Вся дрожа, она усадила Анатали за стол. Кот тотчас же прыгнул хозяйке на колени, и девочка, даже не улыбнувшись, стала его гладить.
– Будь послушной девочкой и посиди пока тут. Я сейчас вернусь!
С этими словами Жасент убежала к матери. В плохо освещенном коридоре она столкнулась с отцом.
– Папа, как она?
– Ей очень плохо. Требует Матильду и не хочет, чтобы ты ее осматривала. Голгофа! Если бы я знал, то притащил бы знахарку сюда за косы!
– Папа, не говори так! Я попробую убедить маму. А ты займись лучше внучкой.
– Лучше бы мы отвели ее к соседям. Артемизе еще один ребенок не помеха, у нее целый выводок своих!
Пожав плечами, Жасент вошла в мастерскую.
Мать лежала на диване, натянув одеяло до самого подбородка. При виде дочери она выпростала руку, чтобы выразить протест.
– Нет, доченька, не надо, уходи! Присмотри лучше за малышкой. И пообещай, что будешь заботиться о ней, на случай, если я…
– Мама, я не желаю этого слушать! Зачем представлять себе самое страшное? Ты осталась в доме одна и поэтому разволновалась. Теперь расслабься, я тут, с тобой. И первым делом я займусь печкой, подброшу дров, а то она почти погасла.
– А Матильда? Почему она не пришла? Господи, как это мучительно! Не представляла, что так бывает.
Альберта умолкла – от боли у нее перехватило дыхание, глаза вылезли из орбит. Жасент упала на колени рядом с диваном и тихонько погладила несчастную по голове.
– Мамочка, умоляю, я могу тебе помочь! Забудь стыдливость, забудь, что я твоя дочь, думай обо мне только как о медсестре! Договорились? У тебя уже отошли воды?
– Да, пока Шамплен ходил в деревню. Сидони, Лорик… Я хочу, чтобы они были тут, если вдруг… Жасент, боюсь, я умру. Матильда сразу поймет, узнает, если смерть бродит неподалеку… Эмма ждет меня, хочет забрать с собой. Я не хотела рассказывать тебе об этом, но Анатали божится, что видела за стеклом чье-то лицо. Не ночью, потому что на ночь я задергиваю шторы, а в сумерках.
Альберта задыхалась; казалось, она хочет выговориться, прежде чем навсегда покинет этот мир.
– Бедная моя мамочка, ты, похоже, бредишь! Бог мой, нет, этого не может быть. У тебя нет жара, ты вся холодная!
Жасент пыталась совладать с волнением. Рассказ матери всколыхнул ее собственные страхи, связанные с неупокоившейся душой младшей сестры. В то же мгновение дверь открылась и вошла Матильда.
– Я не могу быть в двух местах одновременно! – отрывисто проговорила знахарка. – Альберта, говорят, вам очень плохо?
– Хуже не бывает. Жасент, оставь нас наедине.
– Да, моя красавица, для тебя найдется работа в кухне, – произнесла Матильда. – Шамплен так разволновался, что уже опрокинул бидон с молоком.
Сидони сама пожелала вернуться в Сент-Эдвидж, проведя две ночи подряд в квартирке над магазином. Для Журдена это было настоящее удовольствие – снова увидеть ее в уютной гостиной. Дезире Прово, сидящая напротив невестки, заметила доброжелательно:
– Вы могли бы оба остаться в Робервале! Я прекрасно управляюсь со всем сама, теперь, когда моя спальня на первом этаже.
– Мамочка, даже речи не может быть о том, чтобы оставить тебя в доме одну! – воскликнул полицейский. – Тебе некого будет позвать, если что-нибудь понадобится! А вдруг с тобой что-то случится? Да, дороги занесло, но я смогу беспрепятственно добраться до дома. Да и моя милая супруга захотела сюда вернуться. Не так ли, Сидо?
– Здесь намного комфортнее.
Ее ответ разочаровал Журдена. Он ожидал чего-то иного, и не без причины: в дороге Сидони была с ним нежна и даже радовалась перспективе провести вечер в семейном кругу. «Со своей новой семьей!» – уточнила она. Очевидно, у нее изменилось настроение. За ужином они почти не разговаривали, разве только обменялись банальными замечаниями о погоде и снегопадах и парой фраз о магазине.
– У вас появились клиентки? – спросила у невестки Дезире.
– Я получила два заказа: шляпку к весне и нарядное платье! – ответила молодая модистка. – Через десять дней после открытия, да еще в такой холод – это вполне неплохо.
– Отлично! – счел нужным заметить Журден.
Через пару часов молодожены были в своей спальне. В смежной туалетной комнате имелись все современные удобства. Обычно Сидони раздевалась там и выходила к мужу уже в длинной ночной рубашке с высоким воротом, без макияжа, что делало ее похожей на пансионерку. Когда она скользнула под одеяло, Журден пошутил:
– Ах, сколько чудесных сокровищ ты прячешь от меня под этим монашеским балахоном! Но я не спешу, ведь могу помечтать о них!
– У тебя есть все права на меня, – пробормотала девушка.
– Это уж слишком, Сидони. Я, конечно, твой муж, но это не повод вести себя так, словно твое тело принадлежит мне. Однажды вечером мне посчастливилось его увидеть, – о, что за дивное зрелище! Это помогает мне ждать.
– А я пытаюсь забыть тот вечер. Мне до сих пор стыдно из-за того, что я не сумела тебя удовлетворить.
