Журдена словно окатило холодным душем, хотя он и без того был разочарован тем, как вяло отвечала Сидони на его поцелуи.
– Если наш союз – или, по меньшей мере, телесная любовь, – представляется вам тяжким бременем, не стоит выходить за меня, Сидони! Дорогая, мне понятны ваши страхи, ваша неопытность, но мне казалось, когда кто-то влюблен, у него появляются чувства и желания, которые заставляют забыть о страхе и стыдливости… Воспользоваться вашим теперешним состоянием, вашей уязвимостью – нет, я не хочу.
Сидони смотрела на него, не веря себе. Она-то думала, что Журден расценит ее готовность отдаться как проявление щедрости, признание его значимости! Наивная, она полагала, что он тут же согласится и будет рад и горд.
– Я люблю вас, Сидо, даже больше – я вас боготворю! – Журден вздохнул. – Это было как удар молнии – я влюбился, стоило мне увидеть вас прошлым летом в вашем доме, в кухне. Вы представляетесь мне драгоценностью, сокровищем, но я не хочу владеть им как эгоист…
– Почему же? Вы предпочли бы делить меня с другими? – иронично поинтересовалась девушка. – Я полагала, вы с радостью примете мое предложение. Должно быть, вы гнушаетесь мной. Я вам не нравлюсь?
Журден отодвинулся, не зная, как ей все объяснить; сказанное Сидони его неприятно задело. Хотелось закурить, но мать и невеста не любили, когда в доме пахло табаком.
– Сидони, я только что сказал, что вы мне нравитесь, более того – я люблю вас всем своим существом. И ради этой любви я мог бы ждать еще много месяцев, прежде чем сделать вас своей. Мы поторопились назначить свадьбу, тут вы правы. У меня есть принципы: я не воспользуюсь вашей слабостью, не получив церковного благословения.
Пожав плечами, Сидони присела на край канапе. Мучительное и странное воспоминание заставило ее сердце забиться чаще. Лорик выходит из кладовой посреди ночи, а она еще не спит. Он пьян. Бормоча что-то несуразное, продиктованное эгоистичной братской ревностью, он подходит к ней и порывисто обнимает. Прижимается губами к ее губам, просто пожирает их поцелуем. Конечно же, Сидони тут же вырвалась, она возмущена, она злится, но у нее дрожат колени и обжигающе горячая кровь пульсирует в жилах… Как это ни ужасно, теперь Сидони все поняла. Не стыд пожирал ее после их с Лориком запретного поцелуя, о нет! Ее девственное тело трепетало от наслаждения.
Слезы снова потекли по ее щекам. Девушка неловко смахнула их пальцем. Она чувствовала себя проклятой, низринутой во мрак – обиталище порочных душ.
– Журден, выслушайте меня! – взмолилась она. – Вы хороший человек, честный и добросердечный. Я восхищаюсь вами и мечтаю лишь об одном – нежно любить вас всю свою жизнь, став вашей супругой. Сжальтесь, я нуждаюсь в вас, я хочу отдать вам всю себя!
Не зная, что делать, Журден воздел руки к небу. Сидони же снова разрыдалась – она сгорбилась, и на нее было жалко смотреть. Он поспешно подошел и стал ее утешать:
– Дорогая моя, не плачьте, иначе матушка встревожится! Она нас слышит и, даже не разбирая слов, может догадаться, что у нас что-то не так. Посмотрим на все с практической точки зрения. Вы приехали вчера, поздно вечером, и сегодня вам нужно освоиться в новом жилище, познакомиться с приходящей прислугой. Кроме того, прежде вам не случалось проводить столько времени наедине с вашей будущей свекровью. Из-за этого ваши нервы на пределе, не говоря уже о том, что перед отъездом из Сен-Прима вы поссорились с семьей. Ложитесь спать, отдохните! Завтра мы еще раз все обсудим. Да и, честно говоря, я очень устал. Дороги занесло снегом, а ездить по долгу службы мне все равно приходится…
– Хорошо, Журден, я сделаю, как вы советуете, – отвечала девушка слабым голосом, с покорным выражением лица. – Извините меня! Вы правы, я сама не своя. Давайте забудем этот разговор!
Два часа спустя Сидони выскользнула из-под огромного желтого атласного одеяла с шерстяной набивкой, накинула халат и взяла свою сумочку. В мягком свете прикроватной лампы девушка вынула из внутреннего кармашка письма Лорика – шесть синих конвертов, перевязанных лентой. Ее интересовало предпоследнее, в котором брат указал свой номер телефона.
Ты можешь позвонить мне, если что-нибудь случится на ферме или с дедушкой. Трубку снимет наш бригадир, и меня позовут. И обязательно позвони, когда маме придет время рожать, чтобы я знал, что с ней все хорошо. Она у нас уже не такая молоденькая!
Сидони машинально поднесла листок бумаги к губам. Часы на комоде показывали десять вечера, значит, на острове Ванкувер было семь.
«Может, действительно позвонить ему? – спросила себя Сидони. – Телефонный аппарат в прихожей, и, если я буду говорить тихо, никто меня не услышит».
Чувствуя себя так, будто она если и не предает хозяев дома, то, по меньшей мере, совершает предосудительный поступок, девушка на цыпочках спустилась на первый этаж. Она включила одну-единственную лампу на лестнице, и ее света было достаточно, чтобы благополучно дойти до телефонного аппарата, висевшего на стене между вешалкой и зеркалом. Сердце Сидони стучало, как сумасшедшее, пока она набирала номер, снова и снова нашептывая его в тишине, будто припев песни.
