– Вот-вот, что ему тут понадобилось, интересно? И самой Кошкиной тоже.
– Она хотела проверить слухи о проклятии, – напомнила Женька недавнюю версию.
– Хорошо. Брат тоже хотел проверить? И зачем отец Кошкиной приезжал сюда с сыном и внуком? Нормальный человек поспешил бы забыть о том, что тут произошло. А он по пьяному делу любил предаваться воспоминаниям. Такое впечатление, что монастырь их притягивал, – произнесла я и задумалась, почувствовав тревогу, как будто догадка рвалась наружу, но что-то ей мешало. Так бывает, когда не можешь вспомнить нужную фамилию, она вертится на языке, а не ухватишь. – Маша сказала, незадолго до взрыва ее отец приходил домой, был чем-то обеспокоен. Собирался что-то рассказать матери, но не успел.
– Заподозрил, что их хотят убить? – подсказала Женька, но я не ответила. – Не понимаю, какие у тебя могут быть сомнения? – бегая по комнате, говорила она. – По мне, так все совершенно ясно.
– Это я уже слышала.
– Что делать будем? В город ехать уже поздно, если только там заночевать.
– Зачем тебе в город?
– Поговорить с ментами.
– Давай дождемся результатов вскрытия. Если это убийство, то…
– А если нет? – буркнула Женька и села рядом. – Анфиса, а вдруг это правда какое-то колдовство? Я вот думаю, толкнуть человека в яму, конечно, можно и утопить или, к примеру, деревом придавить. Но молния… как-то это слишком. Я бы даже могла допустить, что все эти смерти и правда случайны, но ведь кто-то написал цифру «25» на памятнике, а еще волки выли…
Я посмотрела на Женьку с несколько ошалелым видом, потом ткнула в нее пальцем и произнесла:
– Надпись появилась после гибели Натальи?
– По крайней мере в ту же ночь или утром. А что?
– Предположим, некто знал, чья она внучка, и очень хотел, чтобы ее смерть выглядела как очередная расплата за грехи отцов.
– То есть… – медленно произнесла Женька. – Он хотел скрыть истинную причину убийства?
– Если это все-таки убийство, – сочла нужным поправить ее я.
– Не зли меня. Конечно, убийство. Но за что ее могли убить? Наследство и прочее смело можно исключить, Ребенок? А что? Возможно, люди, взявшие на воспитание малыша…
– Не увлекайся. Ей вряд ли сказали, кто они такие. Искать надо в монастыре. Почему-то она продолжала оставаться там, хотя ее телесная чистота под сомнением. И почему-то после войны охранники остались здесь, – пробормотала я. – Возвращаемся к исходной точке. Нам надо найти ее любовника.
– Хорошо, – легко согласилась Женька. – Давай идею.
– Попробуем поговорить с художником.
– Сейчас пойдем? – воодушевилась Женька.
– Пожалуй, уже поздно. Назад возвращаться придется в темноте. Хотя можно переночевать у Полины Ивановны, она нас в гости звала.
– А если попросить Илью нам помочь? Наша машина там не пройдет, – озарило Женьку. – А на его тачке до деревни доедем за десять минут. Думаю, он не откажет.
– Как ты ему объяснишь, что нам в Прохоровке понадобилось?
– Скажем, знакомую навестить решили. Ну так что? Идем, – решительно позвала она.
Мы поднялись на второй этаж и постучали в тринадцатый номер. Женькина манера открывать дверь, не дождавшись разрешения, всегда меня возмущала. Вот и сейчас, стукнув раз, она распахнула дверь и сделала шаг. Илья стоял в джинсах, держа рубаху в руке. Женька замерла с открытым ртом, а я поначалу смутилась и даже покраснела от досады за допущенную бестактность. Потом челюсть у меня тоже отвисла. И причиной тому были вовсе не достоинства фигуры Ильи, хоть там было на что посмотреть. Все дело в его руках, точнее, в татуировке. От локтей шла затейливая вязь и сходилась под лопатками. Впечатление было, что это два темных сложенных крыла.
Итак, мы замерли в дверях с открытыми ртами, а он спокойно набросил рубашку на плечи и, застегивая пуговицы, спросил:
– Опять что-нибудь случилось?
– Да вроде нет, – ответила Женька.
– Две минуты – и я готов.
– Что это у тебя за татуировка? – спросила я, решив не церемониться.
– Нравится? – улыбнулся он. – Мне тоже понравилось. Кстати, мне ее делал очень известный мастер.
– Не сомневаюсь. И где обретаются такие известные мастера?
– В Москве. Могу дать адрес.
– Можно взглянуть на крылья поближе? – расцвела в улыбке Женька.
– Давай выберем другое время, – подмигнул он ей, но, решив, что шутка не прошла, молча расстегнул рубаху. – Любуйтесь на здоровье. За вами ответный стриптиз.
Мы изучали рисунок, забыв о приличиях, Женька водила пальцем по спине и рукам Ильи и вынесла вердикт:
– Это руны.
Я согласно кивнула.
– Что это? – заинтересовался Илья.
– Руны. – Женька сразу же принялась хвастать своими познаниями. – Древние письмена с символическим значением.
– Да что вы говорите? – удивился он, глядя на нас с усмешкой. – И всю эту фигню на мне можно прочитать?
Женька уставилась на меня, как будто всерьез ожидала, что я в самом деле на такое способна. Я попыталась вспомнить хоть что-нибудь, ткнула пальцем в знакомый знак «зиг», столь популярный у фашистов, и бодро сообщила:
– Это символ солнца, считалось, что он защищает от демонических существ. Вот этот знак «жизнь» одновременно является символом и счастья и несчастья, это знак «турс», его использовали в колдовстве, а вот этот «белка» – символ скота и богатства.
