По словам Федотова, полученные от казны многомиллионные авансы пущены в спекуляцию по покупке и продаже разных товаров, об исполнении заказов думают только немногие, и в результате армия останется без необходимейших предметов снабжения.
14 мая. [На обратном пути в Омск] встретили поезд междусоюзного контроля десять brand new пульмановских вагонов К.-В. железной дороги под двумя паровозами. Этим у фронта отнимается минимум два поездных состава и в такое время, когда каждый вагон остро нужен.
Едут якобы знакомиться с состоянием фронтовых дорог, а на самом деле катаются. Ведь это все старые, опытные железнодорожники, для которых достаточно донесений сотен сидящих всюду агентов и инспекторов для того, чтобы знать действительное состояние дорог.
Едут под флагом важного дела, а в действительности преследуют только интересы собственного любопытства и развлечения; очень приятно проехаться по незнакомой Сибири, в чудное весеннее время, повидать близко разные события, заглянуть «на фронт»…
Вагоны великолепны, буфет, повара и вина первоклассные, удобства путешествия исключительные, до вагона с машинистками manches-courtes включительно; едут, как избавители и благодетели. Ну, — а остановка и без того хромающего движения и задержка движения на фронт продовольствия, снаряжения и одежды — это такие «пустяки» сравнительно с теми великими благодеяниями, которые принесет пробег этого великолепного поезда! Я искренно пожалел, что красные не спустили его около Тайшета под откос — вагоны блиндированные, и членовредительства не было бы.
Ведь и без того наши несчастные дороги стонут от экстренных поездов верховного, Лебедева, Гайды, разных чешских начальников, высоких комиссаров и прочих спасителей.
Все эти междусоюзные господа не в состоянии сообразить, что их ослепительный пробег взад и вперед нужен только им самим. Выдумали, что нас надо учить, как распоряжаться своими дорогами; нам нужны не их советы, не их вмешательство, не их поездки, а присылка нам паровозов, запасных частей и масла; тогда и мы справимся по-своему, не на первый, быть может, сорт, но не хуже иностранцев; насколько я успел познакомиться с работой министерства путей сообщения, то, кажется, это единственное, работа коего заслуживает полного одобрения и в котором рули управления в надежных и знающих руках.
Вместо советов лучше бы помогли реально поддержанию порядка на железных дорогах, понимая под этим не станции и рельсы, а всю полосу дороги. Если бы в полосе железных дорог был порядок, то тогда было бы легко иметь полный порядок и в эксплоатации. Что толку в том, что американские диспетчеры прибавят 1/4 поезда в сутки, когда красноярские и тасеевские большевики спустят под откосы в десять раз большие количества вагонов.
Нужна моральная и материальная поддержка в самых широких и искренних размерах, а не советы, руководства, назойливые опекуны и прочие прелести наличной интервенции, навалившиеся на нас, как какие-то новые египетские казни.
15 мая. Вернулись в пыльный и душный Омск. Был на оперативном докладе в ставке; последние сводки мне очень не нравятся, так как несомненно на фронте Западной армии инициатива перешла в руки красных, наше наступление выдохлось, и армия катится назад, неспособная уже за что-нибудь зацепиться. Наступление красных обозначилось уже определенно по двум направлениям: вдоль Самаро-Златоустовской железной дороги и в разрез между Сибирской и Западной армиями. Ставка не понимает положения и позволяет Сибирской армии наступать на Глазовском направлении. Одна лошадь в паре пятится назад, другая прет вперед. Направление в разрез армий ничем не прикрыто и, по мере продвижения сибиряков вперед, их положение делается все опаснее. Когда я указал это генерал-квартирмейстеру ставки, то тот сослался на наличие в Екатеринбурге больших резервов и добавил, что с введением в дело резерва Каппеля на фронте Западной армии все перевернется опять в нашу выгоду.
Таким образом вся судьба зауральской кампании висит на двух кучах совершенно неготового к бою сырья, без артиллерии, без средств связи, не обстрелянного, не умеющего маневрировать; я не видел войск группы Каппеля, но и без того понимаю, что за несколько зимних сибирских месяцев и при условиях современной стоянки было абсолютно невозможно сформировать годные для боя части. Как подкрепления успеха такие части могли еще пригодиться, но, выдвинутые в расшатанный и катящийся назад фронт Западной армии, они не в состоянии помочь делу; фронт же Западной армии и расшатан и катится неудержимо назад, что ясно чувствуется из туманных, загримированных и старающихся сохранить лицо донесений штаба этой армии; не подлежит сомнению, что потеряна способность сопротивления, что хуже крупного поражения.
