ствовать каждый раз, когда я прохожу мимо, что ноги вот-вот подкосятся. Так вы не возражаете?
– С радостью составлю вам компанию, – ответил Пул. Мэгги держала его под руку и шагала с ним нога в ногу. – Не подскажете ли еще какое-нибудь местечко, куда я смог бы отвести вас после?
Она подняла на него глаза:
– Может быть.
Он помолчал, дав ей время высказать все, что хотела.
– Мне хотелось бы узнать вас получше, – наконец проговорила Мэгги.
– Я рад.
– Вас он любил больше всех – больше всех людей, с которыми он служил там.
– Мне очень приятно слышать это.
– Он всегда очень радовался, когда вы заглядывали в «Сайгон». Глубоко в душе Тина не всегда был уверен в себе. И для него много значило, когда вы, приехав в Нью-Йорк, выбирали именно его ресторан. Это доказывало ему, что вы его не забыли.
– Я не забыл его, Мэгги, – сказал Майкл и почувствовал, как она крепче сжала его руку.
Они шагали по Шестой авеню, и солнечный свет здесь казался теплее, чем на поперечных улицах. Вокруг текла красочная повседневная уличная жизнь: студенты, домохозяйки, бизнесмены, несколько парней с напомаженными губами. На углу они прошли мимо сгорбленного бородатого мужчины в лохмотьях – его ноги почернели и распухли, напоминая футбольные мячи. Сразу за ним грязного вида мужичок одного с Майклом возраста протянул ему бумажный стаканчик с несколькими десятицентовиками и четвертаками. На подбородке его выделялся кровавый струп, а в щелочках глаз лихорадочно и свирепо посверкивали зрачки. Вьетнам. Майкл опустил в стакан несколько четвертаков.
– Мы почти пришли, – объявила Мэгги, и голос ее дрогнул.
Майкл кивнул.
– Это все равно что жить с большой… пустотой, – Мэгги выбросила вперед свободную руку. – Это так тяжело. А оттого, что я еще и боюсь, тяжелее вдвойне. О, я расскажу вам обо всем, когда мы будем на месте.
Несколько минут спустя они с Мэгги поднялись по ступеням ко входу в «Ла Гросерию». Высокая темноволосая женщина в черных лосинах подвела их к столику у окна. Солнечный свет лился в большие окна и ложился на волнистые узоры полированных деревянных столешниц карамельного цвета. Они заказали салаты и кофе.
– Я ненавижу бояться, – сказала Мэгги. – Но и горе само по себе слишком тяжко. Оно приходит, когда ты не ждешь, подкрадывается и наносит удар, застав врасплох. – Мэгги подняла на Майкла взгляд, в котором переплелись интеллект и приязнь. – Вы говорили с Конором о вашей пациентке?..
Пул кивнул:
– Перед самым выездом в Нью-Йорк я узнал, что она умерла. – Он попытался улыбнуться и порадовался про себя, что не сможет увидеть результата своей жалкой попытки.
Лицо ее изменилось, разгладилось и стало как будто чуть более замкнутым.
– В Тайбэе моя мама ловила крыс в саду ловушками. Ловушки те зверьков не убивали – просто удерживали внутри. А мама поливала пойманных крыс кипятком. Крысы отлично понимали, что их ждет. Сначала они пытались бороться и бросались на маму, пока наконец у них не оставалось ничего, кроме страха. Зверьки словно сами становились страхом во плоти.
В небе где-то к востоку от Шестой авеню распоролось облако, и солнечный свет полился с удвоенной силой. Мэгги смотрела на Майкла обеспокоенно и открыто, и Пул воспринимал сосредоточенное внимание как безраздельное благо. И в этом мгновении, озаренном внезапно хлынувшим радостным солнечным светом, он необычайно ясно увидел, как будто остро ощутил, гладкую округлость ее рук, теплый золотисто-медный оттенок ее кожи, ее маленький остроумный чувственный рот. Юный возраст Мэгги обманчив, следом подумал он, разглядывая девушку в сиянии света: оценишь ее молодость как одну из главных реалий ее личности – и совершишь большую ошибку. Если минуту назад его искренне тронула ее изумительная красота, то теперь в широком немигающем лице перед собой он видел столько нового, что красота девушки казалась несущественной.
– Со мной, пожалуй, случилось худшее на свете, – говорила она. – Просто душераздирающее. Именно так я чувствовала себя, когда… когда это произошло. Когда он почти поймал меня. – На мгновение Мэгги умолкла, и лицо ее снова разгладилось будто бы от тяжести воспоминаний. – Я видела нападавшего, но не его лицо. Быть может, я тогда слегка обезумела. Я чувствовала себя так, будто вся в крови, и все проверяла, оглядывала себя, но ни капли крови на мне не было, – глаза Мэгги и Майкла встретились, и ему почудилось, будто между ними проскочил электрический разряд.
– Вы бы, наверное, сварили его живьем, – сказал Пул.
– Может, и так. – Губы девушки чуть изогнулись в непонятной улыбке. – Может ли такой… человек вообще бояться чего-либо, знаком ли ему страх?
Когда он ничего не сказал, Мэгги поспешно продолжила:
– Когда я была там, в квартире… Знаете, если бы вы его увидели там, вы бы тоже так не подумали. Разговаривал он как-то очень спокойно и гладко, едва ли не чарующе. И не сказала бы, что он был прямо уж таким сумасшедшим, нет, он был похож на сумасшедшего, но он контролировал себя. Я уверена. Он пытался выманить меня из укрытия, и если бы не тело Тины прямо передо мной, ему, возможно, это удалось бы, – ее руки, такие же золотисто-медные, как и вся она, с длинными изящными пальцами, но немножко нелепо квадратными, кажущимися крепкими запястьями, начали дрожать. – Он был похож… на демона! Я думала, мне ни за что не спастись.
