– Вы нашли все, что нужно? – срывающимся голосом спросила она. – А как мой малыш, до сих пор спит? Я хотела его покормить, – глядишь, и мне стало бы полегче.
Кровь прилила к ее щекам, и Дора, морщась от боли, нетвердым шагом направилась к колыбели.
– Может, когда-то я и была распутницей, – произнесла она еле слышно. – Я этого не отрицаю. Но теперь веду себя как подобает – в отличие от некоторых…
Хозяйка дома переменилась в лице; ее движения стали настолько неуверенными, что Матильда всполошилась и подбежала, чтобы ее поддержать.
– Дорогая, вам плохо?
– Земля уходит из-под ног…
С этими словами супруга Лорика медленно осела на пол, благо сильные руки знахарки удержали ее, не дали упасть. Испуганная Сидони выскочила на крыльцо и стала звать сестру:
– Жасент! Скорее!
– Что стряслось? – крикнул Лорик. – Что-то с малышом?
Пока гости за столом обменивались встревоженными взглядами, Жасент, а следом за ней и Лорик вбежали в дом. Случается, новорожденные умирают во сне, не проронив ни звука, без малейшего признака недомогания[22]. Дезире Прово перекрестилась: так она потеряла своего первенца, которому был всего месяц от роду.
– Доре стало дурно, – пояснила внезапно побледневшая Сидони, присаживаясь к столу рядом с мужем.
– Ничего серьезного? – спросил Журден.
– Откуда я могу знать? – отвечала ему супруга. – Я ведь не доктор! Она наклонилась над колыбелью и тут же потеряла сознание.
– Милостивый Иисусе! Бедняжка! – посочувствовала соседке Артемиза. – Может, это жара виновата?
– Конечно! Мадам Дора уже выходя из церкви выглядела усталой, – подхватил Жактанс.
Расстроенные дети прислушивались к разговору взрослых, не смея больше ни есть, ни болтать друг с другом. Анатали понурила голову, сложила ладошки перед собой и стала молча молиться. Она очень любила Дору и страшилась худшего, смутно вспоминая – словно давний, очень плохой сон, – стремительный уход своих дедушки и бабушки.
Сидони налила себе вина Сен-Жорж. Журден, видя это, поморщился. И укоризненно шепнул жене на ухо:
– Дорогая, сегодня ты слишком много пьешь.
– Я крестная мать, так что имею на это полное право, – ответила Сидони все тем же самоуверенным тоном. – Мне нужно взбодриться!
Из дома вышел Лорик – с легкой усмешкой на устах.
– Все в порядке, – поспешил он сообщить. – Дора уже пришла в себя. Наверное, у нее просто закружилась голова. Неудивительно, учитывая жару и то, сколько ей пришлось потрудиться! Бедняжка, она почти не спала, готовя угощение!
– Господь свидетель, мы отлично попировали! – закивала Артемиза. – Но я думаю, что ей не следовало вставать с постели сразу же после родов. В былые времена женщины оставались в кровати несколько дней подряд. Ни работать, ни выходить по делам им не позволялось. А ваша супруга, мужественная женщина, сразу взялась за работу!
– Тут я спорить не стану, Дора у нас молодец, – со смехом подтвердил немного смущенный Лорик. – Жасент с Матильдой помогут ей подняться наверх, пусть отдохнет. А я отнесу к ней малыша, как только он проснется. Дора просила извиниться за то, что испортила вам праздник.
Послышался дружный протестующий хор, и скоро за столом снова завязался разговор. Застучали ложки, начали весело перешептываться дети. Пьер с Журденом вызвались принести кофе. Сидони сидела, сложив руки на груди. Она прокручивала в голове слова Доры, которые все-таки услышала: «Но теперь я веду себя как подобает – в отличие от некоторых…».
Чем дольше Сидони размышляла над этим упреком, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что невестка намеренно хотела ее уязвить.
«Наверное, думает, что я завела себе в Робервале любовников! А все потому, что я элегантная, ухоженная и в сто раз красивее, чем она сама! Надо же быть такой идиоткой!»
Дора лежала на кровати в спальне – лицо покраснело, волосы слиплись от пота. Жасент внимательно сосчитала ее пульс. Она снова превратилась в медсестру Дебьен, которая стремилась выявить незримого врага, притаившегося в организме пациента, – болезнь, инфекцию или же какой-то иной дефект в телесной механике, с таким блеском спроектированной Господом.
– Ваше недомогание меня тревожит, – честно призналась Жасент. – Это может быть диабет или проблемы с кровеносной системой.
Матильда, сидевшая у изголовья кровати и державшая Дору за руку, с сомнением покачала головой.
– Мне кажется, все дело в сильном эмоциональном потрясении, – проговорила она. – Плюс эта жара, прилив молока – пришло время кормить младенца – и общая усталость.
– Причинила я вам забот, – пробормотала Дора. – За меня не волнуйтесь: вот, прилегла – и уже чувствую себя королевой!
Это сравнение еще больше растрогало Жасент, искренне обеспокоенную самочувствием невестки. Опираясь на свои познания в медицине, она вынесла такой вердикт: Дора страдает из-за собственной полноты и злоупотребления вредной пищей.
– Вы часто едите сладости? – спросила она.