– И что получилось? – необыкновенно заинтересовался Илья.
– Ничего, – буркнула я. – Что может получиться, если я помню всего несколько знаков?
– Ты сумела произвести впечатление, – серьезно кивнул он. – Потому что я ни одного не знал, кроме свастики, конечно. Из-за свастики сомневался, стоит ли выбирать этот рисунок, но мне объяснили, что это символ солнца у древних славян.
– Хочешь сказать, ты знать не знал, чем себя украшаешь? – возмутилась Женька.
– Что я должен был знать? – удивился Илья. – Для меня это просто красивый рисунок. А для вас нет?
– Анфиса считает, что с такими вещами не шутят. Когда мы в Норвегию ездили, я хотела сувенир купить, подвеску в виде бубна саамского шамана, тоже с рунами. Но Анфиса меня отговорила, потому что энергетика сильная, и когда нет ума понять, как все это можно использовать, лучше не соваться.
– Должно быть, у меня тоже ума нет, – пригорюнился Илья. – Потому что я даже представить не могу, что этим вообще можно как-то пользоваться. Надо будет в Интернете пошарить, глядишь, найду что толковое и научусь, к примеру, оборачиваться волком.
– Почему именно волком? – насторожилась Женька.
– Хорошо, вороной. Вы не против? А теперь, с вашего позволения, я надену рубашку. Нас ждут к ужину. – Он надел рубашку, прошел к двери, распахнул ее перед нами и сказал: – Прошу.
За столом Женька все больше молчала, а когда я попыталась обратиться к Илье с просьбой отвезти нас в Прохоровку, так пнула меня ногой под столом, что едва его не опрокинула.
– Я не понял, что должен сделать для вас? – спросил Илья.
Я торопливо ответила:
– Нет-нет, ничего, – и послала Женьке благодарный взгляд.
– Как вы смотрите на то, чтобы скоротать вечер за приятной беседой? – задал вопрос Илья, когда ужин подошел к концу.
– Не сегодня, – выжала из себя улыбку Женька. – Надо поработать над статьей.
– Жаль, а я на это рассчитывал, – улыбнулся он и посмотрел на подружку со значением. Она тяжко вздохнула, разрываясь между двумя желаниями: узнать, каков этот тип в постели, и разгадать местные тайны. Тайны победили.
Мы вернулись в комнату, и Женька принялась мне выговаривать:
– Ты что, с ума сошла, болтать ему о Прохоровке?
– Это же была твоя идея.
– Моя. Но тогда он был просто на подозрении, а теперь… Анфиса, неужто человек действительно может превратиться в волка, нарисовав на себе тайный знак?
– Дурища, – не выдержала я.
– А почему он тогда про волка вспомнил? Ничего мне не говори, – замахала она руками. – Этот тип у меня теперь подозреваемый номер один. Когда он приехал? Вчера вечером, а утром Наталью нашли, и волки выли белым днем, а этого разрисованного в гостинице не было.
– Думаешь, это таинственный любовник Натальи?
Женька почесала нос.
– У меня от всех этих тайн голова кругом идет. Одно я знаю точно: не зря он здесь появился. Из Москвы приехал, рыбу ловить. Как бы не так. Где это видано, чтоб мужик за тысячу километров в одиночку на рыбалку ехал с одной бутылкой коньяка? Полный бред. И татуировки эти – врет он, что они ничего не значат, тогда зачем они ему?
– Красиво, – пожала я плечами.
– «Красиво», – передразнила Женька. – Все началось в полнолуние, когда оборотням раздолье, а этот весь в знаках. Хорошо, – скривилась она, видя возмущение ее дремучестью на моей физиономии. – Допустим, он не бегает под луной в волчьей шкуре, но такому, как он, соблазнить девушку пара пустяков. С этим ты спорить не будешь.
– Не буду.
– Вот. А потом из нее веревки вить. Я, когда на него смотрю, с трудом сдерживаюсь от вопля: «владей мною», а я человек закаленный и на своем веку видела всяких типов, а тут деревенская девчонка. Крышу снесет на счет раз, и будешь делать все, что любимый прикажет.
Я только вздохнула. И в самом деле, такое более чем вероятно.
– Но какую цель он преследует, появившись здесь? – спросила я.
– Откуда мне знать? Нам он об этом уж точно не скажет. Слушай, а если он с местным колдуном заодно, со Славой этим? Мочат граждан в свое удовольствие, вот тебе и рыбалка.
– Да, – посетовала я. – Подозреваемых пруд пруди, и никаких ценных идей.
– Мы художника навестить хотели, вот с него и начнем. Пошли. – Но вместо того, чтобы направиться к двери, Женька шагнула к окну.
– Ты чего? – удивилась я.
– Пусть думают, что мы в комнате, занавески задернем, дверь запрем.
Поразмышляв немного, я пришла к выводу, что подруга, пожалуй, права, и мы полезли в окно. Я надеялась, что до темноты мы успеем вернуться. При мысли, что ночью придется идти по лесу, становилось не по себе. Женька выбралась первой и помогла спуститься мне, прикрыла окно и, стараясь идти бесшумно, направилась к калитке. На дорогу выходить было неразумно, нас могли увидеть из гостиницы. И мы пошли вдоль картофельного поля, потом по одной из тропинок спустились к озеру. Я поглядывала на часы.