сразу все поставить не получится. Вы в курсе, что происходит? Империя Сычуань, вот что происходит. Новые филиалы появляются каждую неделю, вы не обратили внимания? Три новых в Верхнем Вест-Сайде, один – в Вилледж. Мне приходится запасаться впрок, только чтобы иметь товары в наличии. Я говорю: откройтесь кто-нибудь через дорогу от меня, чтобы я мог хотя бы послать за нормальной едой.
– Что ж, присылайте что можете, – сказал Пумо. – Все это мне нужно в течение двух недель.
– Вы мечтатель, – ответил Люн. – А вообще, зачем вам все эти вещи, они ведь у вас уже есть!
– Были. Назовите ваши цены.
Внезапно у Пумо снова возникло ощущение, что за ним наблюдают. Здесь его опасение имело еще меньше смысла, чем на Броуд-стрит, потому что единственным человеком, сейчас смотревшим на него, да и то с некоторой неохотой, был Арнольд Люн.
– Вы, похоже, нервничаете, – заметил Люн. – Впрочем, есть от чего. Все эти ножи, перечисленные здесь, обойдутся вам в сто пятьдесят – сто шестьдесят долларов. А может и больше, в зависимости от того, что у меня сейчас на складе.
«Ну и ладно», – подумал Пумо. Теперь понятно. Люн, видимо, хотел покуражиться над ним. А может даже наказывал его за то, что однажды привез Мэгги Ла сюда – в тот раз Тина услышал, как Люн называет его ло фангом. Что это означает, он не знал, но не сомневался: что-то весьма близкое к «старику-иностранцу».