– Да, водится за мной такой грешок! Лорик покупает мне лакомства в универсальном магазине. А пока я была в положении, мне все время хотелось есть, вот и набрала лишнего… Посмотрите-ка на мою блузку! Молоко течет, и с этим ничего не поделаешь.
Она пальцем провела по мокрым пятнам на ткани.
– Схожу за Тимоте, – сказала Жасент, – и вы его покормите.
Дора и Матильда остались наедине. Тряпочкой, смоченной в прохладной воде, знахарка протерла молодой матери лоб.
– Вас что-то гнетет, моя милая, – тихо произнесла Матильда.
– Боже мой, если б вы только знали! Эта городская кривляка, эта вертихвостка… Я слышала, как она называла меня гулящей, хотя у нее наверняка есть в запасе ругательства и покрепче! Надо же иметь такой змеиный язык!
– Вы о Сидони? Не обращайте внимания, она уедет к себе, в свой треклятый магазин. И вы нескоро увидитесь. Будь она моей дочкой, я навешала бы ей оплеух – чтобы не смела оскорблять людей!
– Если бы только это… – еле слышно сказала Дора.
Матильда с тревогой покосилась на дверь: Жасент могла появиться с минуты на минуту.
– Что вас тревожит? Рассказывайте, да поскорее!
– Господи, стыдно даже говорить об этом! На сердце так тяжело… Готова поклясться, я видела, как они обнимались и целовались – мой муж и Сидони! Я думала, небо упадет мне на голову!
И Дора расплакалась. С лестничной площадки второго этажа Жасент услышала отголоски ее рыданий. Прижав к себе спящего младенца, она остановилась и прислушалась.
– Мадам Матильда, разве мне поверят? Брат с сестрой, которые так плохо ладят друг с другом – и вдруг обнимаются, целуются?
Знахарка знаком попросила Дору замолчать – она услышала в коридоре шорох. Но было слишком поздно: в комнату вошла изумленная Жасент.
– Быть этого не может! – воскликнула она дрожащим голосом. – Бедная моя Дора, что вы такое выдумали? Это было всего лишь проявление нежности, а вы вообразили себе бог знает что!
– Хотелось бы, чтобы это действительно было так, Жасент. Но увы! Ничего я не выдумала. Этой ночью Лорик все не шел спать, и я спустилась на первый этаж, в кухню. Выглянула в окно – нет ли его на крыльце или во дворе. Но тут Тимоте заплакал, и я вернулась в спальню. Покормила его, и когда он уснул, встала у окна – все думала, куда мог уйти мой муж в такой поздний час. Из нашего окна видно дорогу на Сен-Прим. Там-то я их и заметила…
Дора заплакала еще горше. Она закрыла лицо огрубевшими от постоянной стирки руками, словно желая ото всех спрятаться.
– Утром я и виду не подала, – продолжала она. – Не хотела портить всем праздник. Да только нелегко притворяться довольной и слушать мессу, когда эта… ну, когда она рядом!
Жасент механически положила ребенка рядом с матерью. Малыш Тимоте задвигал ножками и ручками, тихонечко захныкал – проголодался. Дора повернулась на бок и расстегнула блузку.
– Раз уж я начала, почему не рассказать все как есть? – проговорила она, всхлипывая. – Зрение у меня хорошее, Лорика я узнаю издалека – и вашу сестру тоже.
– Нет! Наверняка это была другая женщина! – возразила Жасент. – Сидони была со мной. Мы довольно поздно легли спать.
– И спали на одной постели? – спросила Дора.
– Нет конечно! Моя сестра предпочла лечь на диване в гостиной – хотела закончить шитье, никому не мешая.
– Тогда спросите у нее сами, выходила ли она погулять под звездами и поморочить голову моему мужу!
Матильда встала со стула и теперь нервно мерила комнату шагами. Словно ища доказательств, она внезапно замерла и посмотрела в окно, не потрудившись даже отдернуть белую занавеску.
«Боже всемогущий! Выходит, Лорик не исцелился! – думала она. – Я давно почувствовала в нем нездоровое влечение к сестре-близняшке, и Альберту это тоже беспокоило. Те, кого я называю своими духовными проводниками, нашептывали мне кое-что… очень странное! И когда Лорик уехал из Сен-Прима, я вздохнула с облегчением. Нет, это невозможно! Сидо и Лорик, они бы не посмели… Вчера вечером я раскладывала карты таро, и ничего дурного для семейства Клутье они не предсказали!»
Что же касается Жасент, сколь сильно она ни была шокирована возмутительными обвинениями Доры, она тут же вспомнила обстоятельства отъезда своего брата на запад Канады – этот отъезд скорее напоминал бегство. «Однажды вечером я застала ужасную сцену: Лорик целовал Сидони против ее воли. Она испытывала отвращение и стыд…»
Это воспоминание было уликой, и Жасент тут же мысленно обвинила Лорика: конечно, он снова попытался навязать сестре свои ласки! Но разве можно открыть правду Доре, которая и так страдает, сейчас, когда она приложила малыша к груди? Наоборот, ее нужно успокоить любой ценой.
– Дора, прошу, подумайте как следует! Была ночь, и вы могли обознаться.
– Ночь была очень светлой, говорю вам! – всхлипнула Дора. – Пусть она уедет, или я за себя не ручаюсь! Я и так сдерживаюсь, как могу, но еще немного – и я начищу ей физиономию, даю вам слово!