«Пежо». Минут через пятнадцать его сменили мужики, примчавшиеся к «скворечнику» на раздолбанном «москвичонке» с блатным ментовским номером. Издали посмотрев на пустой автомобиль, они посовещались и разделились. Белобрысый парень залег под забором, для маскировки накрывшись древней ванной с насквозь проржавевшими стенками. Его рябой напарник кое-как завел своего чихающего «Москвича» и укатил восвояси. Сержант Докин занял свое место на съезде с моста и, привычно манипулируя полосатым жезлом, время от времени посматривал на ванну, под которой самозахоронился белобрысый мент.
Время шло. Серебристый «Пежо» одиноко куковал под мостом. Впоследствии розыскники, в связке с гаишниками пытавшиеся выйти на исполнителя кровавых двойных преступлений — угонов с убийствами, подсчитали: за двое суток непрерывного наблюдения вблизи «Пежо» А791ОН в разное время было зафиксировано присутствие двух бомжей, одной бабки с сумкой-тележкой, полной пустых бутылок, компании из трех неблагополучных подростков с «травкой», шести собак разных пород и одного уличного кота с замашками сексуального террориста, проявляющимися в непреодолимом позыве многократно и обильно метить территорию. Всех двуногих тихо и аккуратно задержали для выяснения личностей. Собак трогать не стали, а толстомордому кошачьему «писарю» лейтенант Сизов, чей приют под дырявой ванной сексуально озабоченный котяра за два часа пометил шесть раз, в первый же день самолично отвесил в вонючее подхвостье такого могучего пинка, что усатый-полосатый взлетел аж на мост, произведя своим неожиданным появлением фурор среди участников дорожного движения.
Примечательно, что запуск кота в средние слои атмосферы состоялся еще на территории Екатеринодарского края, а приземление произошло уже на адыгейской части моста. Таким образом, десантировавшийся мурзик мог быть привлечен к ответственности за нарушение границы, однако изловить хвостатого нарушителя не удалось ни гаишникам, ни водителям, азартно включившимся в преследование.
С особенным удовольствием наблюдал за летящим по параболе котом лейтенант Сизов, который сам дал бескрылому зверю одноразовую путевку в небо. Когда распластанный мурзик с самолетным ревом ушел в темное вечернее небо, Димон Сизов широко улыбнулся, с хрустом потянулся и проникновенно сказал напарнику, прибывшему, чтобы сменить его в сантехнической засаде:
— Звезды-то нынче какие! Как горох!
Тут Сизов сглотнул и сменил тему:
— А что, в столовке сегодня опять был гороховый суп? — спросил он.
Столовая, меню которой живо интересовало лейтенанта, находилась в уютном дворике кулинарного техникума, в двух шагах от Центрального окружного отдела милиции, в трех — от Главного управления внутренних дел края и прямо напротив городской прокуратуры. Уникальное расположение сделало точку общепита своеобразным профессиональным клубом. "Чужие здесь не ходят!" — всякий раз, переступая порог столовой, приговаривал Сизов. Сегодня очередную ментовскую обеденную тусовку лейтенант вынужденно пропустил, о чем его желудок громко сожалел.
— Как думаешь, в столовке осталось еще что-нибудь? — не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, поинтересовался Димон.
Низкорослый Мишаня, вытянув шею, проследил за высокоскоростным перемещением кота, затенявшего созвездия, и профессионально-уважительно подумал о том, что кошачья тень в небе очерчена так же четко, как контур мертвого тела на асфальте. Это сравнение вернуло его к мыслям о работе.
— Ну, я пошел, — решительно сказал Мишаня, устраиваясь на покрытой куском вытертого линолеума картонке, постеленной домовитым Сизовым под маскировочной ванной.
— Удачи, — сочувственно пожелал напарнику Димон.
Он аккуратно, как колпаком, накрыл лежащего Мишаню ванной, мимоходом отметив, что рост метр шестьдесят в этой ситуации является преимуществом.
Спустя полчаса лейтенант уже входил в любимую столовку, чутко принюхиваясь в попытке по запаху определить сегодняшнее меню.
— Первое кончилось, есть макароны и тефтели с подливкой, — смущаясь, сказала щекастая деваха на раздаче.
В столовой работали исключительно учащиеся кулинарного техникума, в основном румяные толстощекие девки из кубанских станиц. Девкам очень нравились мужественные парни, чья служба и опасна, и трудна. Среди захаживавших в столовку голодных ментов преобладали холостяки, которых добрые девушки из кулинарного техникума готовы были кормить не только на общих основаниях, но и частным образом.
— Давай все, что есть, — широким жестом голодный Димон объединил высящиеся за стойкой ведерные кастрюли, отвернулся от раскрасневшейся девицы и обвел взглядом почти пустой зал.
До закрытия заведения оставалось меньше часа — обеденная пора давным-давно закончилась, а ужинать служивый народ предпочитал в других местах. Однако Сизов не любил есть в одиночку, ему нравилось застольное общение, поэтому с полным подносом в руках он направился к столику, за которым увидел знакомого.
