ла готик-рок, смотрела жестокие фильмы о взрослении, сделала пирсинг… Я пыталась выразить владевший мной распад, но выбирала слишком глупые способы, ни одно из этих занятий меня по-настоящему не увлекало. Я ничем не могла заинтересоваться, в голове будто зияла пещера, я даже слышала плеск воды. Я выходила под солнце, зеленые блики разрастались перед глазами, на несколько секунд все вокруг погружалось в темноту, а потом снова вспыхивал свет, как после перезагрузки компьютера.
Позже, когда возник интерес к поэзии, эти симптомы прошли. В старом журнале из городской библиотеки я отыскала несколько папиных стихотворений и снова обрела с ним связь. Я тоже пробовала сочинять стихи, чтобы приблизиться к нему, каждое мое стихотворение становилось адресованным ему письмом, это были очень одинокие письма, без надежды на ответ. Но однажды ответ все-таки пришел, его прислала редакция одного поэтического журнала. Вообще-то я не собиралась отправлять им свои стихи, но в честь семнадцатого дня рождения решила сделать что-то необычное и по дороге домой бросила свежее стихотворение в почтовый ящик. Скоро пришел ответ, если быть точной, его написал все же не редактор, а поэт, который вел в том журнале одну из рубрик, его звали Инь Чжэн. Наверное, известный поэт – по крайней мере, я слышала это имя. Он писал: вы очень талантливы, в стихах чувствуется свобода, некоторые строчки привели меня в большое волнение. В этот раз мы не можем вас опубликовать, но надеемся увидеть ваши новые рукописи. В ночь миллениума наш журнал устраивает поэтический вечер, будем вас ждать, надеюсь пообщаться при встрече. Письмо было написано от руки, в конце он указал место и время, на которое был назначен вечер. Я решила, что это стандартная отписка всем авторам, чьи стихи не приняли в журнал, сложила письмо и бросила его в ящик стола.
Но о поэтическом вечере не забыла. И с приближением новогодней ночи ждала его все сильнее. В последний день 1999 года я достала письмо из стола и переписала адрес в блокнот. Поужинала, вышла из дома, села в автобус. Зал, где устраивали вечер, находился в западной части города, за дюжину остановок от дома. Стемнело, но на улицах было полно людей, школьники и студенты с неоновыми палочками в руках и светящимися заячьими ушами на макушках стекались к центру города. Старик, сидевший рядом со мной, держал в руках радиоприемник, из которого лился прочувствованный женский голос: наверняка у каждого из нас назначена встреча на ночь миллениума, встреча с любимыми, с друзьями, с родными; пусть рядом окажутся самые важные люди, чтобы вы провели эту незабываемую ночь вместе с ними… Автобус проехал мимо площади Цюаньчэн, она была черна от людских голов. Толпа валила к восточной части площади, там установили большой экран с обратным отсчетом, цифры были такие огромные, что даже дух захватывало. Почти все пассажиры вышли из автобуса, остались только мы со стариком. Кажется, он заснул – приемник едва не выскальзывал у него из рук. Автобус притормозил на пустой остановке и уже было поехал дальше, но я вскочила с места и бросилась к дверям. Надо предупреждать, что выходите, пробурчал водитель. Я выпрыгнула, накинула на голову капюшон и быстро зашагала вперед. Было очень холодно, в ушах бешено завывал ветер, но я слышала и голоса.
– Ты веришь?
– Во что?
– В конец света тридцать первого декабря тысяча девятьсот девяносто девятого года.
– Не знаю… Хорошо, если это правда, тогда не надо будет поступать в институт.
– Я одного не понимаю. На планете живет столько людей, как нам хватит места, если мы разом переселимся в загробный мир?
– Думаю, не всех туда заберут. Мы должны держаться вместе, все равно, заберут нас или оставят.
– Мне нужно будет отыскать папу, чтобы он тоже был рядом…
– Можем вдвоем поехать в Пекин. Да он, наверное, и сам вернется, все-таки конец света, какой уж там бизнес.
– Да, тогда я съезжу за ним в Пекин, а потом мы встретимся с тобой. А куда мы пойдем, когда наступит конец света?
