Вбежал унтер-офицер караульной роты: «Три французский офицера только что бежали из кабинета дантиста. Обзвоните всех. Кодовое слово «мышеловка».
Посещение дантиста и больницы было еще одним даром для пленных. Благодаря этому они на некоторое время оказывались за пределами обычных ограничений замка Кольдиц. Они хорошо представляли собой великолепный старт возможным предприятиям побега.
В тот вечер группа из семи человек отправилась к городскому дантисту в сопровождении караульного: в замке французский офицер-дантист располагал средствами лишь для простых пломб. После лечения все до единого пациенты покинули врача. Конвоир вышел последним. Было очень туманно, шел дождь. Трое просто дали деру вниз по улице – лейтенанты Дюран-Орню, де Фрондевиль и Тро. Конвоир ничего не смог сделать. Не бежать же ему в трех разных направлениях одновременно. А наобум стрелять в туман он не посмел. Мы тоже мало что могли поделать – предупредить всех, и только. А потому вернулись к празднованию Рождества. Но суп остыл, а праздничный настрой пропал. В свое время эта троица вернулась во Францию.
В Рождество 1941 года нам было о чем подумать. «Шахтеры» в замке, кем бы они ни были и где бы ни копали, уже вывели свой туннель за пределы фундамента. Теперь на свалках мы находили простую землю – ни камней, ни кирпичей. Мы провели еще один Grossrazia[35], но никаких признаков туннеля.
За неделю до Рождества театральный комитет пленных потребовал новый рояль. Они заплатили лагерными деньгами, и в свое время требуемый инструмент был доставлен в замок на грузовике. Я знал, что это грозит неприятностями, и они не заставили себя ждать. Трое гражданских рабочих из Лейпцига донесли рояль по узкой лестнице до театра. Работа была долгая, тяжелая и неудобная, так что им пришлось снять куртки и кепки. Больше они своей одежды не увидели – заключенные отказались вернуть.
Их не волновало, что шмотки стоили не только денег, но и одежных талонов.
Мы закрыли театр. Пленные, беспокоясь за свой «Балет Нонсенс», предложили деньги. Комендант по-прежнему находился на лечении, так что его заместитель принял предложение, и театр открыли. После одноактной пьесы перед началом основного спектакля пантомима имела огромный успех!
В прошлом году лучшие скетчи изображали в карикатурном виде консервативного члена парламента, обращающегося с речью к избирателям. В этом году сливками представления стало обращение немецкого школьного учителя к ученикам по теме фашизма.
Продовольственное снабжение заключенных было некоторым образом лучше нашего в это третье Рождество войны. Посылки Красного Креста прибывали теперь не только из Англии, но из Новой Зеландии и Соединенных Штатов Америки. В них было масло, печенье, консервированное мясо, кофе, сахар, шоколад, сигареты и так далее – восхитительный материал для взяток! Сигареты прибывали и без упаковки – десятки тысяч за раз. Заключенные имели столько сахара, что поляки принялись делать вино из слив и винограда. Где они раздобыли дрожжи? У наших караульных, судя по всему.
В больших количествах начали прибывать книги. Мы предоставили комнату для библиотеки. Приходили грампластинки, граммофоны, музыкальные инструменты. Хотя все выглядело очень даже невинно, но цензура работала не покладая рук.
Мне выпало дежурить в канун Нового года. В этот день комнаты пленных освещались до часу ночи. В 12.30 каждая группа пропела свой государственный гимн во дворе, после чего удалилась в отведенное помещение. Что за повод у них был для песен? Я начинал понимать это постепенно, но прошел еще по крайней мере год, прежде чем я задумался, не согласиться ли с ними. В то же время я не переставал задаваться вопросом, не имели ли они какого-нибудь секретного источника подбадривавших их новостей. Они имели географические карты, разумеется, по всему лагерю. На стене в комнате номер 406 во французском блоке висела большая карта Африки. Я давно заметил ее и позже был вынужден изучить намного пристальнее.
Тем временем немецкие офицеры тоже были переведены на нормированное питание и, как и гражданское население, получали талоны. Наши пайки сократились. Мы теперь получали, например, только половину прежней нормы мяса. На самом деле мы находились в худшей ситуации, чем солдаты. Мы объединяли в общий фонд половину своих талонов и по разу в день сытно обедали в столовой. На завтраках и ужинах каждый был сам за себя. Наш комендант подал протест по этому поводу в штаб военного округа в Дрездене. Там он не получил удовлетворения, но во время своих посещений 4-го отдела, мы заметили, что они ели не намного лучше нас. Мы стали разводить кроликов и домашнюю птицу, чтобы хоть как-то улучшить свое меню. Оставалось больше трех лет войны – войны с союзниками, которые теперь включали Соединенные Штаты, а для нас в Кольдице войны с пленными. Наши пленные, однако, не испытывали недостатка в пище вплоть до конца 1944 года, да и то главным образом из-за бомбардировок союзниками.
