– Нам вдвоем будет весело! Я тебя причешу и пощекочу за ушком, и это еще не всё!
Сидони проводила их тяжелым, неодобрительным взглядом, но смолчала. Матильда указала ей на кресло Шамплена, стоящее возле большой кухонной печки. В руках у нее была детская бутылочка с молоком.
– Присядь и покорми братика. Тебе это будет полезно – ты ведь тоже когда-нибудь станешь матерью.
– Думаю, в эту ловушку я не попаду, – буркнула Сидони. – Умереть во время родов – меня это совершенно не прельщает!
Пьер подошел к Жасент и ненадолго прижал ее к себе. Оказавшись в одиночестве под лавиной снега, он невольно задумался о своем неотступном желании стать отцом. События прошлой ночи заставили его по-другому взглянуть на материнство и деторождение. Любая женщина может умереть, производя на свет дитя, как это случилось с Альбертой.
– Я восхищаюсь твоей выдержкой, Жасент, – еле слышно произнес он. – У тебя ведь еще не было возможности выплакаться?
– Поплачу потом. Нужно привести маму в порядок – поменять ей нательное белье, одеть в нарядное платье, убрать грязные простыни. А уж потом я смогу поплакать. А еще папа… Господи, где он может быть?
– Мы с Лориком его отыщем. Наверное, он пошел в деревню, как сказала Сидони, – чтобы сообщить о смерти жены старику Фердинанду и кюре, а может, и доктору.
– Да, возможно. Но почему же он не сказал мне, куда идет? Пьер, я вот что подумала… Может, мама умерла в его отсутствие? Ей стало плохо и она попросила привести доктора или дедушку?
Молодая женщина умолкла и заглянула в черные глаза знахарки, которая делала вид, будто не прислушивается к их разговору.
– Скажи, Матильда, ты правда ничего не видела и не слышала этой ночью? – сухо спросила Жасент. – Ты ведь спала тут, в кухне. Когда отец пришел за Калебом, ты не могла этого не заметить. Он не говорил с тобой? Ни о чем тебя не просил?
– Нет, я спала, как и все в этом доме. Боже правый, Жасент, если бы я видела твоего отца, я бы сказала об этом! Ты обвиняешь меня в том, что я падала от усталости, как и ты, кстати говоря. Ни у кого не было сил сидеть без сна всю ночь – ни у вас, ни у меня!
– Но ведь вы уверяли, что глаз не спустите с мамы и Калеба! – заметила Сидони.
– Я пока не ваша прислуга, насколько мне известно! Я делаю, что могу, потому что хорошо к вам отношусь, но если мне это ставят в упрек, лучше уйду!
И Матильда сердито указала пальцем на дверь. Но уже в следующее мгновение в кухню вошел Лорик – в теплой куртке, ботинках и шапке с наушниками.
– Я надел что нашел. Но мне кажется, это папины вещи.
– А это может означать одно: он вышел на улицу без верхней одежды, – удивленно сказала Жасент. – Умоляю, разыщите его! Он, наверное, в какой-нибудь хозяйственной постройке – на гумне, в овчарне или сарае. Лошадь в стойле, вы проверили?
– Да, я всюду смотрел, – заверил жену Пьер.
– А за овчарней ты был? – дрожащим голосом спросила Матильда. – Там есть маленькая пристройка с выходом на луг, тот, что поменьше. Шамплен держал там барана.
– Нет, туда я не ходил, – признался мужчина.
– Идем вместе, Пьер! – воскликнул Лорик. – Бедный отец, наверное, забился в самый дальний угол, чтобы поплакать без свидетелей!
Юноша стиснул кулаки, на его лице появилось скорбное выражение. Смерть матери, которую он обожал, стала для Лорика настоящим, большим горем, и он дал себе клятву работать вместе с отцом, не жалея сил, – увеличить овечье стадо, распахать новые участки целины, которые они смогут купить вдвоем. Огромное озеро поглотило часть их земель, но мéста в округе полно, и если будет желание и силы, они с Шампленом превратят свою ферму в одну из самых прибыльных в регионе…
– Господи, приведите отца поскорее домой! – взмолилась Сидони, которая не знала, как избавиться от младенца – ей даже прикасаться к нему не хотелось.
Мужчины молча кивнули и вышли. Матильда повернулась к Жасент спиной.
– Я поставлю воду греться – много воды, чтобы обмыть Альберту, – объявила она. – Малыш пьет молоко?
– Не очень хорошо, – ответила Сидони. – По-моему, он просто играет с соской. Он засыпает… И вообще, что я могу знать о младенцах?
– Я возьму его, – сказала Жасент. – Я месяц работала в отделении для новорожденных, в больнице в Монреале. Полагаю, разумнее всего будет отдать его на время Артемизе, если она согласится. Для такого малыша грудное молоко – лучшее, что только можно придумать.
Она взяла Калеба на руки, поцеловала его в лоб и крошечные кулачки. Это был очень красивый младенец, и очень упитанный. А еще от него приятно пахло свежими пеленками и новой жизнью.
– Прекрасен как ангелок, – протянула Жасент. – Ты – милый маленький херувимчик, мой Калеб…
Из глаз Сидони снова закапали слезы. Матильда пожала плечами, склоняясь над кухонной плитой. «Скорее уж – милый маленький сирота», – промелькнуло у нее в голове.