Полицейский открыл книгу, не удостоив жену ответом. Сидони все чаще высказывалась в таком тоне, сухими фразами, не имеющими никакого отношения к взаимной любви. Через несколько секунд Журден захлопнул роман:
– «Все права на меня», «не сумела тебя удовлетворить» – какие печальные речи! Дорогая, супружеское ложе – это место для наслаждения. Откуда у тебя эти удручающие, изжившие себя взгляды? Ты способна обескуражить самого пламенного любовника. Мне иногда кажется, что в твоем представлении наш брак – это контракт, взаимовыгодная сделка.
– Вовсе нет!
– В таком случае прошу тебя больше не говорить о нас в таких выражениях. Я сделал все, о чем ты просила, но с надеждой, что ты любишь меня так же сильно, как и я тебя.
Он повернулся к жене и заглянул ей в лицо. Она позволила себя разглядывать, но скоро в уголках ее глаз блеснуло по слезинке.
– Не плачь, Сидони!
– Не могу, мне обидно и больно. Ты снова упрекаешь меня за то, что мы поженились тайком. Жасент тоже расстроилась – утром, когда я сообщила ей эту новость.
– Ты встретила в Робервале сестру?
– Да, и Анатали была вместе с ней. Я угостила их чаем. И чувствовала себя виноватой, хотя мы с тобой поступили разумно, – чтобы не тратить лишнего, ведь нужно было заплатить за магазин… Это было моей мечтой – иметь свой магазин. И благодаря тебе, Журден, она исполнилась. Я так тебе благодарна! И потом, твоя мать сокрушалась из-за того, что в деревне начали сплетничать о нас – ваша бывшая прислуга наплела небылиц!
– Соседи решили, что я поселил у себя свою прелестную любовницу. Мне было все равно, что они говорят, но маме такое положение вещей показалось неприличным… Не будем больше об этом. Теперь ты – моя жена, и я счастлив. Не забывай, этим летом мы поедем в свадебное путешествие к водопаду Монморанси!
У Сидони мелькнула мысль, что, когда потеплеет, у нее будет больше шансов заработать, однако она кивнула и нежно улыбнулась супругу.
– Мне очень хочется доказать, дорогой, как сильно я тебя люблю. Но разве моя вина в том, что я боюсь?
– Нет, конечно. Пойми, я не хочу тебя мучить. Сидони, признаюсь тебе, до того, как мы познакомились, у меня было два романа. Речь идет о взрослых женщинах, ты меня понимаешь? Об опытных женщинах. А ты – ты невинна и не искушена в любви. Это так трогательно, если бы ты только знала… Я восхищаюсь твоей чистотой. Но не будем больше ломать над этим голову, все придет в свое время. Нет никакой проблемы…
Он погладил жену по щеке и запечатлел на ее губах целомудренный поцелуй.
«О нет, Журден, проблема есть! – думала Сидони. – Я перепутала дружбу с любовью, нежность – с желанием. И я так скучаю по брату, что временами мне хочется кричать!»
Она смежила веки. Журден погасил прикроватную лампу, и в комнате стало темно. Сидони вспомнила день своей свадьбы. Шел снег, и на ней было бежевое пальто и фетровая шляпка. Регистрация брака в мэрии прошла очень быстро. «Глядя на нас, можно было подумать, что мы спешим уладить вопрос как можно скорее, и не без причины. Обед был ужасный: мясо дурно приготовлено, торт – тошнотворный. А ведь я представляла себе пышную свадьбу – весной, когда установится солнечная погода! Но теперь это не важно. У меня есть магазин и хороший парень рядом. Порядочный и добросердечный, готовый луну с неба достать, лишь бы меня порадовать!»
Сидони погрузилась в размышления, и вдруг на первом этаже зазвонил телефон. Дезире, которая до сих пор вязала у печки, позвала сына.
– Что могло случиться? – пробормотал Журден, вставая. – Сегодня ведь не мое дежурство.
Как был, в пижаме, он бегом спустился на первый этаж и прошел в прихожую под обеспокоенным взглядом матери, до которой мгновение спустя донеслись тревожные восклицания, ругательства, а потом и шепот. Наконец Журден повесил трубку и направился к лестнице.
– Журден, объясни, что происходит, – попросила взволнованная женщина.
– Чуть позже, мама! – крикнул он ей уже с первого этажа.
Странное ощущение посетило Сидони, когда муж вбежал в комнату и включил верхнее освещение.
– Вставай, я должен отвезти тебя в Сен-Прим, – напряженным голосом сообщил Журден. – Бедная моя девочка, как сказать тебе об этом?
– Что? С моими родителями случилось несчастье? – сбивчиво стала расспрашивать Сидони. – Кто звонил?
– Пьер. Он воспользовался телефоном в кабинете твоей сестры. Пьер пришел, чтобы отвести Фердинанда Лавиолетта на ферму, потому что твоя мать… мадам Альберта… В общем, она рожает, но роды очень тяжелые и может случиться беда. Твоя мать просит, чтобы ты приехала, Сидони, и твой брат тоже!
– Боже мой, нет! Нет! – закричала девушка. – Только не мама. Моя милая мамочка! Она не может умереть!
Совершенно растерянная, Сидони сорвала с себя рубашку, швырнула ее на пол и стала натягивать теплые вещи. Журден опустил глаза, но все же успел украдкой увидеть ее изысканно красивую фигурку, тоненькую и легкую, и кожу перламутровой белизны.