Более менее покончив с клопами, Константин погрузился в глубокий сон. Ему приснилась Екатерина Медичи с ее дурацким колесом Нострадамуса, ее холодные руки, которыми она пыталась обнять его обнаженное тело. И Костя на самом деле почувствовал, как чьи-то руки гладят его. Это видение не исчезло, а только усилилось, потому что к его облаченному в ночную рубаху телу страстно прижималось, просто влипало в него, чье-то явно женское тело, а руки старались перевернуть его на другой бок.
«Господи, да кто же это? — с ужасом думал Костя, боясь разных интриг в чужом доме, ведь он только-только прибыл сюда. — Уж не старая ли ведьма королева-мать, бывшая немалой развратницей (мужу под стать), подсунула мне после ужина в качестве десерта какую-нибудь камеристку? Или кто-то перепутал комнаты, тогда я и вовсе оказался в конфузном положении?»
И тут послышался о раздраженный женский шепот:
— Да перевернешься ты как следует? Этакий тюфяк!..
Костя лег, как полагается лежать мужчине в постели с женщиной.
— Сударыня, простите, но кто вы? — начал Костя не слишком уверенно, хотя все мужское в нем уже тянулось к этой, судя по всему, еще довольно молодой женщине, тершейся об него всем телом, пытаясь вызвать возбуждение то ли у него, то ли у самой себя.
— Кто? Я королева Наваррская, Маргарита, вот кто я такая, жалкий плебей, возомнивший себя новым Нострадамусом, — выталкивала она из себя жестокие слова. Стало быть, молва о нем распространилась, и очень быстро.
— Но, если вы уж считаете меня столь низкородным для собственной персоны, то могли бы поискать забавы и в других помещениях Лувра, — обиженно проговорил Костя. — Насколько я знаю, вы недавно какого-то коменданта крепости соблазнили, а потом и на оруженосцев перешли.
— Это кто, старая ведьма сообщила? — прошипела королева Марго. Скорее утвердительно — отношения матери и дочери как-то не сложились.
— Да нет, это я в своих пророчествах прочел.
— А что ты еще прочтешь обо мне в своих дурацких пророчествах? — страстно обняла Костю знаменитая развратница.
— То, что вы предложите сейчас куда-нибудь увезти меня.
— А ты не болван. Я и хотела съездить с тобой в мой охотничий Домик в Булонском лесу. Это совсем недалеко. Там нам уютней будет… поговорить. Только уж коли я легла к тебе в постель и потрудилась раздеться, потрудись и ты немного, пророк. Или у вас, пророков, все не как у людей устроено?
— Да нет, кое-что осталось, — сказал Костя, прижимая к себе королеву, щедро наделенную природой женскими прелестями.
Когда то, что требовалось совершить Косте, было с честью исполнено, Марго ловко соскочила с кровати.
— Ну, давай, давай, поднимайся! Я, что ли должна тебя ждать? Эх, черт, свет бы зажечь! Чулки куда-то подевались! — приговаривала она.
Константин внимательно посмотрел в сторону Маргариты Наваррской. Пожалуй, безумная лондонская уличная девка Джоанна была несколько стыдливее этой коронованной особы.
На столе было кресало очень модной формы — наверное, последнее изобретение этой элегантной нации. Костя, встав, зажег лампу.
То, что увидел он, его ошеломило. Одевавшаяся женщина поистине была хороша, но не изысканной красотой, а грубовато-вульгарной, бьющей в глаза и зовущей.
— Ладно, не глазей, — сказала она, натягивая найденные чулки. — Еще насмотришься. Нам бы поскорее смыться отсюда в Булонский лес, а там, в моем домике, я тебе такие крендели покажу, что век меня помнить будешь. Только уж ты погадаешь мне за это, ладно?
М-да, простонародным языком она владела в совершенстве. Должно быть, кое-чему научилась у оруженосцев.
— Я — не гадальщик, а предсказатель, — сообщил Костя, на что Марго только махнула рукой:
— Да какая мне разница! Будущее знаешь — вот и станешь говорить. Ну все, пойдем отсюда, а то материнские шпионы этому Бурбону, мужу моему, обо всем донесут. А мне скандалы ужас как надоели!
Только успел Костя повесить через плечо портупею со шпагой, думая, что она будет не лишней, да еще в лесу, а «позор Екатерины Медичи» уже тащила его вон из комнаты, не дав даже погасить лампу.
Карета с четверкой лошадей, впряженных цугом, уже ждала у нижней ступеньки.
Едва дверца за взлезшей в карету парой захлопнулась, как кучер длинным хлыстом огрел, наверное, двух лошадей сразу. Карета обогнула изящнейшую клумбу с цветами, высаженными в прихотливом геометрическом рисунке.
В карете Марго, закинув на Костю свои прелестные полные ножки в шелковых чулках, присосалась к нему клещом, но, оторвавшись, сказала:
— Это тебе авансом. Кстати, тебя как зовут?
— Росин, — решил назваться Костя по фамилии.
— А, Росин! — с ударением на последнем слоге сказала Марго. — Ты что, испанец?
— Нет, русский.
— Ты из страны, где этот ваш страшный правитель сам убивал медведей, а потом ел их мясо сырым?
— Он не только медведей, но и живых младенцев ел, — решил пошутить Костя, которому уже надоели заморские представления о Руси, как месте, достойном того, чтобы им пугали людей. — А еще — «обшивал медведно» провинившихся бояр, и спускал на них собак.
