Пул чувствовал страшную усталость. Прошлой ночью он почти не сомкнул глаз. Он позвонил Джуди, и та вкратце сообщила ему новость о смерти Пумо.
– Кто бы это ни сотворил, – сказала она, – предполагается, что это дело рук того же, кто убил человека в библиотеке. А, так ты еще не слышал об этом? – не в силах сдержать в голосе удовлетворение, она посвятила мужа в обстоятельства смерти доктора Майер-Холла.
– А почему они думают, что это дело рук того же человека?
– Свидетели. Две китаянки видели Тину у стеллажей библиотеки за несколько минут до того, как обнаружили труп. Они узнали его, когда увидели утренние газеты с его фотографией. Все это было в новостях. Тина попал в подозреваемые, его искали, а эти две женщины видели, как он выходил из архива библиотеки. По-моему, достаточно очевидно, что на самом деле произошло.
– И что же на самом деле произошло?
– Тина заблудился среди стеллажей (одному богу известно, что он забыл в библиотеке) и случайно увидел, как убивали библиотекаря. Пумо сбежал, а этот сумасшедший выследил его и убил. Все очевидно… – она сделала паузу. – Мне очень жаль, что так жестко оборвала ваши увеселения.
Майкл спросил, звонит ли по-прежнему ей аноним.
– В последнее время он все твердит, что масло ничем не заменишь или что-то в этом роде. Я просто сразу стираю сообщения, которые он оставляет. Похоже, ему в детстве кто-то с утра до вечера вбивал в голову всякую чушь. Держу пари, что в детстве его крепко обижали.
Они свернули разговор довольно быстро.
На мгновение Майкл Пул увидел перед собой Виктора Спитальны – невысокого, широкоплечего, темноволосого, с бегающими черными глазами под узким лбом с «вдовьим мыском», маленьким влажным ртом и острым подбородком. В восемнадцать лет вокруг Виктора Спитальны была им же самим возведенная этакая психическая стена. Если кто-то приближался к нему, он останавливался и ждал, пока человек не отойдет достаточно далеко, чтобы он, Виктор, мог чувствовать себя в безопасности. Возможно, он решил убить кого-нибудь и дезертировать вскоре после того, как услышал рассказ Тима Андерхилла о пехотинце Бисли.
Возможно, из-за каких-то сказанных женой слов Пул подумал, что стоило бы съездить в Милуоки и взглянуть на те места, где вырос Виктор Спитальны. А Милуоки – это Монро Андерхилла, штат Иллинойс, где Хэла Эстергаза настигла судьба. Если Андерхилл все же появится в аэропорту, возможно, ему захочется отправиться в это фантастическое путешествие и заглянуть в детство одного из своих персонажей.
И тут Майкл услышал, как ахнул Конор, и мгновением спустя все это вылетело у него из головы. Он смотрел на Тима Андерхилла, который шел к ним, неся под мышкой перевязанную бечевкой коробку, в одной руке – кожаный ранец, а в другой – футляр со старинной портативной пишущей машинкой и объемистой пластиковой сумкой. Полы ситцевого пиджака свободного покроя развевались за его спиной. Он выглядел поразительно «другим» – в следующее мгновение до Майкла дошло: Андерхилл постригся.
– Решился все-таки, – сказал Майкл.
– Я буду несколько стеснен в средствах, – сообщил Андерхилл, – пока не закончу книгу. Не мог бы кто-нибудь из вас, джентльмены, угостить меня колой?
Конор вскочил со стула и поспешил к бару.
Этот полет напоминал пародию на их вылет на Восток: Тим Андерхилл сидел у иллюминатора, вместо Гарри Биверса, Конор – посередине, Майкл – в проходе. Салон был полон туристов. Майкл с грустью вспоминал блестящие волосы и ямочки на щечках Пун Инь: на сей раз авиакомпания была американской, а стюардессы – высокими женщинами с профессионально отстраненными лицами. И пассажиры – не педиатры, а в большинстве своем молодые люди, которых можно было бы разделить на две категории: сотрудники многонациональных корпораций, читающие «Мегатрендз» и «Уан-минит менеджер», и семейные пары с детьми или без, одетые в джинсы и рубашки. В их возрасте Майкл читал Германа Гессе и Карлоса Кастанеду, но на мягких обложках пухлых книжек, которые они доставали из своих рюкзаков, красовались имена Джудит Кранц и Сидни Шелдон либо незнакомых дам с тройными именами на фоне окутанных туманами замков и тоскующих единорогов. В 1983 году богема – если эти люди считали себя ее представителями, – была не слишком литературно образованной. Да все с этим нормально, размышлял Майкл. Он ведь тоже почитывал книги в самолетах. Конор вообще ничего не читал. Андерхилл выложил на столик толстую книгу в мягкой обложке, выглядевшую так, будто до него она прошла через руки как минимум троих.
Майкл вынул из своей дорожной сумки «Послов» – роман Генри Джеймса, навязанный ему Джуди. Он с удовольствием читал его в Вестерхольме, но, подержав сейчас в руках, понял, что читать желания нет совсем. Сейчас, когда они действительно находились в воздухе, он никак не мог представить себе, к чему же он возвращается.
Черное небо за иллюминаторами пронизывали ожесточенные, неземные бордово-фиолетовые полосы-подтеки. Вполне подходящее небо, подумал Майкл: оно будто втягивало их в мир Коко, где ни один шаг, ни один жест не мог считаться обыденным, где ангелы пели, а демоны неслись по длинным коридорам.
Конор поинтересовался у стюардессы, покажут ли им фильм.
– Как только закончится обед. Мы покажем новый фильм про Джеймса Бонда «Никогда не говори „никогда“».
