После того, как репортеры улетели, стариков переселили в лагерь беженцев в Ан-Ло. Железный Дровосек и те, кто над ним, охарактеризовали эту акцию как «наказание повстанцев и лишение северо-вьетнамцев вербовочной базы». Посевы отравили, а жителей-буддистов забрали от их семейных захоронений. Возможно, они предвидели это, когда запылали их хижины, а возможно, – в тот момент, когда Биверс застрелил свинью. Они растворились в Ан-Ло – пятнадцать стариков среди тысяч беженцев.
Когда Пул и Тим Андерхилл углубились в пещеру, воздух вокруг них заполнило облачко прозрачных мотыльков: насекомые бились о лица, лепились ко рту и глазам, затем бились снова. Пул махал руками перед лицом и двигался так быстро, как только мог, а Андерхилл – за ним, пока наконец оба не зашли дальше, куда мотыльки не проникали. Именно отсюда и доносилась стрельба. Кровь уже начала исчезать, впитываясь в испещренную следами пуль стену, – как исчезали нарывы на коже Спитальны, его пиявки, ямс с миндалем и яйцами. Пещера как бы складывалась и разворачивалась, ветвясь, словно лабиринт. Пройдя дальше, они нашли второй большой склад риса, еще дальше – маленький деревянный стол и стул: столик напомнил Майклу парту, взятую из одного из классов его начальной школы в Гринвиче, штат Коннектикут. Майклу стало казаться, что их затея безнадежна – пещера не имеет конца и лишь закручивается спиралью вокруг себя самой.
Когда, возвращаясь, они шли мимо грота, где валялись стреляные гильзы, похожие на рассыпанные монеты, Андерхилл глубоко вздохнул и покачал головой. Пул тоже почувствовал этот сложный запах, наполнявший грот, он как бы состоял из ужаса, крови, пороха и еще чего-то, чему Пул смог бы подобрать лишь одно определение – негативное. Не моча, не экскременты, не пот, не разложение, не плесень и даже не та вонь, которую выделяют все животные, когда до смерти напуганы… Нечто более жуткое и гадкое. Полутемный каменный грот весь пропитался запахом боли, определил для себя Майкл. Так должно было бы пахнуть в том месте, где индеец Джо заставил Тома Сойера смотреть, как он насилует Бекки Тэтчер, прежде чем убить их обоих.
Наконец Пул и Андерхилл вернулись в центральную часть пещеры. М. О. Денглер что-то рассказывал Спитальны, вынося из нее ящик с русскими автоматами.
– «Муж скорбей и изведавший болезни»[111],– ответил, или скорее процитировал, Спитальны. – «Муж скорбей и изведавший болезни», «муж скорбей и изведавший…» придурков Иисус Христос.
– Угомонись, Вик, – сказал Денглер. – Все это было давно и неправда… – он вдруг пошатнулся и резко осел, будто некая сильная рука резко надавила на его голову сверху. Ноги Денглера подогнулись, разойдясь в стороны, и ящик с автоматами приземлился с громким стуком, а Денглер упал почти беззвучно. Спитальны услышал грохот падения, обернулся и, как ни в чем не бывало, продолжил нести свой ящик с автоматами к куче трофеев.
– Нет здесь никаких детей! – вопил Денглер. – Здесь война, нет никаких детей!
Что ж, он был прав: детей в самом деле не было. В первый, но не последний раз Пул задался вопросом: быть может, жители деревни Ан-Лак вывели детей через другой выход из пещеры?
Денглер застонал, когда Питерс стал снимать последний отрезок бинта. Все невольно отступили назад. Плотный, как облачко сигаретного дыма, густой и тяжелый запах исходил от открытой раны.
– Так, на несколько дней выбыл, – резюмировал Питерс.
– Куда лейтенант подевался? – глаза Денглера почти испуганно метались из стороны в сторону, пока Питерс перевязывал ему руку. – Видели, как у него изо рта вылетали летучие мыши?
– Я дал ему кое-что еще, – объяснил Питерс. – Поможет ему продержаться.
Во тьму, которая помогает нам продержаться.
25. Возвращение домой
Одурманенные коньяком и недоспавшие, они приземлились в Сан-Франциско в час, показавшийся им четырьмя или пятью утра, а на самом деле оказавшийся полднем. В просторном зале сотни пассажиров толпились вокруг багажной карусели, внимательно наблюдая, как их сумки и чемоданы с грохотом соскальзывают по металлической рампе на бегущую ленту транспортера. С подстриженной бородой и короткими редеющими волосами Андерхилл выглядел слишком худым и усталым. Плечи его сутулились, как у старенького ученого, а лицо обрело вопрошающее, тоже «ученое», выражение. Пулу не давал покоя вопрос: не ошиблись ли они, привезя его с собой сюда.
Когда они с сумками двинулись к таможне и иммиграционной службе, в толпу прибывших затесался человек в форме, который выдал нескольким пассажирам разрешение на мгновенный таможенный досмотр. Люди, которых он выбирал для этой услуги, непременно были мужчинами средних лет, выглядевшими как руководители крупных компаний. «Коко тоже был здесь, – подумал Пул, когда взгляд таможенника чуть задержался на нем и скользнул дальше. – Коко стоял на этом месте и видел все, что видят сейчас мои глаза. Он вылетел рейсом из Бангкока или Сингапура и пересел на рейс до Нью-Йорка, где познакомился со стюардессой по имени Лиза Майо и не понравившимся ему молодым миллионером. В полете Коко с неприятным ему молодым человеком разговаривал, а вскоре после приземления в аэропорту Кеннеди убил его. Готов поспорить, что так и было, готов поспорить, готов…»
«Он стоял прямо здесь, где сейчас стою я», – думал Майкл. По спине побежали мурашки.
