– Какая удача, что Тимоте хорошо подкрепился и теперь спит, как ангелок! – сказала Дора.
– А он и есть ангелок, – подхватил Жактанс Тибо, по совету жены тщательно следивший за своей речью.
Детей за столом сидело семеро, но они совсем не шумели – столько вкусного было на столе. Старшие присматривали за младшими: Анатали помогала Шарлю, сидящему на высоком стульчике, а три сына Артемизы и Жактанса – младшей сестренке, Цезарин.
Жасент искренне наслаждалась вкусной едой, зная, что нужно пользоваться возможностью отдохнуть.
Когда принесли «Крокембуш», подарок Сидони, за столом все захлопали. Торт был очень красивый – сложенные высокой горкой круглые заварные пирожные, блестящие от карамели и украшенные сахарными жемчужинами.
– Ой, красота-то какая! – твердила восторженная Дора. – Как это любезно с вашей стороны, мадам Прово!
– Дора, ты могла бы называть мою сестру по имени, – вмешался Лорик.
Журден с легким раздражением подхватил:
– Это было бы правильно, мы ведь одна семья!
Он немного перебрал вина из одуванчиков и Сен-Жорж, которыми чета Клутье потчевала гостей. Не имея привычки к спиртному, молодой полицейский вел себя более раскованно. Поэтому его реакция удивила жену, и она заявила с явным раздражением:
– Обращение «мадам Прово» меня вполне устраивает. Мы ведь с Дорой едва знаем друг друга.
– Глупости! – отрезал Журден. – Мы уже три года регулярно собираемся у Жасент на Рождество и новогодние праздники. Ты могла бы быть и полюбезнее со своей невесткой!
– Журден, прошу тебя! – прошептала Дезире, смущенная внезапной словоохотливостью сына.
– Я сама решу, с кем и когда мне быть любезной! – с нажимом возразила Сидони.
– Стоит ли ссориться в такой чудесный день?! – воскликнула Артемиза. – Господин кюре, вы со мной согласны?
– Конечно, мадам Тибо! Грешно оскорблять Господа, когда у него праздник – крещение еще одной души!
Укор со стороны священника подействовал: Сидони пробормотала извинения, и Журден успокоился. И только Дора, которая и так валилась с ног от усталости и беспокойства, чуть не плакала.
– Пойду сварю кофе, а вы ешьте торт, меня не дожидайтесь, – сказала Матильда, вставая. – Я не охотница до сладостей. Отдайте мой кусочек детям!
В этот дом знахарка не заходила со дня смерти Альберты и ее супруга. Матильду охватило сильнейшее волнение, словно жена Шамплена Клутье в любую секунду могла предстать перед ней, стройная и величавая, в ситцевом платье и с платком на голове.
Неуверенными шагами знахарка подошла к колыбели, в которой посапывал младенец. Почти робко коснулась его лобика, щеки…
– Да хранит тебя Господь, маленький ангелок! – прошептала Матильда.
Прикрыв глаза, она от чистого сердца попросила Небесного Владыку охранять этого ребенка. Знахарка так углубилась в молитву, что не услышала шагов Анатали, которая вошла в кухню. Девочка на цыпочках приблизилась к большому буфету, где Дора хранила посуду.
– Нужна еще одна десертная тарелка, – тихо пояснила Анатали.
– И тебя отправили на кухню, зная, что я тут? Нужно было отказаться, ты ведь меня боишься. Пускай бы Артур принес.
Артуру, старшему сыну Жактанса и Артемизы, было десять лет, и он уже помогал отцу по хозяйству.
– Мне надоело сидеть, – ответила Анатали вполголоса. – И я совсем вас не боюсь. Я боюсь Пакома Пеллетье.
– Страх – плохой советчик. Этот бедолага совсем не злой. Хотя согласна, в твои годы я бы тоже его боялась, потому что у парня мозги не на месте.
– Он пнул ногой Томми! И хотел ударить его еще сильнее! Наверняка мог даже покалечить его или убить…
Последнее слово болью отозвалось в сердце Матильды, и она посмотрела на девочку с глубочайшей нежностью. Только теперь она поняла, как несправедлива была к этому ребенку.
– Хочешь, научу тебя варить кофе? – предложила она уже гораздо мягче. – Очень вкусный кофе. А еще я думаю, может, нам с тобой помириться? Я бываю строгой, даже сердитой, – сама не знаю почему.
Это признание удивило Анатали, и она честно ответила:
– Нет, это я вам тогда нагрубила! И меня следовало отругать. А все ведь из-за кота…
– Какого еще кота?
– Моего Мими! Вы сказали, что его, наверное, переехала машина. В тот вечер я долго плакала в кровати. А Мими потом вернулся! Выходит, все ошибаются, даже вы!
Последняя реплика заставила Матильду улыбнуться. Она зажгла спиртовку, налила в чайник воды и поставила ее закипать.
– Ты умненькая девочка, – сказала знахарка, ища жестянку, в которой Дора хранила кофе. – А я иногда бываю сердитой, как медведь, которого потревожили в берлоге, – ворчу и начинаю искать, на ком бы сорвать свою злость. Ну-ка, пододвинь мне стул! Нужно смолоть зерна, а это лучше делать сидя.
Анатали исполнила просьбу знахарки и стала наблюдать за ее энергичными движениями. Та крутила ручку кофемолки до тех пор, пока ящичек не наполнился коричневым душистым порошком, а потом высыпала его в мисочку.
