Голосование произошло очень быстро, и в историю его результат должен быть записан так: «Сначала правительство решило бороться с мятежом, потом остановилось на отступлении и, наконец, перешло на сторону повстанцев».
На совет министров в его последних решениях оказала, повидимому, сильное влияние вокзальная информация.
Прежде всего, все приезжавшие с вокзала единодушно указывали, что к адмиралу отношение не только отрицательное, но и прямо злобное. Язвицкий передавал фразу генерала Жанэна:
«Мы психологически не можем принять на себя ответственность за безопасность следования адмирала. После того, как я предлагал ему передать золото на мою личную ответственность, и он отказал мне в доверии, я ничего уже не могу сделать».
Протесты адмирала Колчака против действий чехов сделали последних его заклятыми врагами.
Что касается перспектив революции, то дружеское тяготение некоторых союзников к Политическому центру заставляло их представлять в розовом цвете все, что казалось благоприятным для восстания и слишком сгущало краски в отношении правительства.
Все это заставило совет министров поддаться настроению в пользу капитуляции.
К счастью, формального решения вынесено не было, голосование имело целью лишь выяснение настроения совета для руководства делегатам. Последние приняли голосование к сведению, но, судя по духу дальнейших переговоров, держались твердо и согласие на капитуляцию имели лишь на запас.
К трем делегатам присоединен был Палечек, отстаивавший одобренную советом идею, что Политический центр должен обязаться созвать земский собор. Была предложена также кандидатура Бурышкина, но ее отклонили. Тем не менее Бурышкин поехал на вокзал, по приглашению Червен-Водали.
В «Модерне» должны были остаться из полномочных членов совета только Смирнов и я.
Около половины шестого все делегаты отбыли. В шесть «Модерн» уже был охвачен большим волнением. Комендантская часть совета министров первая узнала, что Сычев приказал войскам очистить фронт. Я потребовал доказательств, а меня просили отдать приказ о расформировании части. Взять на себя такое распоряжение до выяснения результатов переговоров я не решился.
Еще утром ряд обывателей «Модерна» покинул его холодные и неприветливые в эти дни стены. Выехали некоторые из товарищей министров. Вынесены были вещи Смирнова. Обо всем этом мне докладывали из команды, которая ревниво следила за тем, остается ли правительство в гостинице или бежит.
В семь часов я зашел к адмиралу Смирнову. Его номер был закрыт. Ушел и он. Остались товарищи министров и я.
Положение не из приятных. Солдаты оставили посты и сбились в кучки. Офицеры образовали что-то вроде митинга. Раздавались явно враждебные по адресу правительства возгласы:
— Бежали, предатели… Где они, кто остался? Разделаться с ними!
— Господа, бросайте ружья, идем по домам!
— Что вы лжете, никого здесь нет. Конечно, бежали! Где Червен-Водали, Бурышкин, Ханжин, Смирнов, Волков?
— Почему Волков, он не член правительства?
— Все равно, кто здесь есть? А, вот главноуправляющий!
— А где генерал Сычев?
— Уже бежал?
Через некоторое время мне принесли собственноручный приказ Сычева: «уходить с фронта и стягиваться к оренбургскому училищу для отступления».
Что это — провокация или мне неизвестный план, согласованный с решением Червен-Водали?
Только благодушие большинства русских солдат спасло в этот момент последних обитателей «Модерна» от жестокой расправы возмущенных защитников правительства.
Я решил выбраться из «Модерна» и навести справки в английской и японской миссиях о положении дел. В коридоре удалось пробраться, воспользовавшись моментом, когда офицеры объявили, что Сычев бежал, а обязанности коменданта принял на себя генерал Потапов. Внимание всех было поглощено этим сообщением.
На улице меня задержали пьяные офицеры народно-революционной армии, но от них удалось ускользнуть.
Я вернулся еще в «Модерн» к 10 часам утра, уже зная от союзников, что переговоры на вокзале продолжаются, но идут нервно и без надежды на благоприятный исход, что фронт уже снят, отдельные части сдаются, и неприятель вступает в город.
Было опасно возвращаться в «Модерн», но я знал преданность и дисциплинированность своей команды, знал, что без моих приказаний она останется на своих местах, и я считал своим долгом решить с нею вместе, что делать.
Решили не отступать — слишком поздно; кроме того, офицеры не хотели итти за генералами, которые лишились их доверия.
Я ушел из «Модерна» незадолго до того, как к нему подошли части революционных войск.
Переговоры в одиннадцать с половиною часов были прерваны, не дав положительных результатов.