– Туда, где больше всего людей.
– Почему?
– Люди неслучайно собираются в одном месте, значит, там безопаснее.
Я вышла на площадь. С запада толпа уже затопила проезжую часть. Впереди было ничего не разглядеть, оттуда доносились только волны визга. Крашеная под блондинку девушка сидела у кого-то на плечах, размахивая руками. На меня напирали сзади, мы постепенно продвигались к экрану, и вот я уже поравнялась с центром площади. Какой-то мужчина залез на синюю скульптуру в виде иероглифа “источник” и поливал себя пивом из бутылки. Его окружила толпа зевак, поток замер и долго стоял на месте. Когда я оглянулась, мужчины на скульптуре уже не было – вероятно, спрыгнул вниз. Но толпа вокруг стала еще гуще, грудь прижимало к спинам людей впереди, приходилось дышать животом. И я не знала, куда иду, просто шагала вперед вместе со всеми, а когда подняла голову, оказалось, экран уже надо мной. В скачущих цифрах слышалась поступь нового века. Кто-то пел, кто-то визжал, площадь тонула в праздничном угаре.
5-4-3-2-1… Люди обнимались, в небо взлетали воздушные шары, запрокинув голову, я смотрела вверх. Черное, как чугунная ширма, небо. В загробном мире, что прячется за этой ширмой, сейчас так же весело и шумно? Нет, скорее, там тишина. Потому что там вообще нет времени.
Никого не забрали. Ничего не изменилось. Люди даже не вспомнили о конце света. Но я до последней секунды надеялась, что сейчас грянет гром и воцарится темнота. И два мира сольются воедино. Если те же мысли пришли и тебе, наверняка ты стоял на площади и, пока велся обратный отсчет, так же бегал глазами по незнакомым лицам, растерянно отыскивая среди них знакомое.
Надо держаться вместе, все равно, заберут нас или оставят.
– Да, – в последнюю секунду отозвался голос внутри.
Чэн Гун
Вино скоро кончится, а я трезвый как стеклышко. Если бы не отъезд, так бы и пил дальше, пьянел, снова трезвел, потом снова пьянел и снова трезвел.
Мужчина, поливавший себя пивом на скульптуре в форме источника, слез не сам, его стащил оттуда полицейский. Видимо, я был одним из тех зевак, о которых ты говорила. Цзыфэн и Большой Бинь непременно хотели подойти поближе, надеялись, что тот чудак выкинет какой-нибудь опасный трюк, будет интересно. К сожалению, ничего интересного мы не увидели, это был обычный веселый пьяница, полицейский ухватил его за ноги и стащил вниз. А пьянчужка повалился на землю и отказывался вставать – наверное, решил прикорнуть прямо в толчее. Большой Бинь испугался, что беднягу затопчут, присел рядом и уговаривал его подняться. Так и сидел, пока Цзыфэн не проорал: скоро полночь! И мы поспешили к большому экрану.
Это я предложил пойти на площадь. Вообще-то после боулинга мы собирались в клуб на концерт: известная певица посетила наш захолустный город, и мы были перед ней в долгу. Большой Бинь заранее забронировал столик у сцены и купил ей букет цветов. Тем вечером игра шла хорошо, я каждый раз выбивал страйк. Потом заскучал и сел в сторонке выпить пива. Алюминиевое кольцо у банки сломалось, пиво лилось через маленькое отверстие, и чтобы вытряхнуть в рот последние капли, пришлось запрокинуть голову. Потолочные лампы горели слишком ярко, я закрыл глаза, ощущая, как капли пива разбиваются о язык. Медленнее, еще медленнее, вот и все. Я сидел в темноте, стук шаров на дорожках смолк, наступила такая тишина, как будто я оказался в самом конце пути. И тогда я вспомнил о конце света. А потом о тебе. Я часто думал о тебе, но обычно эти мысли приходили в связке с другими – о родовой вражде, о предательстве и тайне. А в этот раз я думал только о тебе. О девочке, которая все знала, которая всегда убегала вперед. У самого уха раздался визг, и я поспешил зажать тебе рот, как тогда, в бамбуковой роще за библиотекой. Огляделся, оказалось, это девушка с соседней дорожки радуется броску своего парня. Я снова закрыл глаза.