Ухмылка Конора, похоже, обидела стюардессу.
– Да это он по поводу одного нашего знакомого, – попытался оправдаться Майкл. Ему не хотелось называть Биверса другом даже стюардессе, которая никогда с ним не встретится.
– Але, – насмешливо проговорил Конор, – я детектив отдела убийств из Нью-Йорка, я важная шишка, я еще один «Агент ноль-ноль-семь».
– Ваш друг – детектив отдела убийств в Нью-Йорке? – спросила Майкла девушка. – Тогда, должно быть, у него полно работы в эти дни. Неделю или две назад в аэропорту Кеннеди зарезали парня, – она заметила, что ее слова неожиданно вызвали внимание, и добавила: – Какого-то воротилу, летевшего одним из наших рейсов. Моя подруга частенько работает в первом классе на рейсах Сан-Франциско – Нью-Йорк; так вот, она сказала, что он был их постоянным клиентом. – Девушка сделала паузу. – По мне, так он был тем еще придурком… – Еще одна пауза. – В газетах писали, погибший был яппи, но, думаю, они его так назвали, потому что он был просто молодым-зеленым с кучей денег.
– Что значит «яппи»? – спросил Андерхилл.
– Молодой-зеленый с кучей денег, – пояснил Пул.
– Девушка в сером фланелевом костюме и «Рибоком» на ножках, – сказал Конор.
– А что такое «Рибок»? – спросил Андерхилл.
– Его убили в аэропорту Кеннеди после того, как он прилетел рейсом из Сан-Франциско? – спросил Пул.
Стюардесса кивнула – высокая блондинка, на бейджике значилось имя Марни, и глаза ее смотрели лукаво и энергично.
– Моя подруга Лиза рассказала, что видела его регулярно, пару раз в месяц. Мы с ней раньше встречались, тусили вместе, но в прошлом году она переехала в Нью-Йорк, и теперь мы общаемся только по телефону. Но об этом она мне все рассказала, – Марни с любопытством покосилась на Конора: – Вы позволите сказать вам кое-что.
Конор кивнул. Марни наклонилась и зашептала ему на ухо.
Пул услышал, как Конор едва не задохнулся от удивления, затем так громко захохотал, что сидевшие перед ним оборвали разговор.
– Ладно, не прощаюсь, ребята, – бросила Марни и потолкала свою тележку вперед по проходу.
– И что это было? – спросил Майкл. Лицо Конора залилось краской. Тим Андерхилл одарил Пула улыбкой ящерицы, сделавшись похожим на Уильяма Берроуза, очень мудрого и скучного, как пустыня.
– Да так, ничего.
– Она тебя клеила?
– Не совсем. Отвали.
– Марни решила тряхнуть стариной, – сказал Андерхилл.
– Смени пластинку.
– Ладно. А теперь послушайте, что я скажу, – заговорил Майкл. – Некто летевший рейсом из Сан-Франциско в Нью-Йорк был убит в аэропорту Кеннеди. Спитальны мог прилететь в Сан-Франциско и пересесть на рейс до Нью-Йорка – в точности как это сейчас делаем мы.
– Притянуто за уши, – возразил Андерхилл. – Но не лишено интереса. Кстати, как звали подругу стюардессы? Ту, что знала убитого?
– Лиза, – подсказал Конор; лицо его все еще алело.
– Интересно, а Лиза, случаем, не заметила, чтобы кто-нибудь разговаривал с этим человеком?
В начале фильма «Никогда не говори „никогда“» Джеймса Бонда отправляют в санаторий. Каждые десять минут кто-то новый пытается его убить. Хорошенькие медсестрички делят с ним постель. Красивая женщина снимает со своей шеи змею и бросает ее в окно его машины.
Когда Марни вернулась, Пул спросил ее:
– Как фамилия вашей подруги?
– Майо. Как в Ирландии. Как «Хеллманс».
Тоже притянуто за уши, как и Бангкок. И Вестерхольм. Жизнь в целом штука надуманная.
– А вы знали, – спросил Андерхилл, – что в Бангкоке можно заплатить около шестидесяти баксов и спуститься в подвал посмотреть, как мужчина убивает девушку? Сначала избивает ее. А потом приканчивает. Ты смотришь, как она умирает, и шагаешь домой. – Конор снял наушники и в упор посмотрел на Андерхилла. – Я думал, ты знаешь… Ходил туда?
Конор молчал.
– А ты? – наконец выдавил он.
Андерхилл покачал головой.
– Да ладно, не гони.
– Никогда. Только слышал об этом.
– Не ври, старина.
– Я не вру.
Конор нахмурился.
– Сдается мне, ты познакомился с интересными людьми, – сказал Андерхилл. – Хочу кое-что вам рассказать.
Как умер Денглер (2):
Видели бы вы капитана Батчитараяна, его кабинет, его стол, его лицо…
Тело было жутко изувечено. Пахло смертью и лизолом. Свет лампочки над исцарапанной металлической поверхностью стола падал сначала на его аккуратные коричневые руки, затем как бы сам по себе качнулся вверх и больно плеснул мне в глаза. Да, именно его люди отреагировали на «почти-бунт», если можно так выразиться, в районе Патпонга в тот день, именно в тот день, и именно он, сержант Батчитараян, руководил транспортировкой изувеченного тела в городской морг. Именно он вытащил солдатский жетон из кровавого месива на груди погибшего. Это было отвратительно, вспоминать противно, а воспоминание о трупе белого американца еще противнее. Лежавшее перед ним тело вызывало острую неприязнь еще и своей причастностью к какой-то тайне.