то лучше вам тут не задерживаться!
Хлесткие оскорбления уязвили Дору в самое сердце. И она ответила еле слышно:
– Может, я и оскорбляю ваших родителей, да только, если они уже на небе, там их научат прощать! И я горжусь тем, что моему мужчине со мной хорошо, потому что немало славных парней имеют жен, которые не способны удовлетворить их в постели…
Слышать это было унизительно, и Сидони покраснела. Судя по всему, после ночной драки Лорик не удержал язык за зубами… Разъяренная, она сбежала вниз по лестнице, даже не поинтересовавшись, где в этот момент находится ее муж.
Опираясь спиной о большую подушку и поджав под себя ноги, Жасент сидела на диване. Щенок Томми умостился тут же, на полу. Молодая женщина с печальным видом смотрела на подсвеченное красным окошечко дровяной печки. Водогрейный котел тоже работал на полную мощность, поскольку, кроме Анатали, молодая чета приютила у себя Фердинанда Лавиолетта, для которого известия с фермы – и о смерти дочки, и о самоубийстве зятя – стали глубочайшим потрясением.
«Родители, любимые… Кто мог предвидеть такой конец – стремительный, ужасный?» – спрашивала себя Жасент.
Пьер только что ушел наверх, в спальню. В последние дни дел у него было столько, что к вечеру он валился с ног от усталости. Он вышел на работу в сыроварню; кроме этого ему приходилось постоянно следить за отоплением и за тем, чтобы крыльцо и тропинка, ведущая через сад к дому, были расчищены от снега, который падал с завидным постоянством.
«Только бы дедушка оправился от этого удара, – с беспокойством думала Жасент. – Вчера на похоронах мы уж думали, что потеряем и его…»
Она мысленно вернулась в местную церковь, переполненную людьми. Лица у прихожан были задумчивые, испуганные – еще бы, страшная драма в очередной раз затронула семью Клутье. Новости распространились по деревне с молниеносной скоростью, вселяя в соседей растерянность, жалость и своеобразный священный страх. Шамплена все отлично знали, он был из тех, кого то и дело встречаешь на главной улице или в Café. Летом он частенько проезжал по деревне на повозке, умостившись на переднем сиденье, в соломенной шляпе с полями, закрывавшей его густые волосы. Мэр произнес прочувствованную речь, кюре вознес хвалы Альберте – примерной матери семейства, женщине набожной и сильной духом.
Многие молча плакали, и даже Матильда, одетая в черное, уронила слезу – та самая Матильда, которая божилась, что после гибели ее любимого мужа слез у нее совсем не осталось. Сидони едва держалась на ногах, когда нужно было вставать и читать по требнику молитву. Лорик выглядел отстраненным и надменным, словно желал этим доказать, что он – достойный наследник Шамплена Клутье, которого в округе считали гордецом.
«Дора, бедняжка, всё жалась к дверям… Она бы в мышиную нору забилась, если бы только могла!» – вспоминала Жасент.
Что до малыша Калеба, Артемиза приняла его под свое крыло из христианского милосердия и… вполне практических соображений.
– Альберта была моей подругой. Золотая женщина! Да я бы со стыда умерла, если бы отказалась кормить ее ребенка. Молока у меня в избытке – столько, что за ночь вся рубашка мокрая!
От тягостных размышлений медсестра Дебьен оторвалась, лишь услышав стук во входную дверь.
– Пациент? Так поздно? – удивилась она вполголоса.
Щенок уже семенил в прихожую, помахивая хвостиком. Жасент пошла следом за ним и приоткрыла дверь. На крыльце стоял доктор Сент-Арно – меховая шапка припорошена снегом, шарф натянут до самого носа.
– Входите! – пригласила изумленная женщина.
– Мне неловко тревожить вас в такой поздний час, но я никак не мог успокоиться, всё ходил из угла в угол… У меня очень много вопросов, и я решил получить на них ответы еще до наступления утра.
С этими словами он снял верхнюю одежду, без которой невозможно было выйти на такой ледяной холод.
– Пройдемте в мой кабинет! Там тепло, и мы сможем спокойно поговорить. Муж, племянница и дедушка уже спят. Хотите чаю, доктор?
– Охотно, Жасент! Простите, мадам Дебьен.
– Нам придется часто работать вместе, так что можете называть меня по имени.
– Но тогда и вам лучше…
– У меня не повернется язык. Я буду обращаться к вам «доктор».
Молодая женщина знаком предложила ему сесть за ее письменный стол, затем принесла из соседней комнаты чайник с горячим напитком и две чашки.
– Что вас так тревожит? – усталым голосом спросила она. – Говорите не стесняясь, мне будет полезно отвлечься. Я все еще не могу примириться с тем, что моих родителей больше нет на свете. Чувствую себя опустошенной, разбитой.
– Понимаю, это очень тяжело. Я по нескольку раз в день, начиная с понедельника, вспоминаю о том, как эту новость мне принесла мадемуазель… Дора, если не ошибаюсь?
– Да, ее зовут Дора, и она – невеста моего брата. Она нам очень помогла – и душевным участием, и работой по дому. Мы вместе с ней отлично управлялись: убирали, готовили еду, стирали, а стирка белья в это время года – занятие не из приятных.