Ей пришлось подождать несколько долгих минут, прежде чем ее соединили с номером на другом конце Канады, причем каждую секунду Сидони опасалась, что ее застанет Журден.
«Но я ведь не делаю ничего плохого! Если он спустится, я скажу, что мне очень захотелось поговорить с братом. Я заплачý за звонок, даже если это будет стоить очень дорого!»
Она углубилась в собственные мысли, и тут в трубке прозвучал мужской голос. Собеседник объяснялся на английском, азы которого Сидони в свое время освоила. От смущения путаясь в словах, она попросила позвать Лорика Клутье. На том конце провода ее поняли. На этот раз ожидание было не таким долгим: послышался знакомый тембр брата-близнеца, сопровождаемый шипением и потрескиванием.
– Сидони? Случилось что-то серьезное? С мамой?
– Нет, все здоровы, не беспокойся.
– Сидо, тебя плохо слышно. Говори громче!
– Не могу. Лорик, мне просто хотелось поговорить с тобой, пусть и недолго. Я по тебе скучаю. Теперь никто надо мной не подтрунивает…
Девушка проглотила рыдание, и Лорик это почувствовал.
– Никак ты хандришь, сестричка? Со мной это тоже бывает. Табаруэт! Как же вы все от меня далеко! Скажи, снега выпало много? И как дела у Анатали? Дождаться не могу, когда вы пришлете мне ее фотографию. Она… у нее в лице есть хоть что-то от Эммы?
Теплые интонации Лорика, совсем как в лучшие времена, заставили Сидони забыть обо всех двусмысленностях, стерли неприятные воспоминания. Она увидела веселого мальчишку, каким он был в детстве – ее двойник, ее тень, ее защитник, и на душе сразу стало легче.
– Скоро ты получишь одну или даже пару фотографий племянницы, – ответила девушка весело. – И, конечно, у нас выпал снег, и очень много. Мама счастлива, что малышка теперь живет с ними, и папа тоже. Жасент с Пьером всё воркуют, дедушка беспрестанно ворчит…
Последовала пауза. Лорик с легким удивлением спросил:
– У вас ведь уже почти ночь, откуда ты звонишь?
– От Жасент, откуда же еще? У медсестры Дебьен есть домашний телефон.
– В следующем письме напиши мне ее номер. Хорошо, что теперь нам можно будет созвониться и поговорить. Сидо, ты же ее разоришь! Кстати, дай Жасент трубку! Хотя бы на минутку, на пару слов!
– Они с Пьером уже спят… Мне пора заканчивать разговор. Только один вопрос: ты нашел себе невесту, настоящее сокровище?
Лорик ответил, и их разговор сразу перестал быть невинным.
– На настоящем сокровище я никогда не смогу жениться, и тебе прекрасно известно, кого я имею в виду. Чтоб ты знала, здесь для всех ты – моя невеста, и парни говорят, что ты очень хорошенькая. До встречи, Сидо!
И он повесил трубку. В бараке, служившем столовой, никто не видел, как молодой рабочий прижался лбом к деревянной стене, кусая губы, – оттого, что не сумел промолчать. Что же касается его сестры, она еще долго стояла в прихожей, и ее сердце учащенно билось; ей так сильно хотелось, чтобы брат был сейчас рядом с ней. В таком состоянии ее и застал Журден.
– Моя дорогая Сидони, почему вы звоните кому-то украдкой, да еще так поздно? – шепотом спросил он. – Вы наверняка пытались помириться с Жасент…
– Да, вы правы, – пробормотала девушка.
– Все образуется, вот увидите! Позвольте, я провожу вас в спальню.
Сидони взяла его под руку, потерлась щекой о его плечо. Спускаясь, Журден включил более яркий свет, и девушка заметила, что ее жених в пижаме.
– Мне так грустно! – еле слышно призналась она. – Журден, дорогой, хотя бы раз забудь о благоразумии, серьезности, приличиях!
Обращение на «ты» взволновало его, так же как и вырез ее ночной сорочки, видневшийся под полураспахнутым халатом. Когда же Сидони вложила свою ладошку в его руку, Журден задохнулся от счастья.
– Бог мой, – прошептал он со вздохом крайнего изумления, – неужели ты так меня любишь?
– Богу лучше в эти дела не вмешиваться, – пошутила девушка, награждая жениха многозначительным взглядом.
Сидони всмотрелась в его лицо. Светлая кожа, тонкие черты, ласковые карие глаза, шелковистые усики над пухлыми розовыми губами… Единственный мужчина, который ей когда-либо нравился, не считая Лорика. И ей предстояло связать с ним свою судьбу.
– Конечно, я тебя люблю, – с уверенностью ответила Сидони.
Через час они, полуобнаженные, лежали на кровати в комнате Сидони. Было темно, но не так, как обоим хотелось, – слабый лунный свет пробивался сквозь занавеси. Сейчас жених и невеста старательно избегали прикосновений, обескураженные тщетностью взаимных ласк и поцелуев.
«Боже, это вызывает во мне отвращение, – думала Сидони. – Мужской орган кажется мне таким странным…» Чтобы не отпугнуть ее, Журден призвал на помощь все свои познания в любовной науке, силясь пробудить в этом стройном, изящном теле чувственность. И натолкнулся на обескураживающую глухоту невесты, на ее граничащую с безразличием холодность. Сидони старалась, он это знал, однако, не совладав с собой, часто отталкивала его и замирала, едва он пытался просунуть руку ей между бедер. В конце концов, перевозбудившись и отчаявшись, Журден попытался взя