Капитан Лазарчук сосредоточенно трапезничал, сидя в углу под рукописным плакатиком "Не забуду, уберу посуду!". Кто-то из коллег капитана размашисто перечеркнул и написал заново часть первой строки трогательно деликатного лозунга. Получилось: "Гадом буду, уберу посуду!" Обновленное двустишие явно отдавало уголовной лирикой, но ментам и работникам прокуратуры этот жанр парадоксальным образом нравился.
— Здоров! — коротко приветствовал Серегу Димон, устраиваясь на свободном стуле.
— Угу, — сдержанно прочавкал в ответ Лазарчук.
Перед ним уже высилась небольшая пирамида из трех пустых тарелок. С четвертой Лазарчук хлебной корочкой подчищал остатки подливки. Делал он это так старательно, что становилось ясно: посуду за собой капитан уберет, но мыть ее необходимости не будет. Оценив рвение едока, Димон сочувственно спросил:
— Тоже без обеда?
— И без завтрака, — ответил капитан. — Спозаранку по тревоге.
Он залпом выпил компот, умудрившись не подавиться плавающими в нем фрагментами неопознанных сухофруктов, и в свою очередь спросил:
— А ты?
— Только што иж ванны, — прошамкал Сизов, набив рот макаронами.
— Так ты ванну принимал?! — спросил Лазарчук таким тоном, каким, вероятно, разговаривал с нераскулаченным папой героический пионер Павлик Морозов.
— Это она меня принимала, — сказал Димон. И, уловив в голосе товарища нотки классовой ненависти, добавил: — В ванне у меня засада была, — после чего поспешил в нескольких словах объяснить ситуацию.
— Понятно, — сказал Лазарчук, придвигая к себе второй стакан компота и блюдце с блинами, скрученными в аккуратные трубочки.
— Морда круглая и конопатая, как блин, — в связи с этим вспомнил Димон.
— У кого? — Лазарчук почему-то оглянулся на раздатчицу.
Димон хихикнул. Капитан вопросительно вздернул бровь.
— Свидетель по делу дал такое описание подозреваемых — двух теток в белых «Жигулях», — криво усмехнулся Сизов. — Если верить маразматическому болтуну, нам надо искать рыжую бабу с конопатой мордой блином и кареглазую шатенку в вишневой помаде. Вообрази себе двойной портретик! Ну, и насколько реально найти фигуранток с такими приметами? Слышь, ты чего?!
Капитан Лазарчук мучительно давился блинчиком, кашляя и роняя крошки и слезы. Он-то без малейшего труда вообразил описанную лейтенантом картинку, потому что видел ее много раз. Лазарчук с большой долей вероятности мог бы назвать коллеге имена искомых баб, а также их адреса и телефоны! К чести капитана, скажем, что он не стал закладывать подруг, хотя намерения его в отношении этих двух женщин немедленно стали отчетливо кровожадными.
— Убью идиоток! — прохрипел Серега, выкашляв непроглоченный кусок блина, и, не обращая внимания на изумленное лицо Сизова, торопливо покинул столовку.
Мы высадили ложного маньяка у той самой поликлиники, с которой начался его путь к приключениям, помахали неуверенно улыбнувшемуся курсанту ручками и поехали дальше.
— Куда? — спросила Ирка, лавируя в потоке машин.
— Давай к Топорковичу, — постановила я. — Покажем ему нашу Спящую красавицу. Думаю, профессор сумеет привести ее в чувство. Честно говоря, очень хочется узнать, чем девицу вырубили.
Подруга согласно кивнула, и я посмотрела на нее с нежностью. Право, немного найдется людей, готовых так легко и просто зайти на огонек в психушку!
Как-то так получается, что мы с Иркой довольно регулярно наведываемся в это медицинское заведение, и руководящий им доктор, профессор Топоркович, уже стал нашим добрым знакомым. Не подумайте плохого, у нас с Иркой нет проблем с головой, и на душевное здоровье мы не жалуемся! Но народную мудрость, рекомендующую не зарекаться от тюрьмы да от сумы, я бы еще дополнила упоминанием дурдома. Во всяком случае, в наших с подружкой приключениях психушка постоянно присутствует: то мы ее штурмом берем, то, наоборот, организуем побег из нее пациента…
Профессор, предупрежденный о нашем визите экстренным звонком с моего мобильника, встретил нас радушно. Лично вышел к воротам, расцеловал нас с Иркой и распорядился о транспортировке нашей пассажирки. Спящая красавица, словно восточная принцесса в паланкине, уплыла на носилках, влекомых двумя дюжими санитарами.
— Профессор, нам бы надо быстренько узнать, что с девушкой случилось, — попросила я.
— Сейчас посмотрим. — Доктор потер ладони и заторопился в здание.
— Мы пока тут погуляем! — крикнула ему вдогонку Ирка.
Мы сели на лавочку возле клумбы, на которой пламенели поздние астры. Больничный сад нежно обняли фиолетовые сумерки. Золотые шары фонарей окружили сияющие нимбы.
— Хорошо-то как! — мечтательно сказала Ирка. — Тихо…
И тут справа от нас, за высоким барьером живой изгороди, что-то грохнуло. Благостную тишину распорол басовитый матерный рык, и над кустами взвился столб белой пыли. Сверкая в свете близкого фонаря, пылинки заплясали в воздухе.
— А… что это? — нервно сглотнула Ирка.
— Пойдем посмотрим? — предложила я, заинтригованная энергичным шевелением кустов.