Пул дал ей номер и вдруг, поддавшись секундному импульсу, спросил:
– А в последнее время вы о Викторе что-нибудь слышали? Нам было бы очень интересно узнать, где его можно сейчас найти.
– Слышала ли я что-нибудь о нем? О Вике никто ничего не слышал уже более десяти лет, доктор Пул. Я перезвоню вам.
Пул повесил трубку.
– Насчет его родителей ты, похоже, был прав, – сказал он Андерхиллу.
– Она перезвонит? – спросила Мэгги.
– После разговора с Джорджем.
– А что если Джордж скажет «нет»?
– Значит, им, наверное, есть что скрывать, и мы будем обрабатывать их, пока не уговорим пустить нас на порог.
– И через какой-нибудь час будем знать все, что знают они, – сказал Андерхилл. – Если они примут нашу игру, им наверняка очень захочется облегчить душу.
– То есть ты полагаешь, что она перезвонит и откажет нам?
Андерхилл улыбнулся и вернулся к чтению книги.
Через полчаса чтения и хождения взад-вперед по номеру Пул вновь взглянул за окно. Там, «в Москве», маленькая черная машина, из-за налипшей зимней грязи приобретшая цвет омертвевшей кожи, зарылась передком в один из снежных «горных хребтов». Проезжая часть сузилась до одной полосы – машины едва протискивались мимо застрявшей.
– Вот для таких вечеров люди придумали карты, – проговорил Пул.
– Вот для таких вечеров люди придумали маджонг, – подхватила Мэгги. – Не говоря уже о наркотиках и телевидении.
Зазвонил телефон – Пул схватил трубку.
– Это Джордж Спитальны, – прозвучал напористый голос. – Жена передала мне, что вы позвонили ей и рассказали какую-то дурацкую историю.
– Большое спасибо, что позвонили, мистер Спитальны. Меня зовут доктор Майкл Пул, с вашим сыном мы служили во Вьетнаме в одном подразделении…
– Слушайте, у меня перерыв всего пятнадцать минут. Давайте-ка вы сперва скажете, что там у вас на уме.
– Я надеялся, что мы – я и еще один старый друг Виктора – сможем заглянуть к вам сегодня вечером и поговорить.
– Не понимаю. Что в этом толку?
– Просто мы хотели бы узнать о вашем сыне побольше. Виктор был классным солдатом и важным членом нашего подразделения, и мы чтим память о нем.
– Мне ваша затея не по душе. Я не разрешаю вам и вашему другу приходить ко мне в дом.
– Нет-нет, постойте, мистер Спитальны. Я прошу у вас прощения за то, что мы свалились как снег на голову, но мы с друзьями прилетели из Нью-Йорка сегодня утром, мы никого здесь, в Милуоки, не знаем и с радостью послушаем все, что вы согласились бы поведать нам о Викторе.
– Черт. С какими такими друзьями?
– Человек, о котором я уже упомянул, Тим Андерхилл, и наша подруга Мэгги Ла.
– Она что, тоже воевала?
– Нет. Она просто поехала с нами, чтобы помочь.
– Вы сказали, Виктор был классным солдатом. Как это понимать?
– Он был настоящим бойцом. Таким, с кем можно было пойти в разведку.
– Проклятье, что за бред собачий! – процедил Спитальны. – Я знал Виктора куда лучше, чем вы, мистер.
– Вот именно поэтому мы и хотели поговорить с вами. Мы действительно хотим узнать о нем больше.
Секунду Спитальны что-то бурчал себе под нос и наконец произнес:
– Моей жене вы сказали, что вы не копы.
– Совершенно верно.
– И вот так просто взяли и приехали, чтобы встретиться с нами? Посреди зимы?
– Видите ли, в прошлом году в Вашингтоне у нас состоялось своего рода воссоединение. Нас ведь осталось не так много. Хотелось бы узнать побольше о Викторе и еще об одном парне нашего подразделения из Милуоки. И свободное время подвернулось очень удачно…
– Ладно, раз уж вам так хочется просто поговорить о Вике, можете приходить. Часов в пять. А сейчас я должен вернуться к работе.
Джордж объяснил Майклу, как найти его дом, и дал отбой.
– Он очень не хочет, чтобы мы приходили, и все равно сдался, – сказал Пул. – Заметно нервничал и не похож на человека, который легко теряет самообладание.
– Зато теперь я, похоже, нервничаю, – призналась Мэгги.
Пул вернулся к окну. Черная машинка по-прежнему силилась выбраться из снежного плена, бешено вращая задними колесами – из-под них даже поднимался дымок.
– Теперь давайте поищем родителей Денглера, – прозвучал за спиной голос Тима.
Пул услышал, как он встал и пошел через всю комнату к телефонному справочнику. По улице медленно пробирался желтый городской автобус. В его салоне люди с усталыми лицами, закутанные в пальто и шарфы, сидели, словно музейные экспонаты в освещенных витринах. Некоторое время автобус ждал в надежде, что машина выберется из снежной ловушки; его водитель опустил окно и что-то крикнул. Хозяин черной машины открыл свою дверь, встал на порог и что-то прокричал в ответ водителю автобуса. На его голове была маленькая твидовая кепка. Жестами он показал, чтобы автобус не ждал и объезжал его. Он снова что-то прокричал и скрылся в своей машине. Автобус начал медленно двигаться вперед, пока не коснулся заднего бампера черного автомобиля. Машинка вздрогнула.
– Денглер здесь только один, – доложил Андерхилл. – На какой-то Маффин-стрит.