— О, пока едем, расскажи мне о вашем царе, — попросила Марго. — А то я дальше Италии никуда не ездила, а Италия похожа на Францию.
— Ну, царь наш уже четыре года назад, как умер. Он убил своего умного сына, и у него остался сын не совсем здоровый головой. За него управляет боярский совет.
— Вроде нашего парламента, который сильно не любит братца Анри? Его никто не любит! А знаешь, почему?
— И почему?
— Да потому, что он не спит с женщинами, а только с одними мужчинами. Кому же нужен такой король, если у него и детей, наследников, не останется? А вот моего мужа, Анри Наваррского, народ любит. И он когда-нибудь станет королем Франции. Только я с ним разведусь раньше, потому что мы не любим друг друга. Меня шестнадцатилетней девочкой за него выдали.
«Между прочим, в это время — самый отличный возраст для замужества. Не нагулялась Марго, вот в чем тут дело! А теперь переживает — и не забывает наверстывать упущенное», — подсказал Константину услужливый «внутренний голос».
— Мамаша хотела, чтобы Валуа и Бурбоны подружились за счет этого брака, — продолжала Маргарита Наваррская. — А какая дружба, если он мне изменяет, а я — ему! Я Гиза любила, а выдали за Бурбона, вот я и ищу таких интересных мужчин. У меня на самом деле недавно среди любовников оруженосец был. Хороший парень. По-моему, Бурбон его из-за ревности зарезал, — простодушно заметила Марго. — Да вот мы уже подъезжаем! Видишь, среди деревьев огоньки горят. Это мой охотничий домик. Там мы будем ужинать, любиться, а потом ты мне погадаешь, ладно?
Костя пообещал, что непременно погадает Маргарите, и они вышли из кареты.
Этот охотничий домик внутри оказался вовсе и не охотничьим, а похожий на нарядный будуар, где мягкие розовые и голубые тона сочетались с позолоченной резной отделкой и наборным навощенным паркетом, а над овальным столом затейливой формы спускалась люстра с небольшим количеством свечей. По углам комнаты стояли мраморные голые венеры с соблазнительно отставленными задами. Кроме того, скрытый от глаз небольшой по составу оркестр при входе Маргариты и Кости негромко заиграл прелестнейшее скерцо.
«Да как сказать — конечно, домик охотничий! — вновь встрял „внутренний голос“. — Она и не прекращала сезон охоты на мужчин. Да, не забудь — некоторых из них могут зарезать. Из-за ревности…»
Ужин на столе был уже готов и согревался фарфоровыми подставками с горячей водой.
— Ну, что закусим? — с бесцеремонной любезностью спросила Марго, начиная поднимать крышки блюд и, не объясняя, где что лежит, навалила себе на тарелку сразу кучу разносолов, сказав любовнику:
— И ты положи, что хочешь! Здесь прислуги нет. Не мне же, королеве, за тобой ухаживать. И налей-ка мне вина!
Константин был сыт, от еды отказался, а вот вина налил. Оно оказалось превосходным.
— Вот так я и живу: муж бегает от меня, а я от него. Забавно, правда? Я люблю мужчин. Они все разные. Именно за разность их и люблю… А короля никто не любит. Он — извращенец. Как его еще поляки в свои правители выбрали?! Была б моя воля, давно бы его прикончила!..
— И кого бы посадила на трон?
— Как кого? Мужа своего. Правда он со мной разводиться хочет. Ну, налей еще вина, подай мне того маленького лангуста. Съем — и в постель поскорей. Эй, музыканты?! — крикнула она, оборачиваясь. — Поиграли — и проваливайте! У моего мажордома спросите за труды. Мол, потрудились в охотничьем домике…
Лангуст был лишен панциря и съеден очень быстро, вино выпито. Не гася свечей. Марго стала раздеваться с такой же быстротой и ловкостью, с которой очищала лангуста. Завидное умение для средневековой коронованной особы!
— Ну, а ты что сидишь, как истукан? Я что, тебе еще постель нагреть должна? Быстро! И свечи можешь не гасить. Мне при свете любиться больше нравится. Ну и ну, как много у тебя тряпок, и зачем ты волочишь к кровати свою дурацкую шпагу? Ты ею, что ли, со мной сражаться будешь? Ну вот, залез, пай-мальчик! А теперь — в бой!
Все, что читал и слышал Костя о Марго, было жалким отголоском того, что умела делать эта женщина. Через два часа бешеной скачки Костя ощущал себя жеребцом, проскакавшим в полный галоп миль двадцать, а Маргарите Наваррской все было мало. Костя уже начал пускать все свои способы внушения, чтобы прибавить себе сил хотя бы на час. Ведь потом требовалось еще и предсказывать, а это тоже вызывает затраты энергии.
Вдруг, в самый разгар оргии, Константин услышал, как входная дверь скрипнула. Он голой кожей почувствовал потянувшийся сквознячок, а когда он взглянул в сторону двери, то увидел: там стоят со скрещенными руками двое дюжих бородатых мужчин, одетых в кожаные кафтаны. Их головы украшали широкополые шляпы. Портупеи шпаг пересекали их груди. Оба казались мрачны, да и вообще походили на завзятых головорезов.
— Занимайтесь, занимайтесь, — махнул рукой, облаченной в перчатку, один из них. — Продолжайте, п