Получившееся при этом непомерное растяжение фронта создало благоприятную почву для многочисленных новых формирований и развертываний; была пущена в ход система местных мобилизаций, объявляемых самостоятельно начальниками разных войсковых комбинаций. Эти шалые, бессистемные призывы ничего, кроме вреда, не принесли и силы армии не прибавили; голодное население не особенно против них реагировало, так как поступление в войска давало одежду и кормежку.
Для этих спазматических формирований не было ни кадров, ни учителей, ни снаряжения; они только обманывали верхи своим наличием и своей численностью (это я видел уже в Екатеринбурге); они давали миражи армий и реальной силы там, где ни настоящих войск, ни реальной силы не было. При успешном наступлении все это не сказывалось, ибо серьезных боев не было, особенной опасности тоже, а всякий успех давал наступающему богатую добычу. Но с тех пор, как на фронте Западной армии фортуна повернулась к нам задом и понадобились стойкость и подвиг, не слепленные ничем прочным части, случайные сборища деревенских и городских парней, оказываются уже неспособными выдерживать выпавшие на их долю боевые и походные испытания. Так говорят приезжающие с фронта офицеры, преимущественно старые артиллеристы, которых я встречаю ежедневно в управлении полевого инспектора артиллерии; многие прямо сознаются, что при отходе местные мобилизованные расходятся по своим деревням, унося одежду, снаряжение, а иногда и вооружение.
С подготовкой резервов в чаду успеха не торопились; сейчас с огромным уже опозданием всюду идет лихорадочная работа по выброске вперед этого сырья; спешкой уже не покрыть такие серьезные органические недостатки всей системы. Отсутствие самоанализа и служебного опыта позволяет и ставке и штабам армии забывать, что кучи людей, одетых в военную форму и имеющих — да и то не всегда — в руках ружья, представляют только весьма малую часть совокупности тех данных и качеств, которые необходимы для того, чтобы иметь право называть эти кучи воинскими частями, годными для войны и для боя.
Неудержимо гонят на фронт части группы генерала Каппеля; я перестал уже говорить об опасности отправки туда этого сырья, так как это бессильно кого-нибудь здесь вразумить. Закрыв глаза и заткнув уши, видит в этом спасение положения на фронте Западной армии и не желают разумно оценить все положение, хладнокровно подсчитать все шансы и принять решение, не считаясь ни с чем, кроме пользы. Мне уже надоело быть какой-то каркающей Кассандрой среди этих оптимистов, убежденных, что сейчас войну надо вести по особенным, им известным и уже проверенным на опыте правилам. Юнцы неспособны разглядеть тот рубец, на котором кончилось июньское восстание прошлого года и началась настоящая война, имеющая, конечно, свои специфические особенности, но все же настоящая, управляемая незыблемыми законами война. Они не разбираются в том, что армия в сотни тысяч ртов (к сожалению, не штыков) — это не партизанские отряды и офицерские организации первого периода войны, и что для существования и управления армий необходимо держаться основ того, что выработала военная паука и что дал боевой опыт прошлого.
17 мая. Рано утром в ставке состоялось секретное совещание по вопросу о реорганизации военного управления; объявлено окончательно, что Лебедев будет наштаверхом и военным министром (добавление морского министра встретило сильное сопротивление морских кругов и, по-видимому, не пройдет). Ставочная и антистепановская молодежь в восторге и уже готова плясать победный танец на костях поверженных врагов.
Я пытался убедить совещание в несвоевременности реформы, предлагал два компромиссных проекта, удовлетворяющих законным требованиям обстановки, но ничего не разрушающих, но все это было гласом вопиющего в пустыне.
Старые и тревожные картины: честолюбцы тянутся к власти, забирают ее полными руками, готовы стать неограниченными самодержцами, но хватит ли знаний, умишка, опыта, чести, любви к родине и жертвенного бескорыстия, чтобы со всем захваченным справиться! Ведь военное дело-то же ремесло, а чтобы быть хорошим ремесленником, надо практически изучить дело, начав с мелочей и пройдя все стадии мастерства. Надо знать не только как пишется, но и как выговаривается.
Ставка швыряет на фронт все сырые резервы, гонит туда последние скудные запаси винтовок для того, чтобы раздать их еще не стрелявшим никогда парням и бросить их в наступление.
Везде в тылу спешно одевают в форму новобранческие толпы, наученные ходить с песнями и в ногу, дают им первый раз в жизни винтовки и воображают, что это солдаты, затем все это спешно набивается в вагоны и гонится на восток для закупоривания образовавшихся всюду на фронте дыр (он давно уже дырявый, но заметили это только теперь, когда во все дыры полезла наступающая краснота).
