Волкова мы обнаружили в яме.
– Привет, – обрадовался он. – Как себя чувствуете?
– Отлично, – ответила Женька.
– Козлов небылицы болтает, якобы вы в лесу плутали, он вас потерял, всю ночь рыскал по лесу и совсем отчаялся вас найти, а вы чудесным образом оказались в деревне.
– Ага, сами не знаем, как выбрались, – вздохнула Женька и добавила: – Повезло.
– Да? – он вроде бы в этом усомнился. – Что там видели интересного, в зоне, я имею в виду?
– Да ничего интересного. Лес да болота. Компас, правда, дурил…
– Козлов насмерть перепуган, трясется весь, мы его успокоить не могли. Вы там с нечистой силой случайно не встретились? – Герман хохотнул и нам подмигнул.
– Обошлось, – ответила Женька. – Поплутать пришлось, а так ничего особенного.
– До брошенной деревни не дошли?
– Нет. Трусоват твой Козлов. Сказал, дальше Черного озера ни шагу.
– Может, и правильно, – пожал плечами Герман.
– Ты вот что скажи, следователь вчера приезжал? – спросила я.
– Приезжали, втроем. Целый день здесь болтались.
– И что?
– А кто их знает? – вновь пожал он плечами. – Я и так и эдак выспрашивал, но ничего толкового не услышал.
– Как работа? – кивнув на плиту, задала я вопрос. Было заметно, что завал уменьшился, плиту удалось освободить примерно на три четверти.
– Торопимся, – ответил Волков. – Очень хочется узнать, что там. Вчера допоздна работали, и сегодня с раннего утра на ногах. – Он огляделся и перешел на шепот: – Если честно, я за нее боюсь.
– За кого? – растерялась я.
– За плиту, естественно. Ведь кто-то уже пытался… Сегодня мы захватили палатку, будем здесь ночевать.
– В раскопе?
– Матушка не разрешает в монастыре на ночь оставаться. Вот глупость, – с досадой покачал он головой. – Я почти уверен, это могила Ефросиньи.
– Ну и что? Там же просто кости, – сморщила Женька нос.
– Кости… – передразнил Герман. – Это же подтверждение легенды. Понимаете?
– Да ладно, не кипятись, – махнула подружка рукой. – Лишь бы тебе в радость.
Мы еще немного поболтали, потом Волков вернулся к работе, а мы стали наблюдать за процессом.
– Надо идти в Прохоровку, – сказала Женька.
– Зачем?
– Глупый вопрос.
– И вовсе не глупый. Что ты скажешь своему Пашке? Ты нас на кладбище привез? Он пошлет тебя подальше и будет прав. А три свидетеля подтвердят, что он всю ночь с ними рыбу ловил. Давай дождемся Илью, он лучше знает, что делать.
Женька скроила презрительную мину, но возражать не стала.
– Пойдем на озеро, что ли, чего тут сидеть, – предложила она.
– Герман, – позвала я. – Илья придет, скажи ему, что мы на озере.
– Хорошо, – крикнул он, занятый работой.
Ждать Илью пришлось долго, мы успели дважды искупаться и даже позагорать. Женьке на месте не сиделось, стало ясно: ее душа жаждет подвигов. Наконец мы услышали шаги, и Илья позвал:
– Эй, где вы?
– Здесь, – откликнулась Женька, вскакивая. – Где тебя носило?
– В отличие от вас я провожу время с пользой.
– Да, и что такого ты узнал?
– Об этом потом. – Он взглянул на часы. – Самое время обедать.
– Ты что, так и будешь молчать? – возмутилась Женька по дороге в гостиницу.
– Я не люблю делать преждевременные выводы. Сейчас я занят сбором информации.
– Ой, ой, ой, – передразнила подружка. – Занят он.
– Вы лучше скажите, на кой хрен вас в эту зону понесло?
– Здрасьте. Мы же надеялись отыскать деревню, где Слава живет.
– Зачем?
– Чтобы с ним поговорить, естественно.
– Для этого по лесу бродить без надобности. Это не ваш Слава на веранде сидит?
Мы замерли на месте, приглядываясь. В самом деле, на веранде кто-то сидел. Ускорив шаги, мы очень быстро смогли убедиться: Слава действительно сидит за столом в одиночестве и пьет чай.
– Я решил воспользоваться колдовскими рунами, – с серьезным выражением на физиономии сказал Илья. – Одно простенькое заклинание, и злой колдун уже здесь.
Мы поднялись на веранду. Заслышав шаги, Слава обернулся.
– Здравствуйте, – растерянно поздоровалась я; хоть мы с Женькой и жаждали с ним встретиться, но теперь я вовсе не была уверена, что он захочет отвечать на наши вопросы.
– Что, водил вас леший этой ночью? – хитро подмигнув, сказал Слава.
Женька моргнула и уставилась на него в немом изумлении, после некоторой паузы пискнула:
– Откуда вы знаете?
– Вижу хорошо. Бывает, за сотню верст вижу.
Мы не нашли, что на это ответить, а вот Илья усмехнулся и сказал:
– Слышите вы, я полагаю, тоже хорошо, об этом вся деревня болтает.
Слава засмеялся, а мы с Женькой почувствовали себя идиотками.
– Знакомьтесь, – продолжал Илья, подходя к столу, за которым сидел Слава. – Велесов Вячеслав Иванович. Отомрите, – разрешил он, насмешливо взглянув на нас, и добавил: – Я же сказал, пока вы шастали по лесу без всякого толка, я зря время не терял.