Водитель выскочил из черной машины. Автобус подал еще чуть вперед, и машина зарылась еще на пару футов в снег. Человек в кепке заорал, бросился к автобусу и ударил кулаком в борт. Его машина еще на один-два дюйма ушла в сугроб. Один из торчавших из сугроба паркоматов начал крениться назад. Мужчина в кепке побежал к машине, открыл багажник и достал монтировку. Он звонко ударил по передку автобуса, затем другой рукой закрыл багажник своей машины, после чего, обойдя автобус сбоку, принялся колотить монтировкой по серебристому металлу, а тем временем автобус методично заталкивал его машину все глубже в снежный завал. Между тем головка парковочного счетчика постепенно исчезла из виду. Автобус вывернул на середину улицы. Возмущенно взревели клаксоны. Мужчина в твидовой кепке побежал за автобусом, с трудом преодолевавшим подъем обледенелой улицы, и принялся от души колотить по заднему бамперу. Каждый раз при замахе он делал небольшой прыжок, целясь попасть и сбить с задней части автобуса табличку с рекламой L’eggs. Мужчина очень походил на маленькую разъяренную заводную игрушку. Пассажиры на заднем сиденье автобуса, обернувшись, смотрели вниз – их кажущиеся резиновыми и одинаковыми лица напоминали Пулу лица новорожденных младенцев.
Когда они свернули на широкий длинный мост, Пул посмотрел в окно такси, ожидая увидеть реку. Далеко внизу, в широкой долине, заводские трубы выталкивали серые облака, похожие на крылья, и те, словно прихваченные морозом, повисали в унылом сером воздухе. На верхушках труб-колонн горели или мигали маленькие красные огни, и красные же огни светили далеко внизу, на локомотивах грузовых составов, что с лязгом ползли вперед, разбрасывая искры.
– Как это место называется? – спросил Пул у таксиста.
– Никак, – водитель казался существом неопределенного возраста, пахнущим простоквашей и весящим, должно быть, фунтов триста. Тыльные стороны обеих рук сплошь покрывали татуировки.
– У этого места нет названия?
– Мы называем это Долиной.
– А что там, внизу?
– Местные предприятия. «Глэкс», «Дакс», «Маффинберг», «Братья Флюгельхорн» и прочие.
– Приборостроительные? – спросил Андерхилл.
– Землеройное оборудование, мешки для мусора и прочая дребедень.
Сходство Долины с сюрреалистическим адом усиливалось по мере того, как они продвигались по мосту. Застывшие серые облака уже казались каменными плитами, отсветов красных огней стало больше. Внезапная вспышка, словно молния, обнажила кривые улицы, застрявшие поезда, длинные фабричные строения с выбитыми и заколоченными окнами. Где-то далеко внизу крошечная красная вывеска подмигивала: «У Мардж и Эл»… «У Мардж и Эл»…
– Там, внизу, есть бары?
– Там все есть.
– А люди в Долине живут? Там, внизу, жилые дома тоже есть?
– Знаешь что, – вскипел водитель. – Если ты придурок, то я не возражаю. И если что не нравится – можешь уматывать из моей машины, я тоже не возражаю. Врубился? Мне твое дерьмо нахрен не сдалось.
– Да я не хотел…
– Просто захлопни пасть, и я доставлю тебя туда, куда просил. Устраивает?
– Устраивает, – ответил Пул. – Лучше и не надо.
Мэгги прикрыла рот ладошками. Плечи ее тряслись.
– Уважаемый, а в этом городе есть бар под названием «Исправительный дом»? – спросил водителя Андерхилл.
– Слыхал о таком, – отозвался водитель.
Уже в самом конце моста машина попала на полосу обледеневшего покрытия и пошла юзом, но таксист выровнял ее. Салон тотчас наполнился запахом шоколада.
– А это откуда? – удивился Андерхилл. – Запах?
– Шоколадная фабрика.
Затем они, казалось, бесконечно долго катили по улицам и широким, и узким, окруженным двухэтажными домиками с крохотными крылечками. В каждом квартале имелся свой бар со схожими названиями вроде «У Пита и Билла» и такими же обшарпанными кирпичными или бетонными фасадами, как и у маленьких жилых домов. В некоторых кварталах было и по два бара – по одному на углу. Высокие сетчатые заборы перегораживали пустыри, заваленные снегом, в свете уличных фонарей отливавшим синевой, похожим на злокачественную опухоль. Время от времени в окне какого-нибудь строения, которое можно было принять за частный дом, виднелась зажженная вывеска с кружкой, приглашающая выпить пива. На ярко освещенном углу дома перед заведением «Коктейль-бар «Веселые деньки у Сэма и Эгги» стоял толстяк в парке, отделанной волчьим мехом, перед большой черной собакой. Такси остановилось на светофоре. Мужчина левой рукой наотмашь ударил собаку с такой силой, что животное отбросило в сторону. Затем ударил правой рукой. Пул разглядел, что мужчина ухмыляется – под капюшоном парки блеснули зубы. Он снова ударил собаку, и животное отступило, чуть оскалившись. Еще один удар кулаком по собачьей голове. На этот раз собака поскользнулась и проехала по обледенелому тротуару, прежде чем вскочить на лапы. Она опустила плечи, припав к земле, и попятилась. Не в силах отвести глаз от этой пары, Пул продолжал смотреть: собака принадлежала мужчине, и таким вот образом он играл с ней. Свет сменился на зеленый, и такси миновало перекресток как раз в тот момент, когда собака прыгнула. Пул и Андерхилл вывернули шеи, глядя в заднее стекло, и успели увидеть только спину мужчины, широкую, как трактор, задергавшуюся из стороны в сторону, когда он и собака вступили в схватку.