Доктор потихоньку потягивал чай, и его задумчивый взгляд скользил по комнате – как будто он видел всю эту обстановку в первый раз.
– Ваш брат собирается на ней жениться? Вы в этом уверены? – спросил он наконец.
– Неужели этот вопрос лишил вас покоя? – с иронией отозвалась Жасент, которой не понравилось презрительное выражение, с каким доктор говорил о Доре. – Вы же пришли не для того, чтобы расспрашивать меня о матримониальных планах Лорика?
Она присела на табурет напротив гостя. Доктор смотрел на нее и улыбался, испытывая какую-то наивную радость от того, что даже в горе она остается очень красивой – хотя ее золотистые волосы заплетены в косы, под глазами – темные круги, а пухлые губы бледны. Испытания, выпавшие на долю Жасент, разумеется, отразились на ее внешности, но и придали ей некий романтический ореол, редкое очарование – по крайней мере, так думал доктор Сент-Арно.
– Нет, Жасент, ваш брат волен жениться, на ком пожелает. Меня заботит другое. Вы знакомы с Пакомом Пеллетье?
– Конечно.
– Я пользую его с тех пор, как приехал в Сен-Прим. Если быть точным, мать привела его ко мне на консультацию через два дня после моего приезда. С тех пор я вижусь с ним около трех раз в месяц. Случай показался мне очень интересным. Я расспросил о нем мэра и доктора Ланжелье из деревни Сен-Метод, и вот, по мнению последнего, этот деревенский дурачок совсем не так глуп, как кажется. Он не так уж отстал в развитии, но из невинного детского возраста уже вышел, и временами у него случаются вспышки гнева, необъяснимой нервозности.
Жасент поежилась. Она давно уже не встречалась с сыном вдовы Брижит. По словам Матильды, бедный юноша проводил много времени в больнице и с некоторых пор стал очень беспокойным.
– Я прописал ему бромид – по вышеназванной причине и потому, что об этом меня попросила его мать, – продолжал Сент-Арно.
– Бромид? Тогда меня не удивляет, что Паком так редко выходит на улицу. Раньше он, горемыка, все время бродил по деревне, но вреда от него никакого не было. Ему двадцать пять лет, но я видела в нем ребенка: Паком обожает, когда его угощают конфетами, и обижается, если ему в чем-то отказывают. Но чем я могу быть вам полезна?
Доктор допил чай и поставил чашку на стол. Видно было, что ему не по себе.
– Мадам Пеллетье рассказала мне, что случилось в мае прошлого года – о небывалом наводнении. Паком наблюдал за тем, как поднимается вода, и нашел труп вашей сестры.
– Только не это! К чему сейчас вспоминать ужасную смерть Эммы? Я и так ношу траур по родителям, не могу ни спать, ни есть. Если Брижит рассказала вам все в подробностях, не понимаю, что еще вы хотите узнать. Я очень устала, доктор. И перед вашим приходом как раз собиралась ложиться спать.
Он понурил голову в притворном раскаянии. Хозяйка дома лгала, это было ясно – иначе откуда взялась горячая чайная заварка?
– Простите, моя дорогая Жасент, но мадам Пеллетье утверждает, что ее сын был глубоко потрясен тем, что нашел тело девушки, и последующими событиями… О, извините! Это из-за меня вы плачете! Буду краток. По словам этой дамы, чьи намерения мне не очень ясны, в то время вы сверх всякой меры досаждали Пакому расспросами, и ваша подруга Матильда тоже. Когда у него случается приступ (обычно это бывает вечером), мой пациент повторяет имя вашей покойной сестры. Еще он говорит о вас и о Матильде. Говорит, что боится, в особенности – вас!
– Парень не в своем уме, вот и все, и, надо полагать, его состояние ухудшается. Я никогда не пугала Пакома, не докучала ему. Я даже подарила ему дамскую белую сумочку из кожи, которая принадлежала Эмме. Сумочку, полную конфет… Он нам помог, рассказав все, что ему было известно.
Дрожа от волнения, расстроенная Жасент решила уточнить некоторые детали.
– Если бы не бессвязные речи Пакома, мы бы не смогли узнать, кто убил сестру. Я и сейчас ему за это благодарна.
– Еще я хотел вас предупредить, милая мадам, – прошептал Сент-Арно, накрывая ее руку ладонью. – Вдова Пеллетье на прошлой неделе сказала мне, что собирается подать на вашу семью жалобу и получить денежную компенсацию.
Жасент в гневе отдернула руку и вскочила:
– Это нелепость! Совершеннейшая чушь! Разве мало нам собственных бед и лишений?
– Но теперь она как будто передумала – все-таки вы потеряли обоих родителей. Если же мадам Пеллетье станет упорствовать, я приложу все силы, чтобы ее переубедить. Соглашусь с вами: это нелепость. Я смогу вас защитить, не тревожьтесь.
– Я не боюсь. Доктор, разве может со мной случиться что-то хуже того, что уже произошло? Три дорогих мне человека умерли меньше чем за год, а я не успела попрощаться с ними. Эмму жестоко убил ее любовник, мама умерла от кровопотери, отец повесился… Что же до истеричной вдовы с ее вымыслами – мне все равно. Совершенно!