– Но как тебе удалось?.. – удивилась я.
– Вы в каком веке живете? Правильно, в двадцать первом. Я обожаю фэнтези, но в нашем мире, к сожалению, для волшебства места почти не осталось. Вот и Вячеслав Иванович не только волшебник, но и по совместительству егерь охотхозяйства «Заречье», что в соседней области. Область соседняя, но до «Заречья» отсюда всего двенадцать километров. Верно я говорю, Вячеслав Иванович? – спросил Илья.
– Верно, – улыбнулся тот.
– Глава тамошней милиции Вячеслава Ивановича хорошо знает, будучи страстным охотником.
– Значит, не было никакой деревни? – жалко прошептала Женька. – И все это выдумки?
– Почему же, – усмехнулся Слава. – Была деревня. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.
Мы сели, он нам подмигнул и опять улыбнулся.
– Была деревня, – продолжал он, – дальше, в болотах, называлась Велесово. Жили люди, своему богу молились.
– Это какому же? – насторожилась подружка.
– А бог – он у всех один. Как ни назови.
– Но… как же… все эти рассказы…
– Людей хлебом не корми, дай языком почесать.
– А это… – робко кивнула я на татуировки, покрывающие его руки.
– Это? Это для того, чтобы с богом разговаривать было удобнее. Все мужчины в нашем роду носили такие. Оттого и прослыли колдунами. Люди, когда чего-то не понимают, начинают бояться. В этом смысле мир за последнюю тысячу лет совсем не изменился. Припрет нужда – бегут к знахарю: помоги. А дождь зарядит – колдуны напасть наслали, надо их дома жечь и их самих извести под самый корень. Вот мои предки и обосновались на болоте, подальше от людей. Если тропу через болото не знаешь, то и сгинешь. Любопытных у нас не жаловали.
– А что случилось потом? – спросила я.
Слава ответил не сразу.
– Вырождаться деревня стала. На чужих жениться был запрет, а велесовские промеж собой все родня. После революции в деревне жило всего-то человек тридцать, так дед сказывал, а перед самой войной начался мор, эпидемия по-современному. И остались из всех только дед мой да его дочь, моя мать.
– И она… покинула деревню? – робко поинтересовалась я.
– Дед приказал. Боялся, что она одна останется, как он помрет. Только пользы ей это не принесло. Среди людей она была как в пустыне. Хотела в деревню вернуться, да дед запретил. Вышла замуж, хоть и знала, что без любви грех это. И стала ее душа странствовать, улетит далеко-далеко, бывало, что назад дорогу с большим трудом отыскать могла.
– Летаргический сон, – пробормотала Женька.
– Это по-вашему. А по-нашему – странствие.
– И в одно из таких странствий ее похоронили?
– Она дорогу искала, к любимому. И нашла.
– Как странно вы это сказали, – подумала я вслух. – Крест, что вы у монастыря поставили, он кому предназначен?
– Матери. Жене моей покойной. Ефросиньюшке. Всем, чья любовь их самих пережила. Вон сколько времени прошло, а люди о них все легенды слагают.
– Ваша мать похоронена здесь?
– Нет, – покачал головой Слава и промолчал, а я не решилась спросить, где.
– Мы думали, крест пленным немцам поставили, что здесь погибли, – сказала Женька. – На нем кто-то цифру «25» написал, вот мы и решили, что…
– Девушки решили, что бывшие охранники лагеря и их родня пали от рук неизвестных мстителей, к коим отнесли и вас, Слава, – усмехнулся Илья. – Простите им их фантазии.
– Мстить жителям деревни и их родне некому, а главное, не за что, – усмехнулся Слава.
– Почему вы так уверены? – возмутилась Женька. – У нас есть сведения, что храм взорвали они и…
– Храм взорвал муж моей матери, – спокойно ответил Слава, и пока мы пытались прийти в себя от этой новости, с грустной улыбкой отодвинул чашку и сказал: – Вам, небось, уже рассказали, что она влюбилась в пленного? Ну вот. А муж узнал. Сердце у него было чернее ночи, и не осталось в нем любви, только ненависть.
– Откуда вам знать, что произошло тогда? – насупилась Женька.
Слава пожал плечами:
– Кое-что дед рассказал, кое-что люди, о чем-то сам догадался.
– Это просто невероятно, – покачала я головой и, тут же вспомнив слова Волкова, вздохнула. У начальника строительства были возможности этот «подвиг» совершить, а главное, замять дело. – Он же… Хорошо, допустим, он ненавидел соперника, но там ведь… господи… – Я едва не заревела, так мне стало страшно. Слава посмотрел на меня и легонько погладил по руке:
– Ну, ну, будет… дело давнее, что должно быть, того не миновать.
– Значит, нет никакого проклятия? – с большой обидой спросила Женька.
– Как нет, есть, конечно, – вновь улыбнулся Слава. – Проклятье золота.
При слове «золото» Женька навострила уши.
– Какого золота? – спросила она.
– Того самого, из-за которого дядя Ефросиньи ее в монастырь отправил. Вы что ж, легенду не слышали?
– Про золото там ничего не было, – нахмурилась Женька.
– Ну как же… После ее смерти дядя исчез и вместе с ним золото, что он получил по наследству. Искали и его, и добро, говорят, долго искали, и никому невдомек было, что они тут, рядышком. В гробнице Ефросиньи. Парень супостата туда живьем положил, вместе с его золотом, чтоб он им подавился. А золото-то он проклял, Ефросинью же похоронил на вольном просторе, под березкой, той, что она так любила.