Временами пытаюсь поймать себя в ошибочности своих мрачных расчетов, но действительность не дает мне по этой части никакой лазейки; вижу перед собой непомерно растянутый фронт; растрепанные, полуголые и босые, истомленные и вымотанные в конец части; молодое, очень храброе, но неопытное и неискусное в управлении войсками и в маневрировании начальство; самоуверенные, враждующие между собой и не особенно грамотные по полководческой части штабы, армий, автономные, завистливые, неспособные друг другу помочь; самонадеянную, бездарную, безграмотную по стратегии и организации ставку, далекую от армии и неспособную разобраться в происходящем; никаких ресурсов по части готовых для боя резервов; никаких планов текущей операции, кроме задорного желания изменить неуспех в успехе… и очень мало надежды на то, что все сие преходяще и может измениться в лучшую сторону.
То же, что делает сейчас ставка, есть безнадежное цеплянье за возможность какого-то чудесного переворота в нашу пользу; идет игра на авоську: а вдруг красные выдохнутся или подброшенные резервы сразу изменят положение.
Все это приемы, недостойные крупной игры, показывающие, что, вместо мастеров, игру ведут авоськи да небоськи самого мелкого калибра.
В тылах тоже неблагополучно; серьезное восстание расползается в Кустанайском уезде; туда послан казачий генерал Волков, известный своей решительностью; сегодня он уже доносит, что две главные банды им настигнуты и истреблены. Вообще же на восстания в тылу ставка обращает слишком мало внимания и начинает тревожиться только, если это отзывается на подвозе или вызывает посылку войск; посмотреть поглубже и повнимательнее на это движение не хотят и только от него отмахиваются. Говорил по этому поводу с Буранным и Кондрашовым, настаивая на необходимости обратить внимание на тыловые восстания, отыскать вызывающие их причины и принять меры по устранению этих причин, каковыми в большей половине является не большевизм.
Ставка уверена, что если на фронте будет успех, то тылы смирятся и успокоятся; я же смотрю на это иначе и считаю, что никакие успехи на фронте нам не помогут, если местные агенты власти в тылу будут вести себя так, чтобы вызывать ненависть населения. Сейчас, например, идет формирование отрядов особого назначения, поступающих в распоряжение заправляющих губерниями; казалось бы, что в эти отряды надо назначить отборный состав, обеспечить его материально самым широким образом, а у нас все делается как-раз наоборот: в отряды идут отбросы армии и чиновничества, очевидно, в надежде нажиться; оклады в отрядах нищенские, одеты они оборванцами и даже не все имеют вооружение. Никакой реальной силы они не представляют, являясь по сущности полуразбойничьими бандами, годными на карательные экзекуции и на расправу с крестьянами, но неспособными бороться с красными шайками.
16 мая. Весь день просидел в ставке на совещаниях по поводу новой конструкции военного управления; с недоумением узнал, что, повидимому, решено сосредоточить в лице Лебедева должности начальника штаба верховного главнокомандующего и военного и морского министров, дав ему помощников по всем трем должностям. Честолюбию этого бездарного выскочки видимо нет пределов.
Я заявил, что подобное совмещение совершенно невозможно, ибо нельзя совмещать полевую должность с званием министра, члена совета министров; пытался разъяснить совещанию, что если действительно армия и фронт страдают вследствие отношений, установившихся между ставкой и военным министерством и их верхами, то сама система управления тут не при чем.
Надо или заставить верхи работать дружно и в одну струю, или же их сменить и поставить такие, которые работали бы, как хорошо съезженная пара; ломать же систему в такое горячее время невозможно.
Мое мнение осталось единоличным и никто его не поддержал.
Докладывал адмиралу и все время убеждаю ставку, что надо во что бы то ни стало остановить рост армии и всякие самочинные формирования, ибо давно уже у нас нет во что их одевать, а кое-где нет и чем кормить. Ведь по сводкам ставки у нем на довольствии состоит около 800 тысяч человек; наладить снабжение в таких размерах мы совершенно бессильны.
На наше горе красные оказались умнее нас; когда у них обозначилась невозможность сдержать наш стихийный порыв, они отдали нам Урал, ушли за Волгу, подтянули подготовленные резервы, наметили очень нехитрый и белыми нитками шитый план операции и тремя группами ударили по нашему растянутому фронту.
Ставка была обязана задержать армии на Урале, дать им устроиться и отдохнуть, обеспечить снабжение и тогда итти к Волге; вместо этого все понеслись вперед так, как будто бы красных не было.
Скверно то, что, судя по рассказам беспристрастных наблюдателей, импульсом этого безудержного наступления было честолюбие фронтовых начальников и погоня за намеченными впереди призами и связанными с их достижением наградами.
После взятия Перми и Уфы юные полководцы стремительно полетели вперед. Пепеляев на Вятку, Вержбицкий на Казань, Ханжин на Самару; красные почти не сопротивлялись. При этом полете, сопровождаемом мелкими, но раздуваемыми вовсю успехами, перестали думать и соображать; хотелось только первыми притти к поставленной цели и прославиться.