– Я спускаюсь, чтобы завести машину. Перед отъездом мотор надо прогреть. Сочувствую тебе, дорогая.
Сидони ответила ему слабым кивком. Ширма из горечи и вежливой раздражительности, за которой она пряталась уже много месяцев, вдруг начала рушиться и грозила вот-вот исчезнуть – словно по волшебству. Журдену показалось, что перед ним снова нежная исстрадавшаяся девушка, с которой он познакомился прошлым летом, та, кого он однажды там, в Сен-Приме, застал в слезах, прижимающейся лбом к лошадиной шее.
Положив на рычаги телефонную трубку, Пьер на какое-то время погрузился в собственные мысли. Тишина действовала на него угнетающе. Теперь ему нужно было зайти в соседний дом, к Фердинанду Лавиолетту, и Пьер опасался, как старик воспримет эту новость. «Ну как сказать ему, что у Альберты очень мало шансов остаться в живых? – задавался он вопросом. – Это ведь его дочка, его дитя, плоть от плоти!»
Слова траурным эхом отозвались в сознании Пьера. Он зажег сигарету и устало провел рукой по кудрявым волосам. Хотел он того или нет, жуткая сцена, подсмотренная час тому назад, всплыла перед его мысленным взором. Жасент приоткрыла дверь в мастерскую, и Пьер увидел доктора Сент-Арно, сгорбившегося между окровавленными коленями Альберты, чьи крики рвали душу. «Господи, это было ужасно! В руках у врача был какой-то странный инструмент!»
Выдержка Пьера подверглась жестокому испытанию. Оставив Шамплена в грузовичке, он побежал к повитухе, которая, как выяснилось, находилась в этот момент у постели другой роженицы, на отдаленной ферме, расположенной на другом берегу реки Ирокезов. Оттуда Пьер отправился прямиком к доктору Сент-Арно, и тот собрался с поразительной скоростью. До фермы они добирались совсем уж невероятным образом – быстрым шагом, на снегоступах, благо у доктора их было две пары и одну из них он дал Пьеру.
«Когда мы вошли в дом, послышались крики и стоны Альберты. Жасент подогревала воду, и выражение тревоги прикипело к ее лицу, как маска. Происходило что-то нехорошее, я сразу это почувствовал…»
Вспомнилось испуганное личико малышки Анатали, сидящей возле печки, с белым котом на коленях. Что до Шамплена, то он шатался по дому всклокоченный, с остановившимся взглядом. Несколько минут спустя диагноз доктора заставил запаниковать: ребенок шел ягодицами вперед. Альберта выбилась из сил, у нее была сильная кровопотеря, а ребенок все еще не родился. Пьер невольно поежился от ужаса. Он хотел последовать за женой, когда она возвращалась в мастерскую, временно превращенную в родильный зал.
– Ты должна быть мужественной, – сказал он Жасент. – Еще не все потеряно.
Нелепые, бессмысленные слова. В приоткрытую дверь Пьер увидел окровавленные простыни, страдающую женщину, которая кричала в агонии, запрокинув голову…
– Побудь с отцом! – распорядилась Жасент, отталкивая мужа от двери. – Доктор собирается применить щипцы, и я опасаюсь худшего.
В кухне Пьер едва не столкнулся с мертвенно-бледным Шампленом. Фермер умоляюще взглянул на зятя, словно ожидал от него хоть какого-то утешения.
– Мой мальчик, может, ты знаешь больше, чем я? – пробормотал Шамплен, еле ворочая языком – сказывался литр белого крепленого вина, который он выпил меньше чем за час и к тому же на пустой желудок. – От Жасент я ни слова не добился…
– Мне известно столько же, сколько и вам, мой тесть. Нужно верить в лучшее. Сент-Арно – квалифицированный доктор, ваша дочь – медсестра…
– Ну да, на них вся надежда. Табарнак! Если Альберта умрет, я за себя не ручаюсь. Неужто первое дитя, которое мы так ждали вместе с ней, убьет ее?
При этом разговоре присутствовала перепуганная Анатали. Пожалев малышку, Пьер отнес ее на второй этаж и уложил в постель с куклой и котом. От этих минут, когда он держал девочку на руках, у него осталось ощущение полнейшего счастья и бесконечной нежности. Пьер утешал ее ласковым голосом, и она уснула под колыбельную, которую он сам сочинил.
Когда он спустился, Жасент уже ждала его возле лестницы.
– Пьер, мама хочет видеть Сидони. Ей кажется, что она обречена. Прошу, позвони Сидо из моего кабинета и приведи дедушку Фердинанда.
– А что с ребенком?
– Доктор постарается спасти его во что бы то ни стало, об этом его попросила мама. Поторопись, мы ни в чем теперь не можем ей отказать.
Пьер проехал на грузовичке по утопающим в снегу дорогам. На душе у него скребли кошки. И вот теперь ему предстояло пережить еще один тяжелый момент – нужно было сообщить старику, немало страдавшему в жизни, новость, горше которой нет.
Матильда Лалиберте с вызовом смотрела на Александра Сент-Арно, который был выше ее на голову. С перекошенным от напряжения лицом и сверкающими глазами знахарка раскинула руки, дабы не подпустить его к роженице, и держалась стойко.
– Вы больше не прикоснетесь к мадам Альберте, даже не подойдете к ней! Она умрет, если вы опять возьметесь за свои щипцы! Дайте мне сделать что нужно! Женщины лучше понимают в таких делах, чем мужчины. Я могу спасти ее, вы – нет.
