Стейси улыбалась ему.
В это утро одна из медсестер попыталась остановить Пула, когда он проходил мимо сестринского поста, но он едва заметил ее. Фраза Сэма Штейна, брошенная ему в коридоре первого этажа, звучала у него в голове. Штейн, не так давно избежавший ответственности за хирургическую ошибку, с присущим ему сочетанием малодушия и превосходства, которое Майкл находил гадким, посетовал по поводу того, что его, Пула, медицинская группа не добилась большего прогресса с «мальчиками Майкла» – коллегами-врачами его собственной групповой практики. Штейн, по-видимому, полагал, что Майклу известна подоплека этой шпильки, однако Майкл мог лишь строить догадки, о чем речь. «Мальчики» самого Штейна строили новый медицинский центр в Вестерхольме, стремясь сделать его самым значимым в округе. Для этого им требовалась хорошая педиатрическая практика. Майкл же стал камнем преткновения на пути к эффективному объединению их практик, и в своей брюзгливой, высокомерной манере Штейн просил Майкла избавить его от хлопот и потенциального ущерба, связанных с тем, что ему, Штейну, приходится плестись в хвосте за педиатрической группой ниже уровнем. Принципиально новое медицинское учреждение, которое задумал построить Штейн, привлекло бы около половины новых жителей Вестерхольма, причем ежегодно порядка четверти домов в Вестерхольме меняли врачей. Партнеры Майкла обсуждали все вопросы со Штейном, пока Майкл летал с друзьями на Восток.
Майкл пронесся мимо жестикулирующей медсестры – в эти мгновения в голове у него начала созревать блестящая идея – и открыл дверь палаты Стейси.
Широким шагом он вошел в помещение, где на койке лежал мужчина средних лет: седые усы и двойной подбородок, игла капельницы в руке и раскрытый «Уолл-стрит джорнал» на груди. Мужчина не проснулся, заморгав, как актер в комедии, и продолжал тихо спать, но в себе самом Майкл почувствовал внезапную перемену – словно павшую вдруг жаркую духоту, предвестницу торнадо. Он выскочил в коридор и проверил номер палаты. Ошибки нет: это палата Стейси. Майкл снова нырнул в палату и внимательно взглянул на одурманенного препаратами магната. На этот раз он даже узнал его – строительного подрядчика по имени Польманн, чьи дети-подростки ходили в школу Джуди, а его кирпичный а-ля шато особняк с красно-черепичной крышей и гаражом на пять машин располагался в полутора милях от дома Пулов. Майкл, пятясь, вышел из палаты Польманна.
Лишь на краткое мгновение он осознал, что держит в руке мягкую старую книгу в зеленом переплете и книга весит двадцать или тридцать фунтов. Он заметил, что сестра, разговаривая по телефону, наблюдает за ним. Он понял, что произошло, как только увидел ее глаза. Он понял это по тому, как она положила трубку. Тем не менее подошел к сестринскому посту и спросил:
– Где она?
– Я боялась, что вы не в курсе, доктор, – проговорила медсестра.
Ему почудилось, будто он в лифте, летящем вниз сквозь бездонную шахту, – быстрее, быстрее…
– Сочувствую тебе, мужик, – сказал Конор. – Должно быть, напоминает тебе о твоем малыше…
– Этот мужик – врач, – сказал Биверс. – И постоянно сталкивается с подобными вещами. И знает, как абстрагироваться от подобного.
«Абстрагироваться»… Именно так и чувствовал себя доктор Пул, хотя и совсем не так, как это представлял себе Биверс.
– Кстати о мужиках, – заметил Биверс.
В дверном зарешеченном оконце возникла энергичная физиономия лейтенанта Мерфи: детектив явно был настроен воинственно. Не выпуская изо рта мундштука трубки, он ухмыльнулся им через окно и открыл дверь.
– Здорово, что смогли приехать все, – сказал он. – Извините, немного припозднился. – В твидовом пиджаке и брюках цвета беж Мерфи напоминал профессора колледжа. – У нас все готово для опознания, и через несколько минут мы спустимся туда, но прежде чем мы это сделаем, я хотел бы кое о чем поговорить с вами.
Биверс поймал взгляд Пула и кашлянул в кулак.
Мерфи уселся напротив них. Он вынул трубку изо рта и держал, балансируя ею на кончиках пальцев, как бы предлагая им осмотреть ее: большой изогнутый черный «Петерсон» с потемневшей серебряной полосой вокруг верхней части чубука. Слой серого сгоревшего табака виднелся в чаше.
– В Милбурне у нас, по сути, не было возможности поговорить, хотя мне было кое-что интересно, к тому же тогда нам казалось, что в этом деле все уже ясно, – он взглянул на каждого из троих по очереди. – И я остался доволен этим обстоятельством, что вы, вероятно, заметили. Но дело оказалось отнюдь не простым, даже не обычным делом об убийстве, если таковые вообще существуют. С тех пор кое-что изменилось. – Мерфи опустил взгляд на массивную трубку, которой по-прежнему балансировал на пальцах, и в наступившей тишине заговорил Биверс.
– Хотите сказать, что человек, который сидит у вас, оговорил себя?
– Столько оптимизма в вашем голосе, – удивился Мерфи. – Разве вы не хотите, чтобы мы взяли этого типа?
– Вам послышалось. Конечно, я хочу, чтобы вы его повязали.
Мерфи несколько мгновений изучающе смотрел на него.
– Такие дела содержат много информации, скрытой от общественности. И она должна оставаться таковой, дабы не скомпрометировать расследование. Или, в худшем случае, вмешаться в его ход. И прежде чем мы с вами пойдем на опознание, я хочу обсудить с вами кое-что из информации такого рода… И, мисс Ла, если вам тоже что-то известно, прошу вас высказываться.
Мэгги кивнула.
– Мисс Ла уже очень помогла нам.
– Благодарю, – тихонько откликнулась Мэгги.
– Вы, джентльмены, все познакомились с мистером Пумо, будучи бойцами одного взвода во Вьетнаме? А вы, мистер Биверс, были лейтенантом этого подразделения?
– Верно, – ответил Биверс, улыбаясь губами, но пристально глядя на Мэгги.
– Известно ли вам, сколько еще членов этого подразделения, помимо вас, ныне здравствуют?
Биверс поджал губы и склонил голову набок.
– Доктор Пул?
– Честное слово, не знаю, – ответил Пул. – В живых осталось не так уж много наших.
– В самом деле не знаете? – спросил Мерфи ровным голосом. Пул покачал головой. – Ни один из вас?
– Полагаю, мы будем вам благодарны за все, что сможете нам сообщить, – сказал Биверс. – Но боюсь, мне не вполне понятен ход ваших мыслей.
Мерфи чуть поднял выразительные брови. Сунул трубку в рот, затянулся и пыхнул. Угасший с виду табак осветился красным, и детектив выпустил изо рта дым.
– Тем не менее прозвище Коко вам знакомо, – сказал он.
Биверс хмуро глянул на Мэгги.
– Мисс Ла поделилась с нами кое-какой дополнительной информацией. Вы считаете, что она неправа, поступив таким образом?
Биверс кашлянул:
– Ну что вы, конечно нет.
– Я рад, что вы так считаете. – Губы Мерфи изогнулись в улыбке. – Похоже, кроме вас троих из взвода, принимавшего участие в боях в Я-Туке, в живых осталось только четверо. Рядовой первого класса Уилсон Мэнли живет в Аризоне…
– Мэнли жив? – ахнул Конор. – Охренеть!
Пул тоже поразился. Как и Конор, Мэнли он видел последний раз, когда того тащили к носилкам: парень потерял ногу и много крови, и Пул тогда подумал, что он не жилец.
– Уилсон Мэнли сейчас проживает в Тусане, он инвалид, но владеет фирмой, занимающейся системами безопасности.
– Системами безопасности? – переспросил Конор, и Мерфи кивнул. – Охренеть!
– А кто еще? – спросил Пул.
– Джордж Барридж работает в Лос-Анджелесе консультантом по вопросам наркозависимости.
– Спэнки! – почти в унисон воскликнули Конор и Пул.
Спэнки тоже унесли после боя, и поскольку больше о нем никто ничего не слышал, парня также посчитали погибшим.
– Оба они передавали вам привет; они очень хорошо помнят мистера Пумо и сожалеют о случившемся.
– Понятное дело, – проговорил Биверс. – Вы же тоже служили, лейтенант, да? Были во Вьетнаме?
– Для Вьетнама я тогда был слишком молод, – ответил Мерфи. – Так вот, и мистер Мэнли, и мистер Барридж очень хорошо помнят различные происшествия, связанные с именем Коко.
– Еще бы они не помнили, – вставил Биверс.
– Также можно предположить, что рядовой первого класса Виктор Спитальны жив, – продолжил Мерфи. – Правда, с тех пор, как он ушел в самоволку в Бангкоке в 1969 году, о нем никаких сведений нет. Однако учитывая обстоятельства его исчезновения, я сомневаюсь, что ему вдруг пришло в голову убивать журналистов и своих бывших однополчан. А вы что скажете?
– Ничего не могу сказать, – ответил Биверс. – Вы сказали «журналистов» – что бы это значило?
– Тот, кто называет себя Коко, убивает американских и иностранных журналистов, освещавших историю зверской расправы в Я-Туке. И делает это весьма обстоятельно, – на несколько секунд он задержал на Биверсе внимательный беспристрастный взгляд, а затем точно так же посмотрел на Пула. – Он убил по меньшей мере восемь человек. Не исключено, что на его счету еще одна жертва.
– Кто? – спросил Биверс.
– Бизнесмен по имени Ирвин, убитый в аэропорту Кеннеди несколько недель назад. Нам только что удалось собрать всю информацию, используя источники со всего мира. Признаюсь, непросто заставить сотрудничать полицейские отделения, даже когда они находятся по соседству друг с другом, но в этом деле нам есть чем гордиться. Мы готовимся и возьмем этого парня. Однако для этого нам также необходимо ваше полное содействие. А у меня такое чувство, что в действительности я его не получаю.
Но прежде чем кто-либо успел ему возразить, Мерфи достал из кармана конверт, открыл клапан и вынул три игральные карты, упакованные каждая в пластиковый пакет:
– Вот, взгляните, пожалуйста.
Карандашом он разделил карты на поверхности стола. Майкл посмотрел на три прямоугольника и почувствовал, будто каждый кровеносный сосуд в его теле сжался. На рубашках всех трех карт красовался поднявшийся на дыбы слон. «Наследие чести», – гласил слоган под эмблемой. Пул не видел полковых карт с тех пор, как покинул Вьетнам. Слон как будто выглядел более сердитым, чем он помнил.