Примерно в это же время наш немецкий врач, баварец, разжег глупую ссору по поводу отдания чести. Он настаивал на отдании ему чести или пытался настаивать. Он утверждал, что Польша не существует и что, следовательно, он имеет право на отдание ему чести не только офицерами равного или низшего звания, но и самим польским генералом Пискором. Это было слишком даже для нашего коменданта, наконец-то вернувшегося из отпуска. Он отказался поддержать Tierarzt[36] (или Коновала, как его называли во дворе). Французы величали его «medecin imaginaire»[37].
Говорили, что он был в ответе за нескольких больных – их собственного генерала Лё Блё, британского полковника Джермана и других офицеров старших званий, получивших срок в камерах за не отдание чести капитану медицинской службы.
Французы вели себя крайне дерзко. Может, планировали диверсию? Или преступный туннель – их рук дело? В конце 1941-го – начале 1942 года они были наиболее активными.
Например, французы потребовали, чтобы часовня была открыта ежедневно с шести утра до шести вечера, мол, они нуждаются в духовном утешении, чему способствуют пение в церковном хоре и религиозные наставления. Мы не нашли причин для отказа и проверяли часовню лишь изредка. Духовная и культурная жизнь лагеря, казалось, шла там очень хорошо, а вместе с ней или скорее под ней и французский туннель! Забегая вперед, я не могу не согласиться с тем, что подобный обман являлся грубейшим злоупотреблением нашими уступками в отношении культуры и религиозного поклонения. Думаю, эти пленные украли бы свинец из гробов друг друга, представься им такая возможность, причем уложились бы за время похоронной службы!
Пленные из нашего Коновала делали полного дурака, придумывая болезни и требуя с помощью других факторов операции. Однако, обнаружив туннель под одной из коек в нашем лазарете, он научился с большей осторожностью относиться к пациентам. Что же касается отсылки требующих операции заключенных в иные места, то чья это была ответственность? С медицинской точки зрения его, но если «тяжелобольной» убегал из госпиталя, выговор получала служба охраны.
Я расскажу обо всех «больничных» побегах в другой главе, а сейчас подчеркну, что это для меня по сей день очень больное воспоминание. Впрочем, самую большую ошибку мы допустили на нашем складе посылок. Французский генерал Ле Бриган попросил разрешить одному из своих офицеров проверять мешки с частными посылками по их прибытии из Франции на станцию Кольдиц. Кроме того, он попросил позволить своему офицеру по посылкам составить список адресатов на ярлыках. Это двойное требование он мотивировал тем, что, во-первых, в замок мешки попали уже вскрытыми и, во-вторых, немцы не очень разбирались в написанных по-французски именах. Этот офицер подписал обязательство «во время данной деятельности не бежать, не осуществлять подготовку к побегу и не наносить вред германскому рейху». Хорошо владея немецким и французским языками, остался на этой должности и постоянно, на наш взгляд, строго придерживался своих обязательств[38].
Интересны цифры побегов за 1941 год. Всего 104 пленных приняли участие в 49 попытках. Англичан, пытавшихся убежать, насчитывалось 35. Из них 33 были пойманы на месте, 2 вне зоны лагеря и ни один не попал домой. Соответствующие цифры для других национальностей таковы: французы – 30, 6, 14, 10; бельгийцы – 6, 6, 0, 0; поляки – 19, 10, 8, 1; голландцы – 14, 8, 2, 4.
Глава 6Частное предприятие
Начало года, возможно, подходящий момент, чтобы отдохнуть от непрерывной хроники побегов и попыток побега, которые происходили беспрерывно с тех самых пор, как я прибыл в Кольдиц еще в ноябре 1940 года.
Особо следует упомянуть о «корректности» в наших взаимоотношениях с заключенными. Узники использовали любую возможность нас этим изводить, но ни разу за все пять лет ни один из их старших офицеров не потребовал надлежащего поведения по отношению к нам. Недисциплинированность, я могу сказать наверняка, была негласным приказом с их стороны, недисциплинированность, часто доходящая до явной личной наглости или, по крайней мере, умышленной бесцеремонности.
Голландские офицеры грешили этим меньше всех, и, поскольку их характеристика побега была наилучшей (с учетом их численности), я не вижу, какой иной цели служил этот тип отношения к нам, как не позволения пленным отыграться за свои репрессии.
С другой стороны, бывали моменты, когда они танцевали под другую дудку. Я помню одну заявку на книгу, которую я не желал выдавать англичанам. Записка начиналась так: «Поскольку эта книга относится к битве Ватерлоо, последнему разу, когда ваши войска имели честь служить под британским командованием…» (!) Я выдал книгу.
Другая начиналась следующим образом: «Я буду рад, если вы разрешите мне почитать эту книгу. Это главным образом сатира на глупость, легкомысленность и некомпетентность английских землевладельцев». Я выдал и ее.