Гарри Биверс вскочил со своего места, как только Майкл и Тим нашли нужный выход на посадку в терминале авиакомпании «Юнайтед Эйруэйз». Он переступил через полукруг расставленных перед ним чемоданов и ручной клади и стал пробираться к друзьям через ряды кресел.
Они встретились перед стойкой регистрации, и Биверс молча остановил Пула на расстоянии вытянутой руки, затем обнял его, окунув в облако запахов алкоголя, одеколона и «самолетного» мыла. На секунду Пулу представилось, будто командир хвалит его за какие-то действия на поле боя.
Биверс мелодраматично уронил руки с плеч Майкла и повернулся к Конору. Но прежде чем Гарри смог одарить его знаком одобрения французского Иностранного легиона – своими объятиями, – Конор успел протянуть руку. Затем Гарри повернулся к Тиму.
– Вот наконец и ты, – проговорил Биверс.
Андерхилл едва не рассмеялся в голос:
– Что, обманул твои ожидания?
На протяжении едва ли не всего перелета Пул задавался вопросом, как отреагирует Биверс, когда увидит в компании прилетевших друзей Андерхилла – ни в чем не повинного. Существовала слабая вероятность того, что он, по обыкновению, устроит какую-нибудь дурь, – например, наденет на Тима наручники и произведет гражданский арест. Фантазии Гарри Биверса, как правило, весьма живучие, умирали трудно, и Пул не ждал, что от этой, лежавшей в основе многих других, он откажется, не получив солидной платы за ее потерю.
Но чувство такта и даже здравый смысл его ответа удивили Пула.
– Если ты собираешься помочь нам, то – нет.
– Ты сейчас в завязке? – поинтересовался Биверс.
– У меня все не так уж плохо, – ответил Тим.
– О'кей. Но есть еще кое-что. Хочу, чтобы ты пообещал, что ни один материал о деле Коко не станешь использовать в документальной литературе. Ты волен писать любое чтиво, какое тебе вздумается, – меня это мало заботит. Но на нехудожественную литературу права должны принадлежать мне.
– Конечно, – кивнул Андерхилл. – Нехудожественную литературу я писать бы не смог, даже если бы попытался. И я не стану подавать на тебя в суд, если ты не подашь на меня.
– Значит, сработаемся, – объявил Биверс и притянул Андерхилла к себе, чтобы обнять, и сообщил, что тот в команде. – Давай сделаем серьезные деньги, хорошо?
В самолете рейсом в Нью-Йорк Майкл сидел рядом с Биверсом. Конор расположился у окна, Андерхилл же – прямо перед Майклом. Биверс долго развлекал друзей невероятными историями о своих приключениях в Тайбэе: как он пил змеиную кровь и занимался неописуемым сексом с красивыми проститутками, актрисами и моделями. Потом он наклонился к Майклу и прошептал:
– С этим парнем нам надо быть осторожными, Майкл. Суть в том, что мы не можем ему доверять. Думаешь, почему я предложил ему поселиться у меня? Я смогу не спускать с него глаз.
Майкл устало кивнул.
Голосом нарочито громким, чтобы его услышали, Биверс сказал:
– Хочу, чтобы вы, парни, вот о чем подумали. В какой-то момент после возвращения нам придется встретиться с полицией, и это может повлечь за собой проблемы. Давайте решим, как много мы им расскажем?
Андерхилл повернулся на своем кресле и с нескрываемым интересом оглядел друзей.
– Думаю, следует рассмотреть возможность соблюдения определенной конфиденциальности, – продолжил Биверс. – Мы начали с того, что хотели найти Коко своими силами, и закончить дело должны сами. Мы должны постоянно быть на шаг впереди полиции.
– Пожалуй, ты прав, – сказал Конор.
– Надеюсь, остальные согласны со мной?
– Подумаем, – сказал Пул.
– Речь, конечно, идет не о препятствовании правосудию, – заметил Андерхилл.
– Называй, как угодно, – сказал Биверс. – Все, что я хочу сказать, это то, что мы умолчим о кое-каких деталях. Полиция так делает постоянно, у них это в порядке вещей. Особо распространяться не будем. И когда придумаем план действий, делиться им не станем.
– План действий? – спросил Конор. – А что мы можем?
Биверс попросил их рассмотреть несколько возможностей:
– Например, нам известна пара моментов, о которых не в курсе полиция. Мы знаем, что Коко – это Виктор Спитальны, и знаем, что человек по имени Тим Андерхилл в настоящий момент в Нью-Йорке – или скоро будет, – а не в Бангкоке.
– То есть ты не хочешь сообщать копам, что мы ищем Спитальны? – спросил Конор.
– Мы можем немного повалять дурака. Они в состоянии сами разобраться, кто пропал, а кто нет, – Биверс взглянул на Майкла с едва заметной высокомерной улыбкой. – Второй момент, который я считаю наиболее полезным для нас: Спитальны испол