, более заботливо, словно боялись, как бы я чего не натворил.
Я оказался в полной изоляции. На игровых занятиях сидел один, после школы в одиночестве шел домой. Во время весеннего выезда на природу дети собрались в круг и затеяли игру, а я стоял в стороне и ел булку. На общем снимке я оказался крайним в заднем ряду, а мой сосед повернулся ко мне спиной и отодвинулся как можно дальше. Я возненавидел школу, и если там намечалось какое-то коллективное мероприятие, врал тете, что у меня болит живот, и просил написать записку. Скоро тетя почуяла неладное и догадалась, в чем дело. Она рассказала мне несколько историй из своего детства, как ребята в школе объявили бойкот одной девочке из-за ее родителей. Тогда я впервые услышал имя Ван Лухань. Тетя сказала только, что папа той девочки оказался убийцей, а от нее отвернулась вся школа, никто больше не хотел с ней дружить. Тетя говорила: ты должен постараться влиться в коллектив, одиночкам приходится несладко; я много таких историй перевидала, с годами изгои чувствуют себя только ущербнее и потом всю жизнь не могут избавиться от этого клейма. Я сказал ей, что постараюсь, но делать ничего не стал.
А потом все изменилось благодаря школьному сочинению. Учительница задала нам написать рассказ о ком-нибудь из членов семьи. Мое сочинение оказалось лучшим, и она велела прочесть его перед классом.
“Мой дедушка – живой труп”. Услышав такое начало, одноклассники разом подняли головы от тетрадок. В том сочинении я изобразил дедушку героем, во время Корейской войны он оказался на передовой, отчаянно бился с врагом, был ранен, защищая товарища, и превратился в растение. Фронтовые друзья его не бросили, увезли моего дедушку с поля боя и доставили домой. Когда я дочитал, в классе воцарилась тишина. После уроков две девочки из класса подошли ко мне и сказали: как ты хорошо написал. На самостоятельном занятии сосед по парте тронул меня за руку и спросил, из какого оружия враг подстрелил моего дедушку и превратил в растение.
– Из длиннющего ружья. – Я показал руками. – Пуля, которую достали у него из головы, сохранилась до сих пор, бабушка держит ее под замком в деревянной шкатулке и никого к ней не подпускает. Иначе я бы принес вам показать.
Мой сосед по парте едва не расплакался.
Следующие несколько дней после уроков ко мне подходил кто-нибудь из класса и просил еще раз рассказать историю о дедушке. Мне не нравилось повторять одно и то же, и я импровизировал, в каждом новом исполнении история немного менялась. Главные расхождения были в том, от чего дедушка превратился в растение. То в него стреляли из винтовки, то кололи штыком, то его давил грузовик противника, а было и такое, что враг столкнул дедушку со стены… В конце каждой версии этой истории злодеи разными невообразимыми способами снова и снова превращали дедушку в растение. Эти рассказы и самого меня очень трогали, я верил, что каждое слово в них – чистая правда, что так все и было.
Одним моросливым днем я повел несколько человек из класса в больницу на “экскурсию” к дедушке. Посторонним вход в палату был запрещен, но каждый вечер медсестры и охранники с первого этажа вместе уходили на ужин, мы воспользовались их отлучкой и пробежали в больницу. Чтобы сделать атмосферу более торжественной, я заранее купил партийное знамя и накрыл им дедушку. Одноклассники столпились вокруг больничной кровати с таким видом, будто посещают мавзолей вождя. Дедушка спокойно лежал под их пристальным взглядом, продолжая смотреть в потолок. По тому месту, в которое он уперся глазами, медленно проползла ящерица.
С тех пор одноклассники стали со мной дружить. Как будто история с дедушкой помогла им простить вину моих бабушки и папы. На переменках меня даже звали вместе погулять, а на уроках физкультуры бросали мне волейбольный мяч.
Но это славное время длилось недолго. Скоро мой обман раскрылся. Как-то утром я зашел в класс и ко мне с загадочной улыбкой подскочила одноклассница:
– Мой дедушка говорит, что твой дедушка не участвовал ни в какой Корейской войне… Его избили во время борьбы и критики во имя “культурной революции”, тогда он потерял сознание и превратился в растение…
– Врешь!
– Дедушка говорит, что его за дело критиковали…
– Ты все врешь! – Я зажал уши и выбежал из класса.
После уроков двое одноклассников догнали меня, заступили дорогу и стали кривляться, они растягивали глаза и высовывали языки, изображая живой труп.
– Мой дедушка – живой труп! – с серьезным видом говорили они, передразнивая мой голос. – Но он герой. Он отважно бил врага на Корейской войне… – На этих словах мальчики согнулись пополам от смеха.
С того дня “дедушка-растение” превратился для моих одноклассников в анекдот. Чтобы не вспоминать об этом происшествии, я долгое время обходил стороной стационарный корпус, когда заглядывал к тете на работу. И поклялся себе, что больше не ступлю на порог триста семнадцатой палаты. Я и в самом деле затаил обиду на дедушку. Он мог бы превратиться в растение, доблестно сражаясь на фронте. Но я не стал выяснять у тети, что же все-таки случилось с дедушкой во время этой самой “великой культурной революции”. Неважно, все равно никакой он не герой. Я даже решил, что дедушка никчемный, наверняка он был слабак и ничегошеньки не умел, раз позволил людям превратить себя в такое нелепое существо.