Власть российского правительства к Политическому центру не перешла, так как передачи не произошло, и согласия на такую передачу нигде официально заявлено не было.
Политическая смерть лучше измены убеждениям. Российское правительство было убеждено в бессилии Политического центра, и оно не могло сдать последнему власти. Случайное настроение совета министров, сказавшееся в заседании 4 января, политически выявлено не было.
Утром 5 января на улицах Иркутска были расклеены объявления о падении «ненавистной» власти Колчака и о принятии власти Политическим центром.
Едва только закончилась катастрофа, как загудели гудки, ожила станция, зашевелились эшелоны.
Спешно, один за другим, мчались на восток поезда иностранных представителей, грузились миссии, эвакуировались иностранные подданные, как будто бы новая власть, народившаяся при благожелательной поддержке иностранцев, была им врагом, а не другом.
А между тем фронт еще не был ликвидирован, еще существовали остатки армии, еще большевизм не победил.
Но никто из иностранцев не заботился больше об армии. Некоторые иностранные эшелоны оказывали гостеприимство отдельным политическим деятелям. Вывезли многих американцы, кое-кого из офицеров — французы, но больше всего, целыми поездами, вывозили русских японцы.
В то время как в центре Сибири происходила тяжелая драма войск, брошенных на произвол судьбы, окруженных со всех сторон врагами и не желавших все-таки сдаваться, в Иркутске происходило торжество.
Революция победила.
Целую неделю я скрывался у добрых людей, и в окно, выходившее на улицу, мне видны были манифестации с красными флагами и ликующая толпа, проходившая по главной улице.
Без обозначения числа, распространялся манифест Политического центра. Название «манифест», термин царских времен, свидетельствовал о безмерной притязательности новой власти.
Волею восставшего народа и армии, — говорилось в манифесте, — власть диктатора Колчака и его правительства, ведших войну с народом, низвергнута.
Узники, томящиеся в местах заключения за борьбу с реакцией, освобождаются. Ответственные руководители реакционной политики предаются гласному суду с участием присяжных заседателей.
Атаманы Семенов и Калмыков, генерал Розанов и адмирал Колчак объявляются врагами народа.
Все гражданские свободы (слова, печати, собраний, союзов и совести), упраздненные правительством Колчака, восстанавливаются.
Политический центр, ставший во главе восстания народа и армии, ставит своими ближайшими задачами:
1. Созыв на 12 января 1920 г. Временного сибирского совета народного управления на основании особого положения, опубликованного Политическим центром, и передачу ему всей полноты временной власти вплоть до созыва Сибирского Народного Собрания, составленного из представителей губернских и уездных земских собраний, съездов крестьян, казачьих кругов, городских самоуправлений и профессиональных рабочих объединений.
2. Вся полнота местной власти в отдельных губерниях передается губернским земским собраниям и их органам — губернским земским управам.
В городах полнота местной власти осуществляется городскими думами.
3. Во всех областях, очищенных от реакции, немедленно начинается подготовка к выборам городских и земских самоуправлений на основе избирательных законов 1917 г.
Власть Политического центра, власть гражданского мира, предпринимает немедленные шаги к установлению перемирия на советском фронте и начинает переговоры с советской властью на основе гарантирования самоуправления областей, освобожденных от реакции, не занятых армией Совета народных комиссаров.
5. Политический центр приступает к немедленному осуществлению договорных взаимоотношений с демократическими государственными образованиями, возникшими на Российской территории.
6. В отношении Чехо-Словацкой и Польской республик его задача сводится к установлению дружественных взаимоотношений, обеспечению свободного пропуска их войск с сибирской территорий, при условии невмешательства их во внутреннюю жизнь Сибири.
7. В отношении держав Согласия и других иностранных держав Политический центр будет вести политику мирного разрешения претензий этих стран к России, при условии невмешательства их во внутреннюю жизнь страны.
8. Стоя лицом к лицу с развалом всего народного хозяйства, подготовленным диктатурой монархической буржуазии и реакционных военных клик, Политический центр полагает неотложно необходимым:
а) передать все дело продовольствия населения и армии в руки кооперативных организаций под контролем центральной государственной власти;
б) обеспечить покровительственную политику по отношению к кооперативному хозяйству вообще, в особенности к кооперативной промышленности;
в) передать в распоряжение государства всю каменно-угольную промышленность и средства транспорта;
г) установить государственный контроль над внешним товарообменом при обеспечении соответствующего представительства кооперативных организаций;
д) установить государственный контроль над всеми областями торговли и промышленности с обеспечением представительства органов местного самоуправления и профессионально организованного труда;