На внутренних фронтах по мере наступления теплого времени число очагов восстания все увеличивается; на Тайшетском участке идет настоящая война; восставшие банды громят волостные правления, убивают священников, лесничих и мелкую интеллигенцию.
18 мая. Лебедев и его молодежь разработали, наконец, окончательный проект системы военного управления, при чем главная цель — истребление Степанова и Марковского с подчинением всего Лебедеву — достигнута. Результатом реформы является создание невероятно громоздкой ставки, вбирающей в себя часть отделов военного министерства.
Всю ставку сваливают на Бурлина, все министерство хотят нагрузить на меня, а Лебедев принимает двойной венец фронта и тыла и право все время кататься, во все путаться и ничего не делать.
На Тайшетском участке красные свалили под откос двенадцать новых паровозов, шедших на усиление западносибирского участка.
Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири; говорят, что главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников, неприспособившихся к сибирской жизни и охочих на то, чтобы поживиться за счет богатых старожилов.
Плохо все это кончится; ставка упрямо все тащит на фронт и не желает понимать огромной важности образования в тылу прочных и надежных гарнизонов; посылаемые спорадически карательные отряды только бунтуют население, так как не разбирают правых от виноватых, жгут деревни, вешают и, где можно, безобразничают. Такими мерами этих восстаний не успокоить; для их исцеления нужны иные меры. Прежде всего глупо охранять железную дорогу, сидя на станции, ходя по рельсам и не имея ничего в стороне от дороги, в районе наиболее опасных селении и важнейших колесных дорог. Говорил об этом генерал-квартирмейстеру и оперативной части, но получил отчет, что это дело начальника красноярского района генерала Розанова, которому на месте виднее, что надо сделать для того, чтобы прикрыть железную дорогу от нападения восставших жителей. Так же легкомысленно смотрят в ставке на все нужды тыла. Думаю, что сейчас нас может выручить только дружеская оккупация наших тылов союзными войсками; возложить охрану порядка и власти на части, наспех и неумело формируемые из зеленой крестьянский и городской молодежи, неустойчивой и больной всеми приобретениями революции, — немыслимо. Не верю вообще в возможность скоро сформировать новые надежные части русской армии, даже при самых совершенных методах исполнения; то же, что делается в Приамурье и здесь, в Сибири, грозит подарить нас такими воинскими частями, которые в тяжелые минуты испытаний могут сделаться причиной нашей гибели; ведь уже и сейчас в шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова «перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным». И не потому, что она склонна к идеалам большевизма, а только потому, что не хотела служить, не хотела рисковать в бою своею жизнью и в перемене положения, создаваемого изменой, думала избавиться от всего неприятного.
19 мая. Пришлось быть безмолвным свидетелем объявления Степанову уже совершившегося факта его отставки и утверждения адмиралом новой реформы военного управления. Пришлось пережить очень неприятные минуты нравственной неловкости за вынужденное участие в этой церемонии и чувства стыда за адмирала, в котором не нашлось достаточно характера, чтобы сделать это самому и в более приличной для своего сотрудника форме; неискренность адмирала очень напоминает в этом несчастного Николая II.
21 мая. Ставка сообщила, что я назначаюсь помощником начальника штаба верховного главнокомандующего и управляющим военным министерством.
23 мая. Получил приказание верховного правителя вступить в управление военным министерством; во всех других назначениях мне отказано, при чем адмирал приказал мне передать, что будет поддерживать меня во всех моих начинаниях.
Ставка и военное министерство пребывают уже два дня в состоянии полного хаоса; смелые реформаторы, начав свою перекройку, залезли в такие безысходные практические трущобы и встретились с такими неожиданностями, что совершенно растерялись. Они знают, как пишется, но не знают, как выговаривается.
Их легкомыслие дошло до того, что решили выполнить всю реформу в три дня, после чего сразу зажить по-новому. Только полное профанство в деле и мальчишеская задорность способны родить столь нелепое распоряжение. Думают — и в этом отношении очень недалеко ушли от комиссаров, — что стремительность и категоричность приказа, подкрепленные угрозами разных кар и жупелов, достаточны для того, чтобы заставить осуществить любой бред, любой каприз.
Я, уверен, что и через три недели реформа эта будет еще продолжаться и, чем больше ее будут торопить, тем она пройдет хуже и тем дольше затянется; в глубине же тыла и в обиходе армии она будет жить еще многие и многие месяцы.
24 мая. Досадно то, что большинству отделов ставки и министерства нельзя отказать в том, что с внешней стороны они работают очень усердно, и по первому взгляду можно подумать, что работа кипит; в действительности же, благодаря отсутствию опытных верхов, вся работа сводится к пустопорожней переписке, к сбору запоздалых и никому ненужных статистических и справочных данных и к ущемлениям и пререканиям. С одной