Потеряв от изумления дар речи, доктор в растерянности посмотрел на Жасент. И, призывая ее в свидетели, попробовал возразить:
– Что тут вообще происходит, Господи прости? Если так, зачем вы меня вызвали? Время не ждет: мадам Клутье истекает кровью, и малыш наверняка мучится в ее утробе. Я повторяю вам: нужно сделать надрезы и наложить щипцы, и тогда у ребенка появится шанс. Медсестра Дебьен, вы со мной, разумеется, согласны? Прошу, поддержите меня!
У Жасент уже не было сил на то, чтобы волноваться, но ответила она не сразу. Попросив привезти старших детей и Фердинанда, Альберта впала в полузабытье, и дочь очень переживала за нее. Жасент отказывалась верить в то, что в этот февральский вечер ее мать может умереть – вот так, в муках, испачканная кровью и уриной. Последствия обещали быть ужасными. Шамплен потеряет голову, что делать с новорожденным – непонятно, и жизнь всех членов их семьи снова погрязнет в чудовищном траурном кошмаре.
– Должно же у вас быть мнение на этот счет, вы ведь медик, – настаивал побледневший доктор Сент-Арно. – Нужно действовать безотлагательно, на дискуссии времени нет.
– Красавица моя, не слушай этого господина! Нельзя вытаскивать ребенка, который идет вперед попкой, щипцами! Господь свидетель, я уже много лет принимаю роды, и я в своем уме, не шарлатанка и не идиотка. Смерть бродит по дому – я почувствовала это, едва переступив порог, но у меня хватит сил, чтобы прогнать ее, расстроить ее планы!
– Бред! – громыхнул доктор. – Только на это вы и годитесь – нести всякую чушь. Жасент, поддержите же меня, в конце концов, вы ведь квалифицированная медсестра…
– Мсье, вам доводилось принимать роды? – вопросом на вопрос ответила молодая женщина, слегка удивившись тому, что к ней обращаются по имени. – Особенно сложные, сопряженные с риском?
Вопрос обескуражил врача, и он уставился на Жасент. Ход событий, поведение тех, кто при этом присутствовал, – все это было недоступно его пониманию, окружено ореолом тайны.
– Да, конечно! – ответил он. – Хотя, скажу честно, щипцами я еще не пользовался. Но это не повод усомниться в моих способностях! Я знаю, что и как нужно делать.
Дверь в комнату распахнулась, и в дверном проеме появилась высокая фигура Шамплена. Лицо у него покраснело, волосы растрепались, и он еле стоял на ногах.
– Альберта, милая, хочу тебя видеть, хочу поцеловать! Зачем вы все тут?
Пьер с Фердинандом Лавиолеттом схватили его и потащили обратно в коридор.
– Он пьян, – сказал старик. – Стыд-то какой! Боже мой, какой стыд… Идем, зять мой, веди себя прилично!
Фердинанд задыхался от слез. Он увидел на диване дочь, безжизненно поникшую и испускавшую слабые хрипы.
– Вы должны быть сильным, тесть, – подхватил Пьер. – Выпив лишнего, вы жену не спасете!
Измученная Жасент все-таки смогла закрыть дверь и сразу же повернула ключ в замке, врезанном по просьбе Сидони.
– Нам нужен покой! – пожаловалась она. – Доктор, простите, но здесь я единственная, кто сохранил ясный рассудок, и я полагаюсь на Матильду. Моя мать сама бы выбрала ее, будь она в сознании. Думаю, применение щипцов может оказаться фатальным. Что до надрезов, я согласна.
– Единственная, кто сохранил ясный рассудок? – возмутился врач. – Тут я с вами не согласен: теперь и вы несете околесицу! Мне жаль вас разочаровывать, но я не могу смириться с подобной глупостью!
– А придется, – буркнула Матильда. – Выходите, оба! Подогрейте вина, бульона, приготовьте воду и мыло. Я сама тут управлюсь. Кстати, моя красавица, надо ли напоминать о том, что Альберта не хочет, чтобы ты ее лечила? Стыдливость даже на краю могилы!
Жасент кивнула, соглашаясь, схватила доктора за локоть и вывела его из комнаты. В коридоре было пусто, но в кухне мужчины что-то обсуждали на повышенных тонах. Сент-Арно оперся о стену, наслаждаясь темнотой, тем, что с плеч его свалился груз ответственности, и в особенности – прикосновением женской груди к его руке. Красивая мадам Дебьен была настолько поглощена ожиданием неминуемого несчастья, что не замечала, как близко друг к другу они стоят.
– Как вы могли доверить жизнь матери и младенца этой старой ведьме? – шепотом спросил он. – Она хотя бы руки помыла?
– Я не смогу вам этого объяснить, – призналась Жасент. – Матильда – моя подруга, но иногда я говорю себе, что ошибаюсь в ней, что она не так искренна, как кажется. А потом мне бывает стыдно за эти мысли. Я восхищаюсь ею, у нее сильная воля, и она помогает всем, кому может помочь. И я искренне верю, что у нее хватит сил на то, чтобы бороться со смертью. Она – знахарка и тысячу раз доказала свои способности на деле!
– Что ж, посмотрим! Но я снимаю с себя всякую ответственность, если ваша мать или ребенок умрет. Вы свидетель, что я старался, как мог.
– Об этом не тревожьтесь, – вздохнула Жасент, отстраняясь. – Давайте лучше приготовим все, о чем просила Матильда. Моя сестра с мужем уже в пути. Я говорю о Сидони, мы только что были в ее комнате – в швейной мастерской. Маме там очень нравится. Наверное, именно поэтому, когда ей стало плохо, она там спряталась!