, он снова заговорил о кафе, но я притворилась, будто не слышу, и сказала, что дальше нужно свернуть налево.
– Приехали, я здесь выйду, – сказала я.
Лао Ци припарковался, выглянул в окно:
– Ворота закрыты, внутри ни души, что это за дополнительные занятия?
– Мы просто рано приехали, я тут подожду. – Я открыла дверь и обернулась: – Скажу маме, чтобы она вам позвонила.
Он махнул рукой:
– Как хочешь, я навязываться не люблю.
Когда микроавтобус уехал, я перешла дорогу и нырнула в жилой дом напротив школы. Поднялась по убогой лестнице, толкнула дверь – мой второгодник решал задачки. Я прошла по разбросанным по полу книгам и прижалась к его спине. Крепко обхватила его за шею. Он с силой оттолкнул меня и проревел:
– Опять ты?!
Рывком опрокинул меня на матрас, набросился сверху и принялся увлеченно меня обсасывать, постанывая и рыча, как дикий зверь:
– Ты рушишь мою жизнь, понимаешь или нет?
Я улыбнулась в темноте. Его острый пенис вонзился в меня, начал пробираться в глубину. Он был таким крошечным, а внутри меня зияла огромная бездонная черная дыра.
Я заговорила с мамой о Лао Ци спустя две недели. Был уже июль, второгодник сидел в экзаменационном зале, в очередной раз сражаясь с судьбой. После обеда я вдруг сказала, что хочу пройтись по магазинам, и спросила маму, не составит ли она мне компанию. Ее такое предложение удивило и обрадовало, мы уже много лет не ходили вместе за покупками.
До сих пор помню, какая в тот день стояла погода. Небо заволокло тучами, в воздухе висела душная предгрозовая влажность. Стрекозы летали низко, чиркая крыльями по волосам. Мы зашли в открывшийся недавно торговый центр и купили себе по обновке, которыми остались не очень довольны. Маме не нравился молодежный фасон ее платья, но я все равно уговорила ее купить и там же в него переодеться. А мое платье было немного старомодным, но мама его нахваливала и обещала, что возьмет себе, если я не стану носить. Она очень развеселилась, заглядывала во все витрины, любуясь собой в новом платье. Я предложила зайти в ресторан неподалеку и, когда принесли еду, будто бы между делом заговорила о Лао Ци.
– Что у вас все-таки случилось?
– Ничего. – Мама поспешно опустила голову.
– Наверное, какое-то недоразумение?
– Нет.
– Может, он совсем не такой, как ты думаешь. Мне кажется, вам надо поговорить.
– Я все это знаю. – Мама кивнула и тут же взяла тон, которым всегда со мной разговаривала: – Ты думай лучше о своих делах, а мне и одной прекрасно живется. Через два года поступишь в университет, и я стану совершенно свободна, буду делать что захочу. А о мужчине заботиться придется, это такая морока.
Я пошла искать туалет. Официантка сказала, что нужно выйти на улицу и свернуть направо. Шел дождь, от грязных капель оставались серые отметины на теле. Влажная пыль несла запах вожделения.
Я вернулась за столик, мама взглянула на мои мокрые волосы:
– Там дождь пошел?
– Да, настоящий ливень. Я позвонила Лао Ци, чтобы он нас забрал. Заодно и поговорите.
– Откуда у тебя его телефон? – удивленно уставилась на меня мама.
– Встретила его как-то раз у подъезда, он дал мне свой номер. Выйди и сама посмотри, там целая толпа ждет автобус, мы еще два часа отсюда не уедем.
Мама была немного сердита, что я с ней не посоветовалась. Мы оплатили счет, вышли из ресторана и спрятались под козырек – на улице лило как из ведра. Мама явно беспокоилась, сжимала губы и неотрывно глядела на дорогу.
Лао Ци припарковался у обочины. Схватив маму за руку, я выбежала под дождь.
– Отвезите меня домой, а потом сядьте где-нибудь и поговорите. – Я взглянула на Лао Ци через зеркало заднего вида.
– Куда же ехать в такой дождь? – проворчал Лао Ци. – Может, ко мне?
– Тоже вариант, – ответила я за маму. – А как наговоритесь, привезете маму обратно.
– Это и так ясно, – подмигнул мне Лао Ци.
Когда я собралась выходить, мама вдруг разволновалась, вцепилась в мою руку:
– Поговорим в другой раз, я пойду с тобой…
– Ты что, мы ведь решили! – сказала я.
Мама дрожала и цеплялась за меня, как беззащитная девочка.
Не дожидаясь, когда машина припаркуется, я встала, и она подскочила следом за мной.
– Я пойду, а вы беседуйте.
Сбросив ее руку, я выпрыгнула на улицу. Мама смотрела на меня через мокрое стекло, похожая на животное, отловленное работниками зоопарка. Я махнула ей и побежала под дождем. Машина сорвалась с места, подняла облако брызг и умчалась.
Последний мамин взгляд рвал сердце на куски, это был взгляд перепуганной девственницы. А я, как беспощадная бандерша, толкнула ее к клиенту: потерпи немного, так надо… Надо ли? Этот вопрос застал меня врасплох. Я вдруг забыла, зачем хотела свести маму и Лао Ци. Наверное, я поступила так вовсе не из желания возместить маме утраченное, мне просто хотелось затащить ее на свою сторону, на сторону разврата и распада. Словно сам дьявол возложил на меня эту миссию.