Ли Цзяци
Ты говорил сейчас про отсчет судьбы, что в жизни каждого человека наступает время, когда судьба набрасывает на него узду. Наверное, у меня это случилось в восемь лет. Той осенью папа уехал из Цзинаня в Пекин. И с тех пор у меня больше не было семьи.
На самом деле папа ничего не смыслил в бизнесе, просто понадеялся на помощь двоюродного брата, с которым был едва знаком. Младшая сестра бабушки еще в молодости уехала в Пекин, там вышла замуж и родила детей. Этот двоюродный брат был ее старшим сыном, в нашем семействе он всегда выглядел чужеродно. Плохо учился, нигде не работал, только болтался целыми днями в компании таких же бездельников, а промышлял перекупкой. Для моего дедушки слова “перекупка” и “жульничество” были синонимами, поэтому нетрудно представить, какое потрясение ему принесла новость о том, что папа тоже занялся перекупкой. В глазах дедушки это было непростительным падением.
“Жулик”, “барыга”, “челнок” – я терпеть не могла, когда они так называли папу. Про себя каждый раз поправляла: нет, он бизнесмен, то есть купец. В 1990 году оба эти слова звучали еще по-книжному благородно. На самом деле я ни разу не встречала ни бизнесменов, ни купцов, а люди, торговавшие возле школы рисовыми палочками и наклейками с героями мультфильмов, не считались, это были простые лоточники. Слово “купец” я знала из сказок, там героинями часто становились дочери купцов, они жили в роскоши, почти как принцессы, и хотя красота и наивность приносили таким девушкам некоторые неприятности, в конце всегда появлялся красивый и отважный мужчина, который спасал героиню от опасности. Всех этих девушек ждала прекрасная судьба, которую не могли омрачить никакие напасти, как если бы их отцы загодя подкупили Бога своими деньгами. И я очень радовалась, что тоже стала “дочерью купца”, будто это переносило меня в другую, прекрасную жизнь.
Из Пекина папа звонил нам раз в неделю. В воскресенье вечером мы с мамой отправлялись в магазинчик рядом с домом ждать его звонка. Сам он тоже пользовался общим телефоном, поэтому мы договаривались, что он позвонит в шесть. Но папа не отличался пунктуальностью и всегда немного опаздывал. Нам было неудобно стоять в магазине просто так, поэтому мама покупала какую-нибудь мелочь вроде пастилок или медальонов из боярышника. Мне больше нравились медальоны, их хватало надолго. Завернутые в бумажный конвертик, они напоминали стопку монет по пять фэней[36]. Я бережно держала такую монетку на языке, высасывая из нее сладкий краситель, пока она не начинала крошиться. Я старалась растянуть удовольствие, словно у меня в руках монеты, которые нужно бережно тратить. И каждый раз загадывала, на каком по счету медальоне зазвонит телефон. Однажды я потратила все “монетки”, но он так и не зазвонил. Мы с мамой прождали в магазине до самого закрытия и на ноющих ногах отправились домой. Но даже если бы он позвонил, я бы просто повторила то же самое, что и каждый раз: “Папа, как твои дела? У меня все хорошо, не беспокойся, я буду слушаться маму”.
Дул холодный ветер, мы медленно возвращались домой. Язык у меня онемел от сладкого, задние зубы ныли. Несказанные слова разрастались внутри, вспучивая сердце. Нетвердой походкой к нам подошел пьяный, сощурившись, оглядел мою маму, раскинул руки и загородил ей дорогу. Мама заметалась, кое-как оттолкнула пьяного, схватила меня за руку и понеслась вперед. Бежали мы долго, потом наконец встали отдышаться под фонарем. Я смотрела на маму с ненавистью, как будто она чем-то предала моего папу.
Когда я выросла, такие медальоны из боярышника почти исчезли. И я забыла, как стояла той зимой в магазине и рассасывала их в ожидании телефонного звонка. А вспомнила благодаря одной незнакомой женщине. Летом прошлого года я договорилась встретиться с другом, он опаздывал, мобильник у меня разрядился, и я подошла к придорожной телефонной будке. Под пластиковым козырьком стояла женщина. На ней было синтетическое платье с высокими плечиками, какие носили много лет назад, седые волосы висели по плечам, взгляд блуждал. Она сняла трубку, раскрыла ладонь, осторожно вытащила медальон из розовой обертки, бросила его в щель для монет и набрала 119[37].
– Горим, – тихо сказала она, затем повесила трубку и скрылась в сумерках, сжимая в руке розовый пакетик.
С уходом зимы воскресные телефонные звонки сошли на нет. Потому что папа начал ездить в командировки в Россию, а на поезде дорога до Москвы занимала целую неделю. Мы могли созвониться, только когда он возвращался в Пекин. Весной мама тоже уехала в Пекин: папе нужен был помощник. Меня отправили жить к дедушке. Это придумала бабушка, так она хотела наладить отношения между дедушкой и папой, к тому же у дедушки жила и Пэйсюань, а она могла хорошо на меня повлиять. Воочию увидев папино падение, бабушка считала, что мне крайне необходим хороший пример для подражания. Папа не хотел быть обязанным своим родителям, но другого выхода не оставалось, на каждую поездку в Москву уходило по две недели, они при всем желании не могли взять меня с собой. В итоге он согласился, но с условием, что будет ежемесячно перечислять бабушке плату за мое содержание.