Большой Бинь отказывался идти на площадь. А куда деть цветы, спрашивал он. Я сказал: подаришь самой красивой девушке на площади. Мы всегда ходим только туда, куда ты хочешь, проворчал Большой Бинь. Тогда идите в клуб, а после где-нибудь встретимся, предложил я. Большой Бинь переглянулся с Цзыфэном и вздохнул.
Боулинг был недалеко от площади, минут пятнадцать пешком. Большой Бинь с цветами плелся в хвосте. Скоро он сердито объявил, что всучит букет первому встречному, потому что выглядит с ним дурак дураком. Но мы дошли до площади, а букет по-прежнему был у него, Большой Бинь так и шагнул с ним в новый век.
В полночь мы протолкались к экрану, но толпа оттеснила нас от Большого Биня, и он пропал из виду. Поднявшись на цыпочки, мы с Цзыфэном оглядывались по сторонам. Я бездумно водил глазами по лицам, все быстрее и быстрее, пока не закружилась голова. Кого я ищу? Люди вокруг начали выкрикивать цифры, и эти цифры неуклонно уменьшались.
5-4-3-2-1… Вверх полетели воздушные шары. Я запрокинул голову. Надо мной висело безмолвное равнодушное небо. Этот день тоже прошел, ничего не изменилось.
Толпа начала редеть. Откуда-то выскочил Большой Бинь. Угадайте, кого я видел? Он потер покрасневший от холода нос. Ли Пэйсюань! Цзыфэн хмыкнул: да ладно, она же в Америке. Большой Бинь ответил: я тоже так подумал, но очень похожа… Цзыфэн спросил: и с таким же огромным шрамом? Большой Бинь осекся и замолчал. После площади домой возвращаться не хотелось, и мы все-таки отправились в тот клуб. Концерт закончился, певица давно уехала, публика почти разошлась. Официантка расставляла стулья, Большой Бинь сказал: мы бронировали столик у сцены. Она вскинула на него глаза: садитесь где хотите. Принесли пиво, мы подняли кружки и поздравили друг друга с наступлением нового века. Вдруг Большой Бинь сказал: я сейчас принял одно решение. Что за решение? – спросил Цзыфэн. Когда приеду в Америку, обязательно разыщу там Ли Пэйсюань, ответил Большой Бинь. Родители оформляли ему документы для поездки в Штаты, и при хорошем раскладе в начале выпускного класса он мог бы уже уехать. Большой Бинь постоянно повторял, что не хочет в Америку, что придумает, как бы остаться. В тот вечер он впервые признал, что уедет. Цзыфэн сказал: скорее всего, она даже не вспомнит, кто ты такой. Ничего, ответил Большой Бинь. Мы снова познакомимся. Кто сказал, что знакомиться можно только однажды? Потом перевел взгляд на меня: Чэн Гун, ты всегда знаешь, как поступить. Посоветуй, что сказать ей при встрече? Как дать ей понять, что мне неважен ее шрам? И если она тогда в самом деле повстречала какого-то негодяя и он над ней надругался, это тоже неважно… В глазах Большого Биня блеснули слезы. Я раздраженно смахнул со стола пустую бутылку: слушай, может, хватит? Твою мать, ты кем себя возомнил? Спасителем Иисусом Христом? Большой Бинь смотрел на меня, и его глаза постепенно гасли. Ты прав, я болтун, чучело. Куда мне до нее… Он сжал кулак и дважды треснул им по столу: я больше так не могу! Потом алкоголь немного его развеселил, и Большой Бинь стал строить новые планы. Придумал открыть на папины деньги свой бизнес в Америке. Что это будет за бизнес, он пока не знал, но рассуждал так: иностранцы поголовно верят в китайскую медицину, можно открыть клинику, торговать китайскими лекарствами, ставить иголки, делать прижигания. Цзыфэну такой план очень понравился, он тут же решил войти в долю. Они все больше загорались этой идеей, обсуждали детали, и скоро Большой Б