Рано утром я проснулась и вышла в гостиную, мама сидела на диване, обсыхая после душа. На ней была забракованная мной ночнушка, стирка с джинсами расцветила нарисованную на груди физиономию Гарфилда лиловыми синяками. Капли воды с маминых волос падали Гарфилду на глаза. Ее взгляд висел в воздухе, невесомый, как пыль.
На моей памяти мама очень редко мылась по утрам.
Я раздернула занавески, утренние лучи брызнули в комнату и упали на маму. Не в силах вынести яркий свет, она подалась вперед и уперлась локтями в колени, спрятала лицо в ладонях.
– Я тебя вчера ждала, но потом не выдержала и заснула… – сказала я как ни в чем не бывало. – Вы хорошо поговорили?
Мама молчала. Слезы ползли по ее пальцам и со стуком падали на пол, в гостиной с утра было так тихо, что этот звук напоминал дробь барабана муюй[84] в буддийском храме.
Я растерянно стояла посреди комнаты, понимая, что довела маму до беды. Меня потрясла ее боль. Ведь они с Лао Ци всего-навсего занимались любовью. Непонятно, что нанесло ей такую травму, казалось, маму опозорили и искалечили. Но никто ее не калечил, она сидела на диване, целая и невредимая. Я думала, что любовь принесет ей радость. Безграничную, бездонную радость. Мне просто хотелось вернуть ей это чувство. Но мамино тело оказалось заперто, оно утратило способность чувствовать. Наверное, оно никогда и не открывалось, никогда не знало радости. Для мамы занятия любовью всегда означали обиду и унижение.
Она заболела и еще долго не могла оправиться, как будто лишилась чего-то жизненно важного. Но тете ничего не сказала, ночь с Лао Ци так и осталась нашим секретом. И мама не винила меня, она не сомневалась, что я действовала из добрых побуждений. Так и было. Мне хотелось загладить вину, ведь я разрушила последнее мамино счастье. Но скоро я поняла, что чем больше стараюсь, тем делаю только хуже, что добавляю новых страданий. Наверное, единственное, что я могла сделать, это оставить маму в покое и разрешить ей быть одной.
С тех пор мама стала панически бояться мужчин. Если сантехник, чинивший трубы, задерживался чуть дольше положенного и просил у нее стакан воды, мама была уверена, что перед ней злодей. Заметив, что охранник у ворот квартала улыбается ей чуть шире обычного, подозревала, что он замышляет дурное. Однажды тетя уехала проведать дочь в Гуанчжоу, и всю неделю мама просидела дома одна, боялась даже к двери подойти, если кто-то стучал, а по вечерам перестала гулять в парке. А хуже всего – у нее появилась навязчивая идея, будто Лао Ци до сих пор ее осаждает. На самом деле после того вечера он исчез и больше не появлялся. Но в каждом белом микроавтобусе маме мерещился Лао Ци, она твердила, что он за ней следит. Однажды заметила белый микроавтобус у входа в супермаркет и пряталась там до самого закрытия. Боялась проходить мимо дома Лао Ци, была уверена, что он в любой момент может выскочить из засады и утащить ее к себе.
– Ты не понимаешь, негодяи вроде него так просто не отступаются, – уверяла меня мама.
Еще она постоянно твердила, что я должна найти себе порядочного мужчину, когда подрасту. Я не спрашивала, какой мужчина считается порядочным, – наверное, который не полезет под юбку до первой брачной ночи.
В конце каникул у входа в торговый центр я столкнулась со своим второгодником. Мы впервые встретились при свете дня и чувствовали себя очень скованно. Его зачислили в какой-то второразрядный институт, он рассчитывал на большее, но все-таки был доволен и порядочно растолстел. Мы пошли в кафе у катка, съели мороженое, а потом побежали в гостиницу. На этот раз он вел себя куда приличней, неспешно занимался со мной любовью, был предельно терпелив и внимателен. Во время затянувшихся ласк я почувствовала, что засыпаю. Он меня совсем не привлекал. Опасное и резкое желание, одолевавшее в той темной комнатке, куда-то исчезло. Все было слишком спокойно, слишком буднично.
Но он выглядел счастливым, а после долго меня обнимал, словно не мог поверить, что в его жизни наконец началась светлая полоса. Обещал, что загладит все обиды и будет любить меня по-настоящему. Но я хотела совсем другого. И у него больше не было того, что я хотела.
Прощаясь, мы договорились увидеться снова через два дня. Но когда я развернулась и двинулась прочь, внутренний голос объявил, что это была наша последняя встреча. И я подумала, что надо бы рассмотреть его получше, ведь в каком-то смысле он был моим первым мужчиной. Хотя бы из-за этого нужно запомнить его черты, оставить фото в архиве памяти. Я обернулась, однако он уже исчез. Я озиралась, глаза скользили по лицам, но не могли различить его в толпе.
Наконец я вошла в возраст, когда можно встречаться с парнями, но сверстники меня уже не интересовали. Все они действовали по одному шаблону: приглашали девушку в кино или на ролики, а потом, дождавшись темноты, тискали ее дрожащими руками где-нибудь на лавочке да застенчиво пожевывали ей губы. И это, вероятно, было нормально, а я разочаровалась именно потому, что это было слишком нормально. Закончив два скоротечных романа, я решила больше не тратить на них время. В предпоследнем классе старшей школы я оказалась одной из немногих девушек, которые ни с кем не встречались, дни напролет проводила в одиночестве, равнодушная ко всему. Курила, слуша