Полтора месяца мы провели в непонятных и ненужных путешествиях по горам, с остановками в больших центрах с большевистски настроенным населением. Этими пунктами были: Белорецк, Авзяно-Петровск и заводы Кана-Никольский и Преображенский. Наконец, в последних числах июня мы пришли в район реки Ик, где нам указали район фронта верст 60 северо-восточнее Оренбурга. Если бы мы выступили из Троицка спустя месяц, как об этом мы просили, и были бы отправлены на указанный нам участок фронта по железной дороге, то мы прибыли бы на место на несколько дней раньше, притом в качестве действительно боеспособного войска. Очевидно, на самом деле ни ставка, ни ген. Белов не желали этого. На фронте я получил письмо от приятеля из ставки, который сообщал о происходившем в его присутствии разговоре между начальствующими лицами ставки о нашем отряде, при чем один из них воскликнул: «А они все-таки сформировались!».
Деятельность нашего корпуса, ввиду его малочисленности, не может дать никакого понятия о фронтовых операциях Колчака, ибо на фронте работали три армии, состоявшие каждая из 3–5 корпусов. Поэтому, опуская подробности, я коснусь нашей деятельности на фронте лишь постольку, поскольку это необходимо для уяснения ужасной катастрофы, разразившейся в Сибири зимой 1919–1920 г.
Еще во время нашего блуждания по Уральским горам ген. Белов сообщил нашему штабу, что в наших полках ведется усиленная большевистская пропаганда. Организованная на скорую руку, перед выступлением на фронт, контр-разведка никаких сведений дать не могла, и ген. Галкин просил штаб армии сообщить хоть один факт, который мог бы облегчить выслеживание пропагандистов, но штаб ничего не ответил. Заняв фронт, мы все-таки действовали с осторожностью и для испытания ввели в дело только один полк; в первую же ночь из этого полка перешли полностью на сторону красных две роты. При расследовании этого случая выяснилось, что роты были обмануты младшим комсоставом и выведены якобы на разведку. Это доказывало, что в полках работает большевистская организация. В тот же день поймали двух солдат, которые пытались перейти фронт. При допросе они подтвердили наши подозрения и дали нам некоторые нити, способствовавшие раскрытию этой организации.
Результаты расследования обнаружили неожиданную картину: красные агенты, будучи везде и всюду дисциплинированными бойцами, проникли даже в младший комсостав. Своими рассказами о насилиях и пытках, перенесенных ими от красных, они приобрели доверие командного состава полка, и некоторые из них попали даже в контр-разведку. В последние дни марта у них было решено перебить всех офицеров и перейти на сторону красных. Были уже выбраны новые командиры из членов организации. У одного из выбранных командиров полка во время обыска нашли сорок тысяч рублей керенками. Самая организация возникла и оформилась за время переходов по Уральским горам.
После того, как все участники большевистской организации в количестве более 100 человек были преданы суду, а остальные, менее виновные, расформированы для обслуживания тыла и обоза, полки, хотя и значительно уменьшившиеся во время двухмесячных почти беспрерывных боев, выказали такие геройство, отвагу и боеспособность, какие я редко наблюдал даже во время германской войны.
Широкие операционные планы командующего южной армией остались мне неизвестными, и потому я не берусь о них судить. Но многие события на фронте в июле и августе свидетельствовали о том, что распоряжения командира южной армии не заслуживают доверия. Казачий корпус, как конница, остался совсем неиспользованным и стоял все время на позиции против красной пехоты под Оренбургом. Наступление моей дивизии в конце июля от Красной Мечети, в котором участвовали два полка и казачья бригада Степанова, было остановлено ген. Беловым на р. Белой. Продвинувшись на 40 верст вперед, уничтожив два красных полка, отобрав у них артиллерию и окончательно разгромив еще два других красных полка, мы прорвали красный фронт и очистили путь в Стерлитамак. Это было в то время, когда западная армия отступала в златоустинском направлении. После этого у нас немедленно отобрали казачью бригаду, и мы не могли использовать результатов своего успеха.
Потерявши, связь с западной армией, южная армия осталась совершенно изолированной на фронте Оренбург-Авзяно-Петровск-Белорецк. Положение было таково, что нужно было немедленно решить: отступать ли вместе с западной армией в Сибирь или двинуться вперед с целью соединиться с деникинской армией. Я знаю, что ее командиры корпусов просили ген. Виттенкопфа-Белова избрать последнее направление, но Белов в продолжение трех дней не принял никаких мер и только оттянул правый фланг своей армии.
Разумеется, красные использовали это время, собрали против наших слабых и широко растянутых частей превосходные силы и 11 августа перешли в наступление. Мы выполняли приказ и отчаянно защищались, несмотря на всю нецелесообразность такой защиты, ибо полк в 500–600 штыков не мог защищать гористую линию фронта на протяжении 15–20 верст. Поэтому после двухдневных жестоких боев нас принудили отступать; только тогда ген. Белов решил отступить всей армией, только уже не в Сибирь, а в Туркестан, двигаясь по Ташкентской ж. д.
