Шашина спальня очень напоминала пустую комнату на третьем этаже. Посередине стояла кровать, застеленная белыми простынями, свет был потушен. Она наклонилась вперед, подставила мне свой зад и яростно затряслась, хлеща по простыне распущенными волосами. Я не видел ее лица, но все равно закрыл глаза. И понял, что не могу представить на ее месте другую женщину, эти оргазмы было ни с чем не спутать. В конце Шаша вдруг перевернулась и крепко прижала меня к себе, как будто хотела, чтобы я видел – это только она и никто другой. Я оттолкнул ее и сел. Окруженная пустотой кровать слегка покачивалась в свете луны. Я снова вернулся на свой деревянный плот.
Набросив рубашку, она убежала на кухню за лунными пряниками. Новая партия была ничуть не мягче, Шаша надела хлопковые перчатки, вытащила противень из духовки и проткнула пряник зубочисткой. В раковине лежало еще семь или восемь пустых противней, а вся кухня была заставлена разнокалиберными банками с печеньем. Я спросил: куда тебе столько? Раньше выпечка часто не удавалась, ответила Шаша, я решила докупить противней и банок, а теперь не могу смотреть, как они пустуют, все время хочется их заполнить. Улыбнулась: мне нравится запах выпечки в доме. На кухне было тесно, зато прочие комнаты стояли пустыми. Ее отец сошелся с какой-то женщиной и переехал, забрав с собой часть мебели. В гостиной осталась только пара складных стульев. И перевернутый деревянный сундук, на котором лежали лекарства и грелка.
Тогда я как раз начал встречаться с новой девушкой. Она была из хорошей семьи, слегка высокомерная, долго отказывалась со мной спать, как будто пыталась посадить меня на крючок. После встречи с Шашей я усилил наступление и наконец заманил ее в постель. Разумеется, в итоге был несколько разочарован, хотя и не придал этому значения, чтобы скорее окунуться в новую любовь. Но теперь Шаша каждый вечер ждала в офисе, пока я закончу работу, и если я был один, молча спускалась за мной на улицу, смотрела, как я сажусь в машину и уезжаю. Однажды я не выдержал и снова предложил ее подвезти. А потом случился и второй, и третий раз. Поднимаясь по лестнице в ее квартиру, я всегда чувствовал возвращение той обреченности, съеживался под ее мощным лучом. В такие минуты я понимал, что судьба действительно существует, беги от нее хоть всю жизнь, все равно не сбежишь.
Прошлой зимой я расстался с той девушкой из хорошей семьи. На самом деле было сразу понятно, что мы не подходим друг другу, но я никак не решался это закончить, она была чем-то вроде ширмы, за которой я мог ненадолго спрятаться. После расставания я стал чаще бывать у Шаши. Однажды кто-то из сотрудников увидел, как она садится ко мне в машину. Я догадывался, что весь офис шепчется о нашей связи, возможно, и Большой Бинь о ней знает.
В тот день случился сильный снегопад, я хотел ехать домой, но машина отказывалась заводиться. Долго с ней провозился, в конце концов махнул рукой. Шаша все это время стояла рядом и наблюдала. Ехать к ней не хотелось, но снег распугал всех таксистов, я насилу поймал машину и усадил Шашу в салон. Думал завезти ее в Наньюань, а потом уехать к себе, но водитель сказал, что из Наньюаня поедет в гараж. Озябший и голодный, я поднялся в ее квартиру и съел миску домашней лапши. Лапша была так себе, но я все равно доел и открыл пиво. Шаша хранила большой запас пива той самой марки, на подоконнике стояла целая шеренга банок. Она унесла тарелки, повозилась немного на кухне, затем пришла и объявила, что поставила в духовку шифоновый кекс, еще сказала, что снег за окном так и валит, – видимо, пыталась намекнуть, что мне придется немного задержаться. Потом уселась на стул рядом и радостно протянула мне стакан: можно я тоже выпью? Хочется немного пива.
Она выпила залпом целый стакан, глаза заблестели. Говорит: я записалась на подготовительные курсы, в следующем году хочу попробовать сдать экзамены. Подумала немного и добавила: курсы по вечерам, работе это не помешает. Я молчал. В квартире было жарко, алкоголь проникал в голову. Тело начало гореть, захотелось немедленно завалить ее на кровать. Но другая часть сознания стремилась побороть этот позыв, хоть однажды одержать над ним верх. Шаша тянула пиво, весело на меня поглядывая, как будто наблюдала за творившейся во мне переменой. Потом сказала, что пора проверить кекс на кухне, и наконец ушла. Я взял пульт, у нее не было кабельного, и телевизор показывал всего десять каналов, везде шли новости. “Ливанская долина Бекаа, беженки из Сирии выкапывают траву для еды, с ними трудятся их малолетние дети. Из-за недостатка финансирования десять дней назад ООН прекратила поставки гуманитарной помощи. Люди идут на все, чтобы выжить”. В кухне что-то громко упало. Я отставил пиво. И снова наступила тишина. Из телевизора лилась мелодия, сопровождавшая прогноз погоды, ведущая рассказывала о распределении снега по регионам страны. Я поглядел еще немного в экран, потом встал и пошел на кухню. Шаша, скорчившись, лежала на полу и жадно хватала воздух широко раскрытым ртом. Ее лицо побагровело, казалось, сосуды вот-вот лопнут. Она извивалась от боли, хваталась за шею, из горла рвался сиплый плач. Я присел, снова встал, огляделся, вспомнил о лекарствах на сундуке в гостиной, наверное, это от астмы. Но не двинулся с места, так и застыл у двери. Стоял и смотрел, как она изо всех сил тянет руки, пытаясь до меня дотронуться. Постепенно ее фигура стала расплываться перед глазами. Сердце наполнилось покоем, я словно вознесся на вершину горы и смотрел оттуда вниз, с такой высоты Шаша казалась всего лишь крошечным комочком, копошащимся на земле. Какая ничтожная и бессмысленная жизнь, раздави ее, как червяка, даже следа не останется. Самое время ее раздавить, чтобы больше не докучала. Я всего лишь пользуюсь своим правом, я вправе ее уничтожить. Перед глазами появилось лицо твоего дедушки. Фотография, которую напечатали на поздравлениях с газетного стенда. Кто из них держал в руках гвоздь, глядя на тело под ногами? Тот человек по имени Чэн Шоуи не представлял никакой ценности для мира, да еще стоял на пути у других людей, не давая им показать свою ценность. А раз так, почему его не убрать? Ведь мир станет только лучше. Одни жизни ценятся выше других, одни люди вершат судьбы других, таковы законы нашего мира. Эти мысли белыми молниями проносились в мозгу, озаряя все темные уголки. Голова кружилась, но я чувствовал небывалый подъем.