Глава 9Разбитые сердца
Жасент положила младенца в колыбель. Он заснул у нее на руках, насытившись заменителем материнского молока, принесенным доктором Сент-Арно. Сидя за столом друг напротив друга, Матильда и Сидони пили кофе. У обеих глаза были красные, с припухшими веками, – они много плакали. Из спальни доносился смех Доры и Анатали – отголоски радости, которые казались неуместными в доме, где в одной из комнат первого этажа, в другом конце коридора, лежало тело покойной Альберты.
– Я не стану обмывать маму, сразу предупреждаю! – неожиданно заявила Сидони. – Но я охотно выберу платье, которое на нее нужно надеть, и нательное белье.
– Я могу все сделать сама, – пробормотала Матильда. – Если у тебя нет сил, Жасент, я справлюсь без твоей помощи. Бог мой, мне не привыкать!
– У меня хватит сил. Сделать это для мамы – мой долг, – сухо отвечала старшая из сестер. – Так я выражу ей свою любовь и уважение. И нам лучше поторопиться. Неприятно, что она лежит там в луже собственной крови!
– Замолчи! – всхлипнула Сидони. – Бедная мамочка! Я так по ней скучала в Сент-Эдвидже, а теперь никогда больше не увижу – как она суетится у плиты или заводит настенные часы… Это так ужасно! А некоторые смеют в это время развлекаться. И надо же было Лорику привезти с собой эту девицу! И что мы теперь будем делать с Калебом?
– Если ты сходишь наверх и оденешься, то сможешь сама сходить к Тибо – рассказать, что мама умерла, и поговорить с Артемизой. Мы ей заплатим, если она согласится стать кормилицей маленького Калеба.
Словно в ответ на последнюю реплику Жасент, со стороны крытой террасы донесся глухой стук – там стояла деревянная скамья, на которой можно было посидеть и поговорить летними вечерами. За стуком последовал призыв – глухой, отчаянный.
Матильда и обе сестры выскочили на крыльцо, даже не накинув на плечи шали или куртки. Зрелище, их ожидавшее, было настолько страшным, что ни одна не смогла ни вскрикнуть, ни зарыдать. Женщины были шокированы.
– Мы нашли его, – проговорил Пьер.
В его лице не было ни кровинки, а кожа приобрела восковой оттенок, и окружающие предметы, укрытые слоем снега, казались белыми до голубизны.
– Он холодный как ледышка, – пробормотал Лорик, смахивая слезы.
Безжизненное тело Шамплена лежало на последней, четвертой ступеньке оледеневшего крыльца. Вокруг его мощной шеи была повязана веревка. Ее перерезали, и теперь ее конец болтался на груди.
– Он повесился! Папа повесился, – продолжал Лорик. – Скорее всего, после того, как увидел, что мама умерла. Ты была права, Матильда. Мы нашли его на улице, позади овчарни, возле дощатой стены. Он использовал поперечную балку, чтобы…
Голос у Лорика сорвался, и, не в силах говорить, он с испугом посмотрел на труп. Оледеневшее, лиловое лицо покойника – на такое нельзя смотреть без содрогания. Из одежды на несчастном были штаны, рубашка, свитер и домашние тапки.
– У меня в голове была странная картинка, – пробормотала знахарка. – Она подсказала мне место… Там вы его и нашли. Боже правый, как он любил свою жену!
– Думаете, это нас утешит? – вскричала Сидони, держась за Жасент. – Нет, это невозможно! Папа и мама! За пару часов мы лишились их обоих!
У сестер зубы стучали от холода. Пьер сделал Лорику знак, и они подняли свою ношу – тяжелое окостеневшее тело, которое с трудом перенесли сначала через загон для овец, а потом и через двор.
– Нужно положить его в родительской спальне на кровати, – пробормотала растерянная Жасент. – Но я не хочу, чтобы Анатали это видела. Нет, этого нельзя допустить! Боже мой, что же нам теперь делать? Почему…
Она пошатнулась, хватая воздух ртом и изо всех сил удерживая в груди изумленный возглас.
– Сейчас я поднимусь наверх и поговорю с Дорой. А вы пока подождите!
– Жасент! – позвал Пьер. – Ты еле стоишь на ногах! Матильда, помогите, ей сейчас станет плохо!
– Нет, не надо, – возразила молодая женщина, взмахнув дрожащей рукой. – Я в порядке. Мне уже лучше.
Тут взгляд ее упал на труп отца, и она снова испуганно попятилась. Сидони мысленно позавидовала сестре, что у той есть повод уйти. Чуть дыша от переполнявших ее эмоций, она начала всхлипывать, а потом разрыдалась.
– Быстрее возвращайся в тепло! Не хватало еще тебе заболеть и умереть, – рассеянно проговорила знахарка. – Дверь мы оставим открытой, чтобы можно было внести мсье Шамплена. Ну же, парни, нельзя оставлять его так долго на улице. И этот снегопад все никак не кончится…
Оказавшись в доме, Сидони прижалась спиной к стене. Ее руки бессильно повисли, глаза были широко открыты. Она словно оцепенела, уставившись в невидимую точку в пространстве, и даже перестала дышать.
– Смерть! Опять она! – произнесла девушка заплетающимся языком. – Я видела слишком много мертвецов! Бабушка Олимпия, Эмма, моя сестренка Эмма, мама, папа… Кто следующий? Дедушка! Вот увидите, вы все, дедушка тоже умрет, когда обо всем узнает! Не говорите ему, бога ради, не надо! Мне страшно, господи, я боюсь, что тоже умру!