Трудно теперь сказать, были ли такого рода решения со стороны Белова результатом серьезно продуманного предприятия, или это была простая измена[9]. Если когда-нибудь будущая Россия заинтересуется этой войной и историей разгрома армии Колчака, освещение этого вопроса будет в высшей степени интересным. Поэтому остановлюсь на этом вопросе ближе.
В начале августа. 1919 г, южная армия заняла фронт от Верхне-Уральска до реки Белой и дальше через реку Сакмару, на 10 верст западнее устья реки Ик, двигаясь дальше мимо южной часта Оренбурга, где левый фланг корпуса оренбургских казаков держал связь с уральскими. Уже в конце июля красные повели сильное наступление на стык между нашей армией и казачьим корпусом. Красные и здесь имели некоторые успехи, о чем они сообщали в своих газетах, которые мы захватили во время наступления в конце июля. Но уже в середине августа при попытке окружить южную армию красные повели сильное наступление на наш центр в районе XI корпуса. В то же время ген. Белов решает отступать не в Сибирь, где была надежда опять соединиться с западной армией и где путь отступления, начиная от области южнее Кустаная на Кокчетав, идет через населенные пункты к богатые хлебом области, а в Ташкент, на юг, в то время как противник энергичным наступлением отодвигает нас все дальше и дальше на восток. Генерал Белов решил всю южную армию, фронт которой был более 400 верст, собрать в районе Актюбинска, т.-е. на одном краю района армии, позади левого фланга, чтобы оттуда по жел.-дор. магистрали двинуться на Аральское море, ибо в другом месте из-за песков пустыни дорог не было. Туркестан вместе с Ташкентом, как известно, в то время находился в руках красных.
Чтобы исполнить это задание, ген. Белов, как нам сообщил штаб армии, принял следующие меры: для занятия узкого дефиле у станции «Аральское море» послал специально сформированный Туркестанский корпус, который; по якобы уже полученным сведениям, занял эту станцию и выходит из узкого дефиле. Силы красных будто бы очень ничтожны и отступают, стараясь спастись на острове в Аральском море, куда они увозят все запасы и всю флотилию Аральского моря. Чтобы снабдить нашу армию хлебом, послано около миллиона пудов муки и пшеницы, а для снабжения пустынных мест водой заготовлены в достаточном количестве «бурдюки» (кожаные мешки, в которых восточные жители носят и хранят воду). Эти бурдюки будут подвозиться на верблюдах, реквизированных у киргизов. Для проведения этого плана уже выслан специальный отряд. Казалось бы, что все уже предусмотрено, и что нам осталось только трудное фланговое передвижение всей армии под энергичным давлением противника, в Актюбинском направлении.
Перспективы сосредоточиться в Туркестане на всю зиму и за это время окончательно сформироваться и превратиться в действительно боеспособные полки, выставив для безопасности только сильное сторожевое охранение у Аральского моря, — были весьма заманчивы для всей армии. Кроме того, мы не потеряли надежды, что нам удается создать тесную связь с Деникиным по Закаспийской ж. д. и через Каспийское море и Баку, ибо по нашим сведениям эта жел. дорога находилась в руках англичан.
Все это, вместе взятое, пробудило большую энергию, с которой мы взялись за исполнение задания с целью сосредоточиться у Актюбинска. Корпусу ген. Бакича (IV), находившемуся на правом фланге армии, нужно было пройти огромное расстояние; чтобы облегчить его задачу, центр и левый фланг армии оказывали упорное сопротивление красным, которые все еще энергично и беспрерывно наступали на стык между казачьим и XI корпусом. Во многих боях наши полки выказали геройство и стойкость.
Насколько мне известно из наблюдений, наши силы были весьма ничтожны, и перевес всегда был на стороне красных, которые имели вдвое больше сил, чем мы. Поэтому нам не удалось удержать некоторые позиции, указанные в приказах Белова. В силу этих обстоятельств IV корпус не мог выполнить задания; он оторвался от армии и стал отступать самостоятельно в кустанайском направлении, в то время как остальные три корпуса уже в начале сентября были стянуты к Актюбинску и могли начать планомерное отступление по указанному направлению.
4 сентября мы были еще верстах в 20 от Актюбинска, когда получилось известие, что город заняли подошедшие с другой стороны большевики. Так как мы перенесли слишком много боев на фронте, то не могли выделить даже маленького отряда для арьергардных боев. Поэтому, указав полку направление для дальнейшего отступления, я поспешил к ген. Галкину, чтобы узнать ближайший план деятельности. Но он мне рассказал так много неожиданного, что не было никакого сомнения в том, что мы нарочно отданы красным. Дорогу у Аральского моря не только не очистили от красных, но, наоборот, весь Туркестанский корпус, состоявший из двух необученных резервных полков, высланный для этой цели, просто-напросто разбежался, очистив красным дорогу в наш тыл. Не было также отправлено никаких продуктов в наш тыл и не было заготовлено обещанных «бурдюков». Сам генерал Белов