Когда в глазах прояснилось, Шаша уже не каталась по полу, только корчилась в судорогах, расширенные зрачки уперты в пустоту. Духовка тикала, как бомба с часовым механизмом. По кухне сладким газом плыл запах кекса. Я выглянул на улицу через кухонное окно, обдумывая свои дальнейшие действия. Унести окурки и пустые банки из-под пива, вытереть следы на полу. И еще протереть пульт.
Шаша вдруг дернулась и переползла чуть ближе ко мне. Я решил, что брежу, и отступил на два шага. Она полежала немного и снова зашевелилась. Перевернулась на живот, проползла еще полметра. Немного отдохнула и двинулась дальше, мимо меня, извиваясь в судорогах, как выброшенная на берег рыба. Казалось, Шашу толкает вперед какая-то неведомая сила, в конце концов она пересекла гостиную и доползла до сундука. Приподнялась и схватила один из пузырьков. Дрожа, открутила крышку, опрокинула в себя лекарство. И легла на спину. Судороги постепенно затихли. Тяжело дыша, она медленно перевернулась на бок, подняла голову и посмотрела на меня. Выпученные глаза в запавших глазницах горели, словно вечный огонь на площади. На минуту я застыл от ужаса, потом схватил пальто и выбежал из квартиры.
Метель не прекращалась, ветер лупил по щекам. На нетвердых ногах я брел, хватая ртом воздух. Снег обжигал горло, ее взгляд раз за разом раскатывал сердце катком, точно раскаленный утюг. Я пришел к тете, закрылся в своей комнате и рухнул на кровать. Потом спрятался с головой под одеяло и провалился в кошмары. Многослойные кошмары, из одного выскакивал другой, из другого третий. Помню только, что видел Башню мертвецов. Бассейн с формалином, в нем лицом вниз плавает женщина. Я тянусь к ней, но женщину относит в сторону, дальше и дальше, как листик на ветру. Я слышу ехидный смех, он звучит все громче, колотится в барабанные перепонки. Ха-ха. Ха-ха-ха. Потолок вращается, бесконечно широкий потолок, нет, это вращается небо, но откуда на нем трещина? Я сел в постели. Еще не рассвело, но в комнату проникал слабый свет, морозно-белый, словно отраженный от снега. Я долго смотрел в окно, из которого лился этот свет, пока не убедил себя, что Шаша не умерла. Слез с кровати, зашел в туалет и взглянул на свое отражение в зеркале. За ночь отросла щетина. Вернулся в комнату, закурил. Иссохшая комната медленно наполнялась светом. С сосулек за окном падали капли. Я шагнул к подоконнику, задрал голову и увидел солнце – яркое, огромное, идеально круглое.
В офис я приехал после обеда, все меня ждали. Невольно посмотрел в угол, где сидела Шаша, – никого, и на столе пусто.
Все совещание я таращился в бумаги. Иероглифы скакали перед глазами, подсказывая разные варианты прочтения. Но я не мог уловить их смысл. Взял ручку и проткнул верхний лист бумаги, как будто хотел поймать острогой шуструю рыбу. А рыбы только множились и расплывались в разные стороны. Я бросил ручку на стол, подчиненные разом вскинули головы. Подбежала секретарша, поставила на место упавший стакан, промокнула лужу на столе. Я сказал: мне нужно еще раз обдумать то, о чем мы сегодня говорили. Совещание окончено.
Я решил вздремнуть и улегся грудью на стол. Не знаю, сколько прошло времени, но дверь вдруг скрипнула, и по моим волосам пробежал ветер. Было очень тихо. Только вода продолжала мерно капать со стола. Я обернулся и увидел в дверях Шашу. Ее лицо было наполовину в тени, словно скрытое за железной маской. Мне сразу вспомнилась та собака. Как она тянула голову из канавы. Маска стала медленно приближаться. Клянусь, эту сцену я никогда не забуду, что бы ни случилось дальше. Маска надвигалась на меня сквозь облако густого черного света, неумолимо увеличивалась, черный свет накрывал меня колпаком, не давая пошевелиться. Наконец она подошла ко мне, остановилась, и мое сердце остановилось вместе с ней. Но я по-прежнему слышал тиканье капель – бомба заканчивала обратный отсчет. Я ждал, когда бомба взорвется. И вдруг густой черный свет резко рассеялся. Маска исчезла. Потолочные лампы выхватили ее лицо. Она улыбалась. Не спи так, простудишься. Взмахнула пакетом: принесла тебе вчерашний шифоновый кекс.