– Нас много, понадобится не меньше двух кофейников, – уточнила Матильда.
– Я могу помолоть, когда вы устанете, – предложила девочка. – Я умею!
– От помощи не откажусь, моя хорошая! Может, познакомимся поближе, поговорим? Тебе нравится в школе у сестер?
– Да. Тетя Жасент мной довольна: я хорошо учусь и не шалю в классе.
Анатали переминалась с ноги на ногу; взгляд ее зеленых, с золотыми искорками глаз затуманился задумчивостью. Матильда всмотрелась в ее лицо: круглые щечки, высокий лоб, губы деликатного розового оттенка… Волнистые каштановые волосы девочки были украшены лентой в тон платью. «Старая сова – вот ты кто, Матильда! – упрекнула она себя. – Как можно быть такой глупой?»
– Не очень-то тебе повезло в жизни, – проговорила она, обращаясь к Анатали.
– Почему? Тетя Жасент приехала в Сент-Жан-дʼАрк и забрала меня у мельника, и теперь я живу с ней и дядей Пьером. Они мне как родители, и я бы очень хотела называть их мамой и папой. Но они против!
Матильда без улыбки кивнула. Потом указала девочке на стул, прося присесть, и передала ей ручную кофемолку.
– Держи! Можешь крутить очень быстро, на сколько хватит сил – так ведь веселее, верно? Расскажи мне правду и не бойся, секреты я хранить умею. Сколько их, секретов, у меня в голове и сердце! Всегда ли ты хорошо спишь по ночам? Не слышишь ли каких-нибудь странных звуков? Тебе не снятся кошмары?
– А ты никому не расскажешь? – спросила Анатали.
– Никому, обещаю!
– Когда я только сюда переехала, мне иногда казалось, будто в моей комнате кто-то есть. Кот начинал шипеть, шерсть у него вставала дыбом. А один раз я даже видела в коридоре белую фигуру. Я знаю, это была моя мать, Эмма! И она последовала за мной, когда я стала жить у тети Жасент. Хорошо, что Томми теперь спит в моей комнате. Когда он рычит, я понимаю, что она пришла. И мне страшно, хоть она ничего плохого мне и не делает, потому что я знаю – Эмма злится!
– Ты это чувствуешь или же видишь – по ее лицу? – шепотом поинтересовалась знахарка, прищуривая черные глаза.
– Чувствую. И мне бы очень хотелось, чтобы она ушла – насовсем.
– Ты никогда не рассказывала об этом Жасент или Пьеру?
– Нет. Дядя Пьер приходит меня успокоить. И мне становится легче. Удается заснуть.
– Тебе следует побеседовать с матерью, если она снова наведается в твою комнату. Говори с ней так же, как сейчас со мной.
– И что я ей скажу?
– Все, что придет на ум. Сделай, как я советую, Анатали. О потустороннем мире я знаю гораздо больше, чем остальные. Блуждающие души должны подняться к свету… Но часто они задерживаются в тех местах, где находились, когда были живыми, из плоти и крови. Они как бы… потерянные, что ли? Хотят говорить с нами, но не могут. И тогда начинают делать всякие глупости. Может, твоя мать даже не понимает, что пугает тебя и что на душе у тебя становится тяжело? Расскажи ей, что чувствуешь, и попроси оставить тебя в покое.
Девочка была настолько озадачена, что даже забыла о кофемолке. Матильда ласково похлопала ее по руке.
– Давай-ка я сама намелю кофе. А ты возвращайся к столу, там тебя ждет кусок торта. На улице жарко, и крем может растаять. Поболтаем в другой раз. Можешь как-нибудь забежать ко мне после школы.
– Хорошо, я приду!
Анатали, которой тогда было восемь с половиной лет, надолго запомнила и этот разговор, и советы Матильды. Каждый раз, стоило ей уловить запах кофе, в памяти всплывала эта сцена. Но в тот момент девочке не терпелось вернуться к гостям и съесть свою долю вкуснейшего десерта.
Поэтому она вприпрыжку убежала, прихватив недостающие тарелку и ложечку. В коридоре девочка встретила Сидони.
– Мы уже устали тебя ждать, – упрекнула та племянницу. – Чем ты была занята?
Из кухни послышался голос Матильды:
– Мы с Анатали немного поболтали. Это не ее вина, я сама ее задержала.
– Предсказывали ей будущее? – предположила молодая модистка.
– Чем говорить глупости, лучше иди сюда, Сидони!
– И не подумаю!
– Поможешь мне достать чашки для кофе, а потом отнесешь их на улицу.
Было бы невежливо отказать в такой безделице, и Сидони подошла к знахарке, стоявшей у стола.
– Хорошо, я займусь чашками. Если они вообще есть у Доры, – буркнула Сидони, распахивая дверцы буфета. – В противном случае всем придется пить из алюминиевых кружек!
– И неудивительно! Ты же сама увезла после похорон фаянсовый сервиз Альберты. Жасент рассказала мне об этом…
– Вот как? А я думала, ваши знаменитые карты таро открыли вам этот маленький секрет! Ну и что в этом дурного? Мне неприятно было даже представлять, что эта распутная девка будет пить из маминых чашек!
Доре, которая в это время стояла возле двери, отделяющей кухню от коридора, захотелось закричать от возмущения, боли и унижения. Она очень устала, налитые молоком груди ныли от боли. И все же, несмотря ни на что, прежде чем вой-ти, она стукнула о дверь локтем – пусть думают, что это получилось не нарочно, что она оступилась.