Сейчас Мэгги выглядела не на шутку испуганной, и Майкл взял ее руки в свои.
– Быть может, прозвучит странно, но я думаю, этот человек боялся прежде и всю оставшуюся жизнь будет продолжать бояться.
– Вы говорите так, будто вам почти жаль его.
Пул подумал о трудном пути Андерхилла.
– Дело не в этом… Просто мне кажется, мы должны придумать Коко себе, чтобы понять его.
Мэгги деликатно вытянула свои ладошки:
– Вы, должно быть, узнали об этом от своего друга Тимоти Андерхилла.
– Что?
Мэгги подперла подбородок рукой. Лукавым, жульнически-комичным по сути, невинным скептицизмом плеснуло на него из широко раскрытых глаз девушки в идеально рассчитанный момент.
– Ваш друг Гарри Биверс так себе актер.
Итак, она знала: она все поняла.
– Возможно, вы правы.
– Этот человек, Тим Андерхилл, прилетел вместе с вами?
Тим кивнул.
– Вы удивительная.
– Гарри Биверс – вот кто удивителен. Сдается мне, он хочет, чтобы полиция теряла время, пытаясь найти Тима Андерхилла, а он тем временем отыщет Коко сам.
– Ну да, что-то в этом роде.
– Будьте осторожны, доктор, – за ее предостережением Пул почувствовал множество невысказанных предупреждений и не вполне понял, кого ему следует опасаться: Коко или Гарри Биверса. – У вас найдется время отправиться со мной еще в одно место? Не хочу ехать туда одна.
– Полагаю, мне не нужно спрашивать куда?
– Надеюсь, нет, – она поднялась.
Они вышли на Шестую авеню, которая показалась темнее: улица словно помрачнела от их разговора. Пул чувствовал, что Коко, Виктор Спитальны, может наблюдать за ними из-за больших окон на той стороне улицы или же откуда-нибудь сверху в бинокль.
– Поймайте пока такси, – попросила она. – Я отойду на минутку.
Мэгги что-то купила в газетном киоске, вернулась к Майклу, когда подошло такси, и забралась на заднее сиденье. Он опустил взгляд на ее колени и увидел, что она купила номер «Вилледж войс».
Майкл попросил водителя сначала остановиться на Гранд-стрит у Западного Бродвея, затем отвезти его на угол Двадцать четвертой и Десятой улиц.
– Это вам подарок за то, что угостили меня ланчем, – она переложила пухлый таблоид на колени Майкла, а затем достала из сумки большие солнцезащитные очки в тоненькой оправе и надела их. На мгновение показалось, что она читает желтые наклейки, расклеенные там и здесь по пластиковой перегородке перед ними: «Не курить – у водителя аллергия» и «Водитель не обязан разменивать банкноты достоинством выше двадцати».
– Вы уверены, что хотите ехать в «Сайгон»?
– Я хочу повидать Виня, – ответила она. – Мне нравится Винь. Мы с ним подолгу беседуем по душам. Он и я, мы оба считаем, что белые американцы – непостижимые и неординарные люди.
– Бывали там с того вечера?
– Не знаете ответа на этот вопрос? – Мэгги сняла солнцезащитные очки и хмуро взглянула на него.
– Я рад, что мы смогли поговорить, – сказал он.
Мэгги как будто неосознанно взяла его за руку. Майкл почувствовал, как бьется пульс в ее теплой сухой ладошке.
На Гранд-стрит Майкл с удивлением увидел в витрине ресторана меню в виде окованной медью шкатулки, а на двери – небольшую вывеску.
– Здорово, не правда ли? – спросила она его безжизненным чеканным голосом. – Мы откроемся сразу, как только даст разрешение суд. Винь попросил меня помочь ему. Конечно же, я рада возможности поработать: так я не буду чувствовать, что потеряла Тину полностью.
Когда такси остановилось, она распахнула дверь и проговорила:
– Быть может, мне не следует говорить этого, но вы выглядите заметно встревоженным. Здесь найдется комната для вас, – она кивнула в сторону здания, – если понадобится где-то остановиться. – Она подождала его ответа.
– Немного погодя я обязательно заеду повидаться с вами, – наконец отозвался он. – Вы планируете остаться здесь?
Она покачала головой:
– Позвоните мне по номеру генерала.
С этими словами Мэгги улыбнулась, видя его недоумение, и выбралась из такси.
– Кто такой генерал?
Мэгги опустила взгляд на газету на его коленях.
Он посмотрел на первую страницу и увидел телефонный номер, который она каким-то образом успела написать. Когда он поднял глаза, она уже открывала дверь ресторана.
30. Вторая встреча боевых друзей
– Это, по-твоему, полчаса? – хмуро спросил Биверс, впуская Пула в свою захламленную и темноватую квартиру-студию. Конор, устроившись в кресле, загадочно улыбнулся Майклу, а Тим Андерхилл, одетый в потертые джинсы и старенькую толстовку с капюшоном, помахал ему с другого кресла. Даже в тусклом свете Тим выглядел гораздо более похожим на себя прежнего, чем в Бангкоке: он казался не таким растерянным, выглядел свежее и даже как будто шире в плечах. Пожимая ему руку и усмехаясь, Тим уже не напоминал ни преступника, ни сумасшедшего, ни человека, которого